Он не ответил, а она больше не сказала ничего. Через несколько минут Маскалл сам встал и грубо, почти зло, вновь забросил труп Кримтифона на плечо.
– Далеко нам идти? – спросил он сердито.
– Час ходьбы.
– Иди вперед.
– Однако это не та жертва, которую я имею в виду, – сказала Тайдомин, направляясь вперед.
Почти сразу же дорога стала тяжелее. Им приходилось переходить с пика на пик, как с острова на остров. Иногда они могли перешагнуть или перепрыгнуть, иногда приходилось пользоваться грубыми мостами или поваленными деревьями. Похоже, по этой тропе ходили часто. Внизу, под ними, зияли черные непроглядные пропасти – а на поверхности сияло солнце, сверкали веселые разноцветные камни, хаотически сплетались странные растения. Попадались бесчисленные рептилии и насекомые. Последние были толще, чем на Земле, а следовательно, еще более отвратительны, некоторые из них поражали своими размерами. Одно чудовищное насекомое размером с лошадь стояло посреди их тропы, не двигаясь. Панцирь покрывал его, челюсти походили на ятаганы, под телом виднелся лес ног. Один злобный взгляд Тайдомин, и насекомое, отпрянув, рухнуло в бездну.
– Что могу я предложить, кроме своей жизни? – неожиданно нарушил тишину Маскалл. – И какая в этом польза? Это не вернет бедную девушку обратно к жизни.
– Жертву приносят не ради пользы. Это наказание, которое мы платим.
– Я это знаю.
– Суть в том, сможешь ли ты продолжать наслаждаться жизнью после того, что случилось.
Она подождала, чтобы Маскалл поравнялся с ней.
– Ты, наверное, думаешь, что я не вполне мужчина – ты думаешь так, потому что я позволил бедной Ошикс погибнуть вместо меня.
– Да, она погибла вместо тебя, – сказала Тайдомин тихим, многозначительным голосом.
– Это была бы твоя вторая ошибка, – ответил Маскалл также твердо. – Я не был влюблен в Ошикс, и я не влюблен в жизнь.
– Твоя жизнь и не требуется.
– Тогда я не понимаю, чего ты хочешь и о чем ты говоришь.
– Не мне требовать от тебя жертвы, Маскалл. Это была бы уступка с твоей стороны, а не жертва. Ты должен дождаться, пока не почувствуешь, что тебе ничего другого не остается.
– Все это очень загадочно.
Разговор внезапно прервался долгим ужасающим рокочущим звуком обвала, раздавшимся откуда-то неподалеку, впереди. Он сопровождался сильным сотрясением почвы под ними. В испуге они взглянули туда, как раз вовремя, чтобы заметить исчезновение огромной части поросшей лесом местности менее чем в двухстах ярдах от них. Несколько акров деревьев, растений, камней и почвы со всей фауной, как по волшебству, пропали у них на глазах. Появилась новая пропасть, вырезанная будто ножом. За дальним ее краем над самым горизонтом горело синее сияние Альпейна.
– Теперь нам придется идти в обход, – сказала Тайдомин. Маскалл схватил ее третьей рукой.
– Выслушай меня, а я постараюсь описать, что я чувствую. Когда я увидел этот обвал, я вспомнил все, что слышал о полной гибели мира. Мне показалось, я на самом деле вижу это, и что мир действительно разваливается на куски. И вот, где была земля, теперь эта пустота, страшная пропасть – так сказать, НИЧТО – и мне кажется, что наша жизнь придет в такое же состояние: где было что-то, будет ничто. А этот жуткий ослепительный синий свет на противоположной стороне выглядит как глаз судьбы. Он обвиняет нас и спрашивает, во что мы превратили нашу жизнь, которой больше нет. В то же время он полон величия и радости. Эта радость состоит вот в чем – в нашей власти отдать по доброй воле то, что позже у нас отберут силой.
Тайдомин внимательно смотрела на него.
– Значит, ты чувствуешь, что жизнь твоя ничего не стоит, и ты даришь ее первому, кто попросит?
– Нет, гораздо глубже. Я чувствую, что единственное, ради чего стоит жить, это быть таким великодушным, чтобы сама судьба пришла в изумление. Пойми меня. Это не цинизм, или горечь, или отчаяние, а геройство… Это трудно объяснить.
– А теперь ты услышишь, какую жертву предлагаю тебе я, Маскалл. Она тяжела, но похоже, ты такой и хочешь.
– Это так. В моем нынешнем состоянии она не покажется мне слишком тяжелой.
– Тогда, если ты искренен, уступи мне свое тело. Теперь, когда Кримтифон мертв, мне трудно быть женщиной.
– Я не понимаю.
– Тогда слушай. Я хочу начать новое существование в твоем теле. Я хочу быть мужчиной. Я поняла, что женщиной быть не стоит. Я собираюсь посвятить свое собственное тело Кримтифону. Я свяжу наши с ним тела и похороню их вместе в горящем озере. Вот жертва, которую я тебе предлагаю. Как я сказала, она тяжела.
– То есть, ты просишь меня умереть. Хотя и трудно понять, как ты сможешь воспользоваться моим телом.
– Нет, я не прошу тебя умирать. Ты будешь продолжать жить.
– Как это возможно без тела?
Тайдомин серьезно посмотрела на него.
– Таких существ много, даже в твоем мире. Там вы зовете их духами, привидениями, призраками. На самом же деле это живые воли, лишенные материальных тел, все время стремящиеся к действиям и удовольствиям, но абсолютно не способные к этому. Как ты думаешь, ты достаточно великодушен, чтобы принять такое состояние?
– Если это возможно, я его приму, – спокойно сказал Маскалл. – Не вопреки его тяжести, а благодаря ей. Но каким образом?
– В нашем мире, несомненно, возможно многое, о чем ты не имеешь понятия. Давай подождем до дома. Я не ловлю тебя на слове, поскольку, если это не добровольная жертва, мне в ней прока нет.
– Я не бросаю слов на ветер. Если ты можешь совершить это чудо, я согласен, раз и навсегда.
– Ну что ж, пусть пока это будет так, – печально сказала Тайдомин.
Они продолжили свой путь. Сначала, из-за обвала, Тайдомин, казалось, затруднялась найти правильную дорогу, но после долгих блужданий они в конце концов выбрались на другую сторону вновь образовавшейся пропасти. Еще немного позже, в небольшой рощице, покрывавшей миниатюрный изолированный пик, они встретили человека. Он отдыхал, привалившись к дереву, и выглядел усталым, страдающим от жары и подавленным. Его молодое безбородое лицо выражало необыкновенную искренность, во всех же остальных отношениях он казался смелым и закаленным юношей интеллектуального типа. На голове торчали густые короткие волосы соломенного цвета. У него не было ни сорба, ни третьей руки – по-видимому, он не был уроженцем Ифдона. Однако лоб его обезображивали целых восемь глаз различного размера и формы. Они располагались парами, и когда одна пара использовалась, это было заметно по особому блеску – в то время как остальные оставались тусклыми, пока не приходила их очередь. В дополнение к этим верхним глазам он обладал и двумя нижними, но они были пусты и безжизненны. Эта необычная батарея глаз, поочередно оживавших и умиравших, придавала юноше внешность, вызывающую какое-то тревожное ощущение напряженной умственной деятельности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76