Чувство высокой миссии, которое они излучают, расчищает им путь сквозь встречный поток пассажиров.
– Об этом стоит разузнать побольше,– говорит Суга.– Держи оборону, Миякэ. Пахнет скандалом.
Он пулей вылетает из кабинета, и тут же звонит телефон:
– Бюро находок? Я звоню узнать насчет парика одного моего друга…
Я испускаю стон. У нас сотни париков.
К счастью, это глэм-роковый парик, усыпанный блестками, так что за пять минут отсутствия Сути мне удается его опознать.
– Аояма свихнулся! – Суга возбужденно выкладывает новости.– Все микросхемы в башке погорели! И это в мой последний день!
– Аояма? – вспоминаю телефонный звонок.
– Вчера вышел приказ. Высшее руководство токийского отделения ЯЖД решило убрать его с глаз долой. По Распоряжению нового губернатора все крупные токийские вокзалы перетряхиваются, а Аояма – это символ неприкасаемых. Советник – парень десять лет преподавал в Гарвардской бизнес-школе – сообщил ему эту новость в присутствии группы младших менеджеров: получилось что-то вроде семинара «Как понизить кого-нибудь в должности».
– Кошмар.
– Кошмар начался потом. Аояма вытаскивает арбалет вот…
– Арбалет?
– Арбалет. И целится советнику в грудь, вот. Должно быть, предчувствовал, что это случится. Он приказывает всем помощникам, кроме одного, выйти, если только они не желают понаблюдать, как стрела пронзит человеческое сердце. Полная шиза. Потом Аояма бросает оставшемуся менеджеру моток альпинистской веревки и приказывает привязать советника к креслу. И приказывает менеджеру выйти. Потом запирает дверь изнутри – до того, как прибежала служба охраны.
– И чего он требует?
– Еще никто не знает. Вызвали полицию, поэтому телевизионщики тоже приехали. Подошел директор и попытался разогнать журналистов, но нас все равно покажут в вечерних новостях! Настоящая бомба. Думаю, скоро подъедут отряды спецназа и переговорщики в пуленепробиваемых жилетах. Ничего подобного в Уэно еще не было. Событие всенародного масштаба!
***
Я ныряю влево и понимаю, что мяч ушел вправо. От удара о землю у меня перехватывает дыхание и хрустят кости. Противник ревет. Я выплевываю зуб. Он лежит на земле, он больше не часть меня. Белый, со сгустком крови. Зачем вставать? Из-за меня матч проигран, я потерял друзей, футбол, славу, надежду найти отца – все, кроме Андзю. Не нужно было уезжать с Якусимы. Местные жители навсегда запомнят мой позор. Как я теперь вернусь домой? Лежу в грязи посреди вратарской площадки – если я разрыдаюсь прямо здесь, как…
– Вставай, Миякэ! – Накамори, капитан команды.
Поднимаю глаза. Мальчишка с крысиным хвостиком схватился за голову. Противник трусит прочь. Судья указывает на одиннадцатиметровую отметку. Смотрю в наши ворота. Пусто. Где же мяч? И тут я понимаю, что произошло. Мяч пролетел мимо. Бог грома треплет меня по волосам. Благодарю тебя. О, благодарю! Сможешь ли ты, мой сверхъестественный покровитель, продлить мою удачу на оставшиеся двадцать пять минут? Пожалуйста! Я кладу мяч на землю для удара от ворот.
– Хорошо отбил,– презрительно усмехается болельщик противника.
– По местам! – вопит Икэда.– Пошли, пошли, пошли!
Я пытаюсь поймать взгляд кого-нибудь из нашей команды, но каждый отводит глаза, боясь, что я передам ему пас. Что делать? Ветер усиливается.
– Послушай,– молю я бога грома,– сделай меня таким же великим вратарем, как Мацуи, хотя бы на эту игру, и мое будущее принадлежит тебе. Я знаю, ты спас меня только что. Не отворачивайся же теперь. Пожалуйста. Пожалуйста.
Отбегаю на несколько шагов назад, делаю три глубоких вдоха, бросаюсь к мячу и… прекрасный, ловкий, сильный, быстрый, как ракета, божественный удар. Бог грома перехватывает мяч, когда тот взлетает на высоту дома, и с лета посылает через все поле. Мяч парит над нападающими противника. Защитники медленно бегут на свою половину поля, не зная, что бьют по их воротам. Зрители не верят своим глазам. Игроки оглядываются, не понимая, куда мог деться мяч. Вратарь противника фотографируется с девочкой, и мяч падает на землю раньше, чем он понимает, что требуются его услуги. В панике он бросается за линию ворот. Мяч перескакивает через вратаря, и южный ветер направляет его вниз, прямо в сетку.
***
Прогулка пешком от станции Кита-Сэндзю до «Падающий звезды» обычно проветривает мне мозги, но сейчас я не могу не думать об Аояме, который заперся в своем кабинете целясь арбалетной стрелой в голову чиновнику в красных подтяжках и костюме в тонкую полоску. Суга остался там после работы, но мне хотелось побыстрее убраться. Я даже не попрощался с Сугой. В «Падающей звезде» Бунтаро приклеился к телевизору, черпая ложкой мороженое с австралийским орехом.
– Ну, ты даешь, Миякэ. Ты у нас просто посланник рока.
– Что вы имеете в виду?
– Взгляни на экран! В Уэно не случалось ничего подобного, пока ты не начал там работать.
Обмахиваясь бейсболкой, смотрю на экран. Камера с увеличением показывает кабинет Аоямы снаружи, снимая, как я думаю, из отеля «Терминус». Жалюзи закрыты. «Вокзал Уэно в осаде».
– Не может быть и речи о том,– убеждает полицейский толпу журналистов,– чтобы в настоящий момент проводить захват с применением силы.
– Внушают ему ложное чувство безопасности,– говорит Бунтаро.– Что за тип этот Аояма? Он что, совсем с катушек слетел? Или любитель работать на публику?
– Не знаю… Он просто несчастен.
А я плюнул ему в чайник. Устало поднимаюсь по лестнице.
– Ты не будешь смотреть?
– Нет.
– О, кстати. Насчет этой твоей кошки.
– Я выглядываю вниз:
– Вы нашли ее хозяина?
Одним глазом Бунтаро продолжает смотреть телевизор:
– Нет, дружище, но, похоже, она отправилась к правителям. Если только у нее не было близнеца. Сходство разительное. Утром еду я на своем скутере и что, как ты думаешь, вижу у сточной канавы напротив «Лоусонз»? Дохлую кошку, а над ней жужжат мухи. Черная, белые лапы и хвост, клетчатый ошейник с серебряной пряжкой, в точности как ты описал. Когда я приехал сюда, то исполнил свой гражданский долг и позвонил в муниципалитет, но кто-то уже сообщил о ней. Нельзя, чтобы подобные вещи валялись на улице в такую жару.
Это мой самый плохой день.
– Извини, что принес дурные вести, и вообще…
– То есть второй самый плохой.
– Это всего лишь кошка,– бормочу я.
Захожу в свою капсулу, сажусь и понимаю, что не хочу ничего, кроме как докурить пачку «Данхилла». Телевизор смотреть не хочется. По пути я купил лапшу в стаканчике и упаковку мятой клубники, но аппетита нет. Слушаю, как улицу заполняет вечер.
***
Когда на следующее утро паром везет нас обратно, Якусима никак не может обрести свою полную величину. День сияет солнечным светом, но впечатление, что этот бесконечный остров – всего лишь ее уменьшенная копия, только усиливается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
– Об этом стоит разузнать побольше,– говорит Суга.– Держи оборону, Миякэ. Пахнет скандалом.
Он пулей вылетает из кабинета, и тут же звонит телефон:
– Бюро находок? Я звоню узнать насчет парика одного моего друга…
Я испускаю стон. У нас сотни париков.
К счастью, это глэм-роковый парик, усыпанный блестками, так что за пять минут отсутствия Сути мне удается его опознать.
– Аояма свихнулся! – Суга возбужденно выкладывает новости.– Все микросхемы в башке погорели! И это в мой последний день!
– Аояма? – вспоминаю телефонный звонок.
– Вчера вышел приказ. Высшее руководство токийского отделения ЯЖД решило убрать его с глаз долой. По Распоряжению нового губернатора все крупные токийские вокзалы перетряхиваются, а Аояма – это символ неприкасаемых. Советник – парень десять лет преподавал в Гарвардской бизнес-школе – сообщил ему эту новость в присутствии группы младших менеджеров: получилось что-то вроде семинара «Как понизить кого-нибудь в должности».
– Кошмар.
– Кошмар начался потом. Аояма вытаскивает арбалет вот…
– Арбалет?
– Арбалет. И целится советнику в грудь, вот. Должно быть, предчувствовал, что это случится. Он приказывает всем помощникам, кроме одного, выйти, если только они не желают понаблюдать, как стрела пронзит человеческое сердце. Полная шиза. Потом Аояма бросает оставшемуся менеджеру моток альпинистской веревки и приказывает привязать советника к креслу. И приказывает менеджеру выйти. Потом запирает дверь изнутри – до того, как прибежала служба охраны.
– И чего он требует?
– Еще никто не знает. Вызвали полицию, поэтому телевизионщики тоже приехали. Подошел директор и попытался разогнать журналистов, но нас все равно покажут в вечерних новостях! Настоящая бомба. Думаю, скоро подъедут отряды спецназа и переговорщики в пуленепробиваемых жилетах. Ничего подобного в Уэно еще не было. Событие всенародного масштаба!
***
Я ныряю влево и понимаю, что мяч ушел вправо. От удара о землю у меня перехватывает дыхание и хрустят кости. Противник ревет. Я выплевываю зуб. Он лежит на земле, он больше не часть меня. Белый, со сгустком крови. Зачем вставать? Из-за меня матч проигран, я потерял друзей, футбол, славу, надежду найти отца – все, кроме Андзю. Не нужно было уезжать с Якусимы. Местные жители навсегда запомнят мой позор. Как я теперь вернусь домой? Лежу в грязи посреди вратарской площадки – если я разрыдаюсь прямо здесь, как…
– Вставай, Миякэ! – Накамори, капитан команды.
Поднимаю глаза. Мальчишка с крысиным хвостиком схватился за голову. Противник трусит прочь. Судья указывает на одиннадцатиметровую отметку. Смотрю в наши ворота. Пусто. Где же мяч? И тут я понимаю, что произошло. Мяч пролетел мимо. Бог грома треплет меня по волосам. Благодарю тебя. О, благодарю! Сможешь ли ты, мой сверхъестественный покровитель, продлить мою удачу на оставшиеся двадцать пять минут? Пожалуйста! Я кладу мяч на землю для удара от ворот.
– Хорошо отбил,– презрительно усмехается болельщик противника.
– По местам! – вопит Икэда.– Пошли, пошли, пошли!
Я пытаюсь поймать взгляд кого-нибудь из нашей команды, но каждый отводит глаза, боясь, что я передам ему пас. Что делать? Ветер усиливается.
– Послушай,– молю я бога грома,– сделай меня таким же великим вратарем, как Мацуи, хотя бы на эту игру, и мое будущее принадлежит тебе. Я знаю, ты спас меня только что. Не отворачивайся же теперь. Пожалуйста. Пожалуйста.
Отбегаю на несколько шагов назад, делаю три глубоких вдоха, бросаюсь к мячу и… прекрасный, ловкий, сильный, быстрый, как ракета, божественный удар. Бог грома перехватывает мяч, когда тот взлетает на высоту дома, и с лета посылает через все поле. Мяч парит над нападающими противника. Защитники медленно бегут на свою половину поля, не зная, что бьют по их воротам. Зрители не верят своим глазам. Игроки оглядываются, не понимая, куда мог деться мяч. Вратарь противника фотографируется с девочкой, и мяч падает на землю раньше, чем он понимает, что требуются его услуги. В панике он бросается за линию ворот. Мяч перескакивает через вратаря, и южный ветер направляет его вниз, прямо в сетку.
***
Прогулка пешком от станции Кита-Сэндзю до «Падающий звезды» обычно проветривает мне мозги, но сейчас я не могу не думать об Аояме, который заперся в своем кабинете целясь арбалетной стрелой в голову чиновнику в красных подтяжках и костюме в тонкую полоску. Суга остался там после работы, но мне хотелось побыстрее убраться. Я даже не попрощался с Сугой. В «Падающей звезде» Бунтаро приклеился к телевизору, черпая ложкой мороженое с австралийским орехом.
– Ну, ты даешь, Миякэ. Ты у нас просто посланник рока.
– Что вы имеете в виду?
– Взгляни на экран! В Уэно не случалось ничего подобного, пока ты не начал там работать.
Обмахиваясь бейсболкой, смотрю на экран. Камера с увеличением показывает кабинет Аоямы снаружи, снимая, как я думаю, из отеля «Терминус». Жалюзи закрыты. «Вокзал Уэно в осаде».
– Не может быть и речи о том,– убеждает полицейский толпу журналистов,– чтобы в настоящий момент проводить захват с применением силы.
– Внушают ему ложное чувство безопасности,– говорит Бунтаро.– Что за тип этот Аояма? Он что, совсем с катушек слетел? Или любитель работать на публику?
– Не знаю… Он просто несчастен.
А я плюнул ему в чайник. Устало поднимаюсь по лестнице.
– Ты не будешь смотреть?
– Нет.
– О, кстати. Насчет этой твоей кошки.
– Я выглядываю вниз:
– Вы нашли ее хозяина?
Одним глазом Бунтаро продолжает смотреть телевизор:
– Нет, дружище, но, похоже, она отправилась к правителям. Если только у нее не было близнеца. Сходство разительное. Утром еду я на своем скутере и что, как ты думаешь, вижу у сточной канавы напротив «Лоусонз»? Дохлую кошку, а над ней жужжат мухи. Черная, белые лапы и хвост, клетчатый ошейник с серебряной пряжкой, в точности как ты описал. Когда я приехал сюда, то исполнил свой гражданский долг и позвонил в муниципалитет, но кто-то уже сообщил о ней. Нельзя, чтобы подобные вещи валялись на улице в такую жару.
Это мой самый плохой день.
– Извини, что принес дурные вести, и вообще…
– То есть второй самый плохой.
– Это всего лишь кошка,– бормочу я.
Захожу в свою капсулу, сажусь и понимаю, что не хочу ничего, кроме как докурить пачку «Данхилла». Телевизор смотреть не хочется. По пути я купил лапшу в стаканчике и упаковку мятой клубники, но аппетита нет. Слушаю, как улицу заполняет вечер.
***
Когда на следующее утро паром везет нас обратно, Якусима никак не может обрести свою полную величину. День сияет солнечным светом, но впечатление, что этот бесконечный остров – всего лишь ее уменьшенная копия, только усиливается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126