Для ответа – тоже немного. «Наконец, если начнется судебное разбирательство с целью раскрыть сведения, касающиеся личности вашего отца, содействие вашим поискам на данном этапе представляет собой очевидный конфликт интересов, и я убедительно прошу вас оставить дальнейшие попытки затронуть этот вопрос и поверить, что настоящее письмо полностью выражает нашу позицию». Прекрасно. План «А» умер, едва родившись.
Господин Аояма, заместитель начальника вокзала Уэно, лыс, как болванка, и носит великолепные усы под Адольфа Гитлера. Сегодня вторник, мой первый рабочий день в бюро находок вокзала Уэно.
– У меня гораздо больше дел, чем ты думаешь,– говорит он, не отрывая глаз от бумаг.– Но я взял за правило проводить с каждым новичком индивидуальное собеседование.
Между фразами повисают паузы длиной с милю.
– Кто я, ты знаешь.– Скрип ручки.– А ты…– Он сверяется со списком.– Эйдзи Миякэ.
Он смотрит на меня, ожидая, что я кивну. Киваю.
– Миякэ.– Он произносит мое имя так, словно это название пищевой добавки.– Раньше работал на апельсиновой плантации,– он перебирает страницы, и я узнаю свой почерк,– на острове, каком – неважно, к югу от Кюсю. Сельскохозяйственные работы.
На стене над Аоямой висят портреты его выдающихся предшественников. Я представляю, как они спорят каждое утро, кому из них восставать из мертвых и принимать бразды правления кабинетом на очередной утомительный день. В кабинете пахнет потемневшими на солнце картонными папками. Гудит компьютер. Сияют клюшки для гольфа.
– Кто тебя нанял? Эта женщина, Сасаки?
Киваю. Раздается стук в дверь, и секретарша вносит поднос с чаем.
– Я беседую со стажером, госпожа Маруи! – раздраженно шипит Аояма.– И это значит, что чай с десяти тридцати пяти переносится на десять сорок пять, так?
Сбитая с толку, госпожа Маруи кланяется, извиняется и ретируется.
– Подойди к тому окну, Миякэ, выгляни и расскажи, что видишь.
Выполняю.
– Мойщика окон, господин.
Этот человек не воспринимает иронии.
– Под мойщиком окон.
Поезда, что прибывают и отправляются в тени отеля «Терминус». Утренние пассажиры. Тележки с багажом. Толкущиеся без дела, потерявшиеся, опоздавшие, встречающие, встречаемые. Машины для мытья платформ.
– Вокзал Уэно.
– Расскажи, Миякэ, что такое вокзал Уэно?
Этот вопрос ставит меня в тупик.
– Вокзал Уэно,– Аояма сам отвечает на свой вопрос,– исключительный механизм. Один из самых точных хронометров на земле. В мире. А этот недоступный ни для пожара, ни для воров кабинет – один из его нервных центров. С этого пульта управления я могу получить доступ…
практически ко всему. Вокзал Уэно – это наша жизнь, Миякэ. Ты служишь ему, он служит тебе. Он обеспечивает твой карьерный рост. Тебе оказана честь на время стать деталью этого механизма. Я и сам начинал с должности низкой, как у тебя, но пунктуальностью, упорством, неподкупностью…
Звонит телефон, и я перестаю для него существовать. Лицо его вспыхивает, как лампочка большой мощности, в голосе – радостное возбуждение:
– О, господин! Какая честь… да… в самом деле… в самом деле… вполне. Превосходное предложение. Осмелюсь добавить… да, конечно. Безусловно… в членских взносах? Бесподобно… превосходно… могу ли я предложить… в самом деле. Перенесено на пятницу? Как это верно… мы все с огромным нетерпением ожидаем известий о том, как мы поработали. Спасибо… вполне… Могу ли я…– Аояма вешает трубку и тупо на нее смотрит.
Вежливо покашливаю.
Аояма поднимает взгляд.
– На чем я остановился?
– Детали и неподкупность.
– Неподкупность.– Но мысли его уже далеко. Он закрывает глаза и потирает переносицу.– Твой испытательный срок – шесть месяцев. В марте тебе представится возможность сдать экзамены для служащих Японской железной дороги. Значит, тебя наняла госпожа Сасаки. Вот уж кто не образец для подражания. Из тех, кто хочет быть и женщиной и мужчиной в одном лице. Не ушла с работы даже после замужества. Муж у нее умер – печально, конечно, но люди умирают каждый день, это еще не повод Для того, чтобы метить на мужскую должность в качестве компенсации. Итак, Миякэ. Избавься от своего акцента. Слушай дикторов Эн-эйч-кей. Вытряхни мусор из мозгов. В мое время средние школы готовили тигров. Сейчас они выпускают павлинов. Ты свободен.
Я кланяюсь и закрываю за собой дверь, но он уже не смотрит в мою сторону. Рядом с кабинетом никого нет. Сбоку от стены стоит поднос. Сам себе удивляясь, я открываю крышку чайника и плюю в него. Должно быть, стресс.
Бюро находок – неплохое место для работы. Приходится носить малопривлекательную униформу сотрудника Японской железной дороги, но рабочий день заканчивается в шесть, а по линии Кита-Сэндзю вокзал Уэно находится всего в нескольких станциях от Умэдзимы, откуда до «Падающей звезды» рукой подать. В течение шестимесячного испытательного срока я буду получать жалованье раз в неделю, что вполне меня устраивает. Мне повезло. Эту работу нашел для меня Бунтаро. Когда я в прошлую пятницу вернулся из «Пан-оптикона», он сказал, что слышал, будто здесь может открыться вакансия: не заинтересует ли это меня? «Еще бы!» – ответил я и не успел оглянуться, как уже проходил собеседование с госпожой Сасаки. Дама суровая и бывалая – токийский вариант моей бабушки,– она, однако, поговорив со мной полчаса, предложила мне это место. Утром я составляю каталоги – наклеиваю этикетки с данными о дате/времени/номере поезда на предметы, собранные кондукторами и уборщиками на конечных станциях, и укладываю их на соответствующую металлическую полку. Госпожа Сасаки заведует бюро находок и сидит в боковом кабинете, где разбирается с ценными предметами: бумажниками, платежными картами, драгоценностями – всем, что должно регистрироваться в полиции. Суга учит меня обращаться с вещами, не имеющими особой ценности, которые хранятся в заднем помещении.
– Здесь не так много естественного света, да? – говорит Суга.– Но можно легко определить, какой сейчас месяц, по тому, что сюда попадает. С ноября по февраль – лыжи и сноуборды. В марте – дипломы. В июне – завал свадебных подарков. В июле – горы купальников. С хорошим дождичком приносит сотни зонтов. Работа не самая вдохновляющая, но все лучше, чем носиться по авторемонтной площадке или развозить пиццу, имхо.
После обеда я сижу за стойкой, ожидая тех, кто придет заявить права на свою собственность, или отвечаю на звонки. В часы пик, разумеется, дел больше всего, но часов с трех пополудни работа скорее напоминает отдых. Самый частый посетитель – мои воспоминания.
***
Листья такие зеленые, что кажутся синими. Мы с Андзю играем в гляделки: пристально смотрим друг на друга, и тот, кто заставит другого улыбнуться и отвести взгляд, выигрывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Господин Аояма, заместитель начальника вокзала Уэно, лыс, как болванка, и носит великолепные усы под Адольфа Гитлера. Сегодня вторник, мой первый рабочий день в бюро находок вокзала Уэно.
– У меня гораздо больше дел, чем ты думаешь,– говорит он, не отрывая глаз от бумаг.– Но я взял за правило проводить с каждым новичком индивидуальное собеседование.
Между фразами повисают паузы длиной с милю.
– Кто я, ты знаешь.– Скрип ручки.– А ты…– Он сверяется со списком.– Эйдзи Миякэ.
Он смотрит на меня, ожидая, что я кивну. Киваю.
– Миякэ.– Он произносит мое имя так, словно это название пищевой добавки.– Раньше работал на апельсиновой плантации,– он перебирает страницы, и я узнаю свой почерк,– на острове, каком – неважно, к югу от Кюсю. Сельскохозяйственные работы.
На стене над Аоямой висят портреты его выдающихся предшественников. Я представляю, как они спорят каждое утро, кому из них восставать из мертвых и принимать бразды правления кабинетом на очередной утомительный день. В кабинете пахнет потемневшими на солнце картонными папками. Гудит компьютер. Сияют клюшки для гольфа.
– Кто тебя нанял? Эта женщина, Сасаки?
Киваю. Раздается стук в дверь, и секретарша вносит поднос с чаем.
– Я беседую со стажером, госпожа Маруи! – раздраженно шипит Аояма.– И это значит, что чай с десяти тридцати пяти переносится на десять сорок пять, так?
Сбитая с толку, госпожа Маруи кланяется, извиняется и ретируется.
– Подойди к тому окну, Миякэ, выгляни и расскажи, что видишь.
Выполняю.
– Мойщика окон, господин.
Этот человек не воспринимает иронии.
– Под мойщиком окон.
Поезда, что прибывают и отправляются в тени отеля «Терминус». Утренние пассажиры. Тележки с багажом. Толкущиеся без дела, потерявшиеся, опоздавшие, встречающие, встречаемые. Машины для мытья платформ.
– Вокзал Уэно.
– Расскажи, Миякэ, что такое вокзал Уэно?
Этот вопрос ставит меня в тупик.
– Вокзал Уэно,– Аояма сам отвечает на свой вопрос,– исключительный механизм. Один из самых точных хронометров на земле. В мире. А этот недоступный ни для пожара, ни для воров кабинет – один из его нервных центров. С этого пульта управления я могу получить доступ…
практически ко всему. Вокзал Уэно – это наша жизнь, Миякэ. Ты служишь ему, он служит тебе. Он обеспечивает твой карьерный рост. Тебе оказана честь на время стать деталью этого механизма. Я и сам начинал с должности низкой, как у тебя, но пунктуальностью, упорством, неподкупностью…
Звонит телефон, и я перестаю для него существовать. Лицо его вспыхивает, как лампочка большой мощности, в голосе – радостное возбуждение:
– О, господин! Какая честь… да… в самом деле… в самом деле… вполне. Превосходное предложение. Осмелюсь добавить… да, конечно. Безусловно… в членских взносах? Бесподобно… превосходно… могу ли я предложить… в самом деле. Перенесено на пятницу? Как это верно… мы все с огромным нетерпением ожидаем известий о том, как мы поработали. Спасибо… вполне… Могу ли я…– Аояма вешает трубку и тупо на нее смотрит.
Вежливо покашливаю.
Аояма поднимает взгляд.
– На чем я остановился?
– Детали и неподкупность.
– Неподкупность.– Но мысли его уже далеко. Он закрывает глаза и потирает переносицу.– Твой испытательный срок – шесть месяцев. В марте тебе представится возможность сдать экзамены для служащих Японской железной дороги. Значит, тебя наняла госпожа Сасаки. Вот уж кто не образец для подражания. Из тех, кто хочет быть и женщиной и мужчиной в одном лице. Не ушла с работы даже после замужества. Муж у нее умер – печально, конечно, но люди умирают каждый день, это еще не повод Для того, чтобы метить на мужскую должность в качестве компенсации. Итак, Миякэ. Избавься от своего акцента. Слушай дикторов Эн-эйч-кей. Вытряхни мусор из мозгов. В мое время средние школы готовили тигров. Сейчас они выпускают павлинов. Ты свободен.
Я кланяюсь и закрываю за собой дверь, но он уже не смотрит в мою сторону. Рядом с кабинетом никого нет. Сбоку от стены стоит поднос. Сам себе удивляясь, я открываю крышку чайника и плюю в него. Должно быть, стресс.
Бюро находок – неплохое место для работы. Приходится носить малопривлекательную униформу сотрудника Японской железной дороги, но рабочий день заканчивается в шесть, а по линии Кита-Сэндзю вокзал Уэно находится всего в нескольких станциях от Умэдзимы, откуда до «Падающей звезды» рукой подать. В течение шестимесячного испытательного срока я буду получать жалованье раз в неделю, что вполне меня устраивает. Мне повезло. Эту работу нашел для меня Бунтаро. Когда я в прошлую пятницу вернулся из «Пан-оптикона», он сказал, что слышал, будто здесь может открыться вакансия: не заинтересует ли это меня? «Еще бы!» – ответил я и не успел оглянуться, как уже проходил собеседование с госпожой Сасаки. Дама суровая и бывалая – токийский вариант моей бабушки,– она, однако, поговорив со мной полчаса, предложила мне это место. Утром я составляю каталоги – наклеиваю этикетки с данными о дате/времени/номере поезда на предметы, собранные кондукторами и уборщиками на конечных станциях, и укладываю их на соответствующую металлическую полку. Госпожа Сасаки заведует бюро находок и сидит в боковом кабинете, где разбирается с ценными предметами: бумажниками, платежными картами, драгоценностями – всем, что должно регистрироваться в полиции. Суга учит меня обращаться с вещами, не имеющими особой ценности, которые хранятся в заднем помещении.
– Здесь не так много естественного света, да? – говорит Суга.– Но можно легко определить, какой сейчас месяц, по тому, что сюда попадает. С ноября по февраль – лыжи и сноуборды. В марте – дипломы. В июне – завал свадебных подарков. В июле – горы купальников. С хорошим дождичком приносит сотни зонтов. Работа не самая вдохновляющая, но все лучше, чем носиться по авторемонтной площадке или развозить пиццу, имхо.
После обеда я сижу за стойкой, ожидая тех, кто придет заявить права на свою собственность, или отвечаю на звонки. В часы пик, разумеется, дел больше всего, но часов с трех пополудни работа скорее напоминает отдых. Самый частый посетитель – мои воспоминания.
***
Листья такие зеленые, что кажутся синими. Мы с Андзю играем в гляделки: пристально смотрим друг на друга, и тот, кто заставит другого улыбнуться и отвести взгляд, выигрывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126