– Я прибыл сюда совсем с другими представлениями о Кристалмене.
Джойвинд встряхнула волосами.
– Вон там, в той рощице, находится его пустынный алтарь. Пойдем и помолимся там, а потом тронемся в путь, в Пулинд. Это мой дом. Он далеко отсюда, и мы должны попасть туда по блодсомбра.
– А что такое блодсомбр?
– В течение примерно четырех часов в середине дня лучи Бранчспелла так горячи, что никто не может их вынести. Мы называем это блодсомбром.
– А Бранчспелл – это другое название Арктура?
Джойвинд отбросила серьезность и рассмеялась.
– Естественно, мы не заимствовали свои названия у тебя, Маскалл. Я не считаю наши названия очень поэтичными, но они вытекают из природы.
Она нежно взяла его за руку и повела к поросшим деревьями холмам. Пока они шли, солнце пробилось сквозь верхний слой дымки и ужасный шквал обжигающего жара, как порыв печи, обрушился на голову Маскалла. Он непроизвольно взглянул вверх и вновь молниеносно опустил глаза. Все, что он увидел в это мгновение, это сияющий шар электрической белизны, втрое превосходящий видимый диаметр Солнца. В течение нескольких минут он был практически слеп.
– Боже мой! – воскликнул он. – Если так ранним утром, ты, должно быть, абсолютно права насчет блодсомбра. – Не многопридя в себя, он спросил: – Как долги здесь дни, Джойвинд?
И вновь почувствовал, что его мозг зондируют.
– В это время года на каждый час дня вашего лета приходится два наших.
– Страшная жара – и все же она не так мучит меня, как можно было бы ожидать.
– Я ощущаю ее больше обычного. Это нетрудно объяснить: в тебе есть какое-то количество моей крови, а во мне – твоей.
– Да, каждый раз, как я об этом вспоминаю, – скажи, Джойвинд, изменится ли моя кровь, если я пробуду здесь достаточно долго? Я имею в виду, потеряет ли она свою красноту и густоту и станет ли чистой, жидкой и светлой, как твоя?
– Почему бы нет? Если ты будешь жить, как живем мы, ты несомненно станешь похожим на нас.
– Ты имеешь в виду пищу и питье?
– Мы не едим пищи, а пьем только воду.
– И этим вам удается поддерживать жизнь?
– Ну, Маскалл, наша вода – хорошая вода, – ответила Джойвинд с улыбкой.
Как только он снова стал видеть, он внимательно оглядел местность. Обширная алая пустыня простиралась во все стороны до линии горизонта, за исключением того места, где эту линию прерывал оазис. Над ними возвышалось безоблачное темно-синее, почти фиолетовое небо. Окружность горизонта была намного больше, чем на Земле. На горизонте, под прямым углом к направлению их пути, появилась цепь гор, удаленных, по-видимому, миль на сорок. Одна из них, бывшая выше остальных, имела форму чаши. Маскалл счел бы, что путешествует в царстве грез, если бы не интенсивность света, делавшая все жизненно реальным.
Джойвинд указала на гору в форме чаши:
– Это Пулиндред.
– Не пришла же ты оттуда! – воскликнул он, потрясенный.
– Да, именно так. И туда мы сейчас должны идти.
– С единственной целью найти меня?
– Ну, да.
Краска бросилась ему в лицо.
– Тогда ты самая смелая и благородная из всех девушек, – тихо сказал он, помолчав. – Без исключения. Да, это путешествие для атлета!
Она сжала его руку, и множество тонких оттенков пробежало по ее щекам, быстро сменяя друг друга.
– Пожалуйста, не упоминай об этом больше, Маскалл. Мне это неприятно.
– Хорошо. Но сможем ли мы попасть туда до полудня?
– О, да. Расстояние не должно тебя пугать. Мы тут не думаем о больших расстояниях – у нас есть так много всего, о чем можно думать и что чувствовать. Время идет слишком быстро.
За разговором они приблизились к подножию холмов, имевших пологие склоны и возвышавшихся не более, чем на пятьдесят футов. Тут Маскалл заметил странные образчики растительной жизни. Нечто, похожее на небольшой клочок лиловой травы, примерно в пять квадратных футов, двигалось по песку в их направлении. Когда оно достаточно приблизилось, он увидел, что это не трава; травинок не было, только лиловые корни. У каждого маленького растения в этой группе корни вращались, как спицы колеса, лишенного обода. Они поочередно погружались в песок и выдергивались из него, и таким образом растение продвигалось вперед. Какой-то сверхъестественный, полуразумный инстинкт удерживал все растения вместе, передвигал с одной скоростью, в одном направлении, наподобие стаи перелетных птиц в полете.
Другое замечательное растение было большим, покрытым перьями шаром, напоминавшим одуванчик, плывшим в воздухе. Джойвинд поймала его очень грациозным движением в руки и показала Маскаллу. У него имелись корни, и, видимо, оно жило в воздухе и питалось химическими элементами атмосферы. Но самым необычным в нем Маскаллу показался цвет. Это был совершенно новый цвет – не новый оттенок или сочетание, а новый первичный цвет, такой же яркий, как синий, красный или желтый, но абсолютно новый. Когда он спросил, она сказала, что этот цвет называется «ульфировый». Вскоре они встретились с еще одним новым цветом. Этот она назвала «джейловым». Впечатление, произведенное на чувства Маскалла этими двумя дополнительными первичными цветами, имело в его прошлом лишь отдаленные аналогии. Так же, как голубой цвет изящен и таинственен, желтый чист и прост, а красный полон жизни и страсти, так он ощущал ульфировый неистовым и причиняющим боль, а джейловый – сказочным, возбуждающим и чувственным.
Холмы состояли из жирной черной почвы. Небольшие деревья причудливых форм, отличавшиеся одно от другого, но все лилового цвета, покрывали склоны и вершины. Маскалл и Джойвинд пробирались между ними наверх. Под деревьями в изобилии валялись какие-то твердые плоды ярко-синего цвета, размером с большое яблоко и напоминавшие по форме яйцо.
– Плоды здесь, наверно, ядовиты, иначе почему вы не едите их?
Она спокойно посмотрела на него.
– Мы не едим живых существ. Сама эта мысль внушает нам ужас.
– Теоретически мне нечего возразить. Но вы действительно поддерживаете свои тела одной водой?
– Предположим, ты не найдешь никакой другой пищи, Маскалл, – станешь ты есть других людей?
– Не стану.
– И мы не едим растений и животных, которые такие же создания, как мы. Так что нам ничего не остается, кроме воды, а поскольку на самом деле жить можно на чем угодно, воды вполне достаточно.
Маскалл подобрал один из плодов и с любопытством повертел его в руках. При этом вдруг включился еще один из его новых органов чувств. Он обнаружил, что мясистые выступы, расположенные ниже ушей, каким-то совсем новым образом знакомят его с внутренними свойствами плода. Он мог не только видеть его, ощущать его и его запах, но мог различать его внутреннюю сущность. Эта сущность была суровой, стойкой и печальной.
Джойвинд ответила на его незаданный вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Джойвинд встряхнула волосами.
– Вон там, в той рощице, находится его пустынный алтарь. Пойдем и помолимся там, а потом тронемся в путь, в Пулинд. Это мой дом. Он далеко отсюда, и мы должны попасть туда по блодсомбра.
– А что такое блодсомбр?
– В течение примерно четырех часов в середине дня лучи Бранчспелла так горячи, что никто не может их вынести. Мы называем это блодсомбром.
– А Бранчспелл – это другое название Арктура?
Джойвинд отбросила серьезность и рассмеялась.
– Естественно, мы не заимствовали свои названия у тебя, Маскалл. Я не считаю наши названия очень поэтичными, но они вытекают из природы.
Она нежно взяла его за руку и повела к поросшим деревьями холмам. Пока они шли, солнце пробилось сквозь верхний слой дымки и ужасный шквал обжигающего жара, как порыв печи, обрушился на голову Маскалла. Он непроизвольно взглянул вверх и вновь молниеносно опустил глаза. Все, что он увидел в это мгновение, это сияющий шар электрической белизны, втрое превосходящий видимый диаметр Солнца. В течение нескольких минут он был практически слеп.
– Боже мой! – воскликнул он. – Если так ранним утром, ты, должно быть, абсолютно права насчет блодсомбра. – Не многопридя в себя, он спросил: – Как долги здесь дни, Джойвинд?
И вновь почувствовал, что его мозг зондируют.
– В это время года на каждый час дня вашего лета приходится два наших.
– Страшная жара – и все же она не так мучит меня, как можно было бы ожидать.
– Я ощущаю ее больше обычного. Это нетрудно объяснить: в тебе есть какое-то количество моей крови, а во мне – твоей.
– Да, каждый раз, как я об этом вспоминаю, – скажи, Джойвинд, изменится ли моя кровь, если я пробуду здесь достаточно долго? Я имею в виду, потеряет ли она свою красноту и густоту и станет ли чистой, жидкой и светлой, как твоя?
– Почему бы нет? Если ты будешь жить, как живем мы, ты несомненно станешь похожим на нас.
– Ты имеешь в виду пищу и питье?
– Мы не едим пищи, а пьем только воду.
– И этим вам удается поддерживать жизнь?
– Ну, Маскалл, наша вода – хорошая вода, – ответила Джойвинд с улыбкой.
Как только он снова стал видеть, он внимательно оглядел местность. Обширная алая пустыня простиралась во все стороны до линии горизонта, за исключением того места, где эту линию прерывал оазис. Над ними возвышалось безоблачное темно-синее, почти фиолетовое небо. Окружность горизонта была намного больше, чем на Земле. На горизонте, под прямым углом к направлению их пути, появилась цепь гор, удаленных, по-видимому, миль на сорок. Одна из них, бывшая выше остальных, имела форму чаши. Маскалл счел бы, что путешествует в царстве грез, если бы не интенсивность света, делавшая все жизненно реальным.
Джойвинд указала на гору в форме чаши:
– Это Пулиндред.
– Не пришла же ты оттуда! – воскликнул он, потрясенный.
– Да, именно так. И туда мы сейчас должны идти.
– С единственной целью найти меня?
– Ну, да.
Краска бросилась ему в лицо.
– Тогда ты самая смелая и благородная из всех девушек, – тихо сказал он, помолчав. – Без исключения. Да, это путешествие для атлета!
Она сжала его руку, и множество тонких оттенков пробежало по ее щекам, быстро сменяя друг друга.
– Пожалуйста, не упоминай об этом больше, Маскалл. Мне это неприятно.
– Хорошо. Но сможем ли мы попасть туда до полудня?
– О, да. Расстояние не должно тебя пугать. Мы тут не думаем о больших расстояниях – у нас есть так много всего, о чем можно думать и что чувствовать. Время идет слишком быстро.
За разговором они приблизились к подножию холмов, имевших пологие склоны и возвышавшихся не более, чем на пятьдесят футов. Тут Маскалл заметил странные образчики растительной жизни. Нечто, похожее на небольшой клочок лиловой травы, примерно в пять квадратных футов, двигалось по песку в их направлении. Когда оно достаточно приблизилось, он увидел, что это не трава; травинок не было, только лиловые корни. У каждого маленького растения в этой группе корни вращались, как спицы колеса, лишенного обода. Они поочередно погружались в песок и выдергивались из него, и таким образом растение продвигалось вперед. Какой-то сверхъестественный, полуразумный инстинкт удерживал все растения вместе, передвигал с одной скоростью, в одном направлении, наподобие стаи перелетных птиц в полете.
Другое замечательное растение было большим, покрытым перьями шаром, напоминавшим одуванчик, плывшим в воздухе. Джойвинд поймала его очень грациозным движением в руки и показала Маскаллу. У него имелись корни, и, видимо, оно жило в воздухе и питалось химическими элементами атмосферы. Но самым необычным в нем Маскаллу показался цвет. Это был совершенно новый цвет – не новый оттенок или сочетание, а новый первичный цвет, такой же яркий, как синий, красный или желтый, но абсолютно новый. Когда он спросил, она сказала, что этот цвет называется «ульфировый». Вскоре они встретились с еще одним новым цветом. Этот она назвала «джейловым». Впечатление, произведенное на чувства Маскалла этими двумя дополнительными первичными цветами, имело в его прошлом лишь отдаленные аналогии. Так же, как голубой цвет изящен и таинственен, желтый чист и прост, а красный полон жизни и страсти, так он ощущал ульфировый неистовым и причиняющим боль, а джейловый – сказочным, возбуждающим и чувственным.
Холмы состояли из жирной черной почвы. Небольшие деревья причудливых форм, отличавшиеся одно от другого, но все лилового цвета, покрывали склоны и вершины. Маскалл и Джойвинд пробирались между ними наверх. Под деревьями в изобилии валялись какие-то твердые плоды ярко-синего цвета, размером с большое яблоко и напоминавшие по форме яйцо.
– Плоды здесь, наверно, ядовиты, иначе почему вы не едите их?
Она спокойно посмотрела на него.
– Мы не едим живых существ. Сама эта мысль внушает нам ужас.
– Теоретически мне нечего возразить. Но вы действительно поддерживаете свои тела одной водой?
– Предположим, ты не найдешь никакой другой пищи, Маскалл, – станешь ты есть других людей?
– Не стану.
– И мы не едим растений и животных, которые такие же создания, как мы. Так что нам ничего не остается, кроме воды, а поскольку на самом деле жить можно на чем угодно, воды вполне достаточно.
Маскалл подобрал один из плодов и с любопытством повертел его в руках. При этом вдруг включился еще один из его новых органов чувств. Он обнаружил, что мясистые выступы, расположенные ниже ушей, каким-то совсем новым образом знакомят его с внутренними свойствами плода. Он мог не только видеть его, ощущать его и его запах, но мог различать его внутреннюю сущность. Эта сущность была суровой, стойкой и печальной.
Джойвинд ответила на его незаданный вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76