Вы можете догадаться, что я не к каждому испытываю такие чувства. Теперь, когда я его вспоминаю, я понимаю, что он был не столько выше меня, сколько ИНЫМ. Я был так потрясен, что встал и разговаривал с ним стоя. Он спросил, в какой стороне гора Эдидж, и продолжал: «Говорят, там иногда виден свет Маспела. Что ты знаешь об этом?» Я сказал ему правду – что я ничего об этом не знаю, и тогда он продолжал: «Ладно, я иду на Эдидж. И скажи тем, кто придет за мной с той же целью, что им следует сделать то же. Вот и весь разговор. Он пустился в путь, а я с тех пор его не видел и ничего о нем не слышал.
– И ты не пошел за ним из любопытства?
– Нет, потому что едва он повернулся спиной, весь мой интерес к этому человеку почему-то пропал.
– Возможно потому, что он был для тебя бесполезен.
Корпан взглянул на Маскалла.
– Дорога для нас намечена.
– Похоже на то, – безразлично сказал Маскалл. Некоторое время разговор не клеился. Тишина казалась Маскаллу гнетущей, он начал ощущать беспокойство.
– Как ты называешь цвет своей кожи, Хонт, какой я ее видел при дневном свете? Он показался мне странным.
– Долмовый, – сказал Хонт.
– Смесь ульфирового и синего, – объяснил Корпан.
– Теперь буду знать. Эти цвета озадачивают чужеземца.
– А какие цвета есть в вашем мире? – спросил Корпан.
– Первичных всего три, а здесь у вас, похоже, их пять, хотя не могу представить, почему так получается.
– Здесь два набора первичных цветов, – сказал Корпан, – но поскольку один из цветов – синий – одинаков в обоих наборах, всего имеется пять первичных цветов.
– Почему два набора?
– Создаются двумя солнцами. Бранчспелл создает синий, желтый и красный. Альпейн – ульфировый, синий и джейловый.
– Удивительно, что это объяснение раньше не пришло мне в голову.
– То есть это еще одна иллюстрация необходимой тройственности природы. Синий это существование. Это темнота, видимая сквозь свет; контраст существования и пустоты. Желтый это отношение. В желтом свете мы самым ясным образом видим отношение предметов. Красный это чувство. Когда мы видим красный, нас отбрасывает обратно в наши личные чувства… Что касается цветов Альпейна, синий находится посредине и является поэтому не существованием, а отношением. Существование это ульфировый; следовательно, это должно быть иное существование.
Хонт зевнул.
– В твоей подземной дыре есть замечательные философы.
Маскалл встал и огляделся вокруг.
– Куда ведет другая дверь?
– Посмотри сам, – сказал Хонт.
Маскалл поймал его на слове, пересек пещеру широким шагом, отдернул в сторону завесу и исчез в ночи. Хонт резко встал и поспешил за ним.
Корпан тоже поднялся. Он подошел к нетронутым мехам со спиртом, развязал горлышки и дал содержимому вылиться на пол. Затем он взял охотничьи дротики и руками отломил наконечники. Едва он успел занять свое прежнее место, появились Хонт и Маскалл. Быстрые, подвижные глаза хозяина сразу заметили, что произошло. Он улыбнулся и побледнел.
– Ты не терял даром времени, друг.
Корпан не сводил с Хонта смелый, тяжелый взгляд.
– Я подумал, что неплохо бы выдернуть твои зубы.
Маскалл разразился хохотом.
– Жаба вылезла на свет с какой-то целью, Хонт. Кто бы мог этого ожидать?
Хонт, две-три минуты пристально глядевший на Корпана, вдруг издал странный крик, будто злой дух, и бросился на него. Они начали бороться, как дикие кошки. Они то оказывались на полу, то вновь на ногах, и Маскалл не мог разобрать, кто берет верх. Он не пытался расцепить их. Ему в голову пришла одна мысль и, схватив два мужских камня, он со смехом выбежал с ними через верхний вход на открытый ночной воздух.
Проход выходил к пропасти на другой стороне горы. Узкий карниз, посыпанный зеленым снегом, вился вправо вдоль скалы. Это был единственно возможный путь. Маскалл бросил камни с края обрыва. Хотя в руке они были твердыми и тяжелыми, падали они скорее как перья, чем как камни, и оставляли за собой длинный туманный след. Маскалл еще наблюдал, как они исчезают, когда из пещеры выскочил Хонт, преследуемый Корпаном. Он возбужденно схватил Маскалла за руку.
– Что ты сделал, Крэг тебя побери?
– Они улетели за борт, – ответил Маскалл, вновь разражаясь смехом. – Проклятый безумец!
Светящийся цвет Хонта пульсировал, как будто дышал. Затем он неожиданно успокоился, неимоверным усилием воли.
– Ты знаешь, что это меня убьет?
– Разве ты не старался изо всех сил весь этот последний час, чтобы я созрел для Салленбод? А теперь веселее, присоединяйся к компании, ищущей развлечений!
– Ты говоришь это в шутку, но это печальная правда.
Насмешливая злобность Хонта полностью улетучилась.
Он походил на больного человека – но почему-то лицо его стало благороднее.
– Я бы очень пожалел тебя, Хонт, если бы это не влекло тем самым жалости к себе. У нас троих теперь одна цель – но до тебя, похоже, она еще не дошла.
– Но зачем нам вообще это нужно? – тихо спросил Корпан. – Не могли бы вы держать себя в руках, пока мы не выберемся из опасного места?
Хонт глянул на него дикими глазами.
– Нет. Призраки уже набросились на меня.
Он мрачно уселся, но через минуту вновь вскочил.
– И я не могу ждать… Игра начата…
Вскоре, по молчаливому согласию, они зашагали по карнизу, Хонт впереди. Узкий скользкий карниз шел вверх, требовалась чрезвычайная осторожность. Путь освещался светящимся снегом и скалами.
Когда они покрыли около полумили, Маскалл, шедший вторым, зашатался, схватился за скалу и, наконец, сел.
– Спиртное действует. Возвращаются мои прежние ощущения, но гораздо хуже.
Хонт обернулся.
– Тогда ты обречен.
Маскаллу, хотя он полностью осознавал присутствие своих спутников и ситуацию в целом, показалось, что на него давит какое-то черное, бесформенное, сверхъестественное существо, пытающееся его обнять. Его переполнял ужас, он сильно дрожал, однако не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Пот крупными каплями катился по лицу. Кошмар наяву длился долго, то надвигаясь, то отступая. Одно мгновение видение, казалось, вот-вот уйдет, а в следующее – оно почти обретало форму, что, как он знал, было бы его, Маскалла, смертью. Вдруг оно совсем исчезло – он был свободен. Свежий весенний ветерок овевал его лицо; он слышал неторопливое одинокое пение нежной пташки; ему показалось, что в душе его возникло нечто прекрасное. Такой сверкающей, заставляющей колотиться сердце радости он никогда не испытывал за всю свою жизнь! Это чувство тоже исчезло почти тотчас же.
Сидя, он проводил рукой по глазам и тихо раскачивался, как человек, которому явился ангел.
– Ты побелел, – сказал Корпан.
– Что случилось?
– Я сквозь муки прошел к любви, – просто ответил Маскалл. Он встал. Хонт хмуро смотрел на него.
– Ты не опишешь этот переход?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76