Его настоящее имя – Валентин Петрович Морозов. На фотографии в заведенном на него деле он выглядел симпатичным малым с толстой короткой шеей и сердитым взглядом. В 1980 году он стал чемпионом Российской Федерации по боксу в супертяжелом весе. После этого он последовательно занимал ряд ответственных должностей в Российском спорткомитете, откуда его вышибли из-за драки. Затем завели дело в милиции по обвинению в причастности к трем налетам и по подозрению в совершении кражи со взломом. Позднее его дважды вызывали в КГБ на допросы в связи с хищением государственного имущества со станкоинструментального завода, где он в течение трех месяцев числился работающим, хотя за это время так и не появился на рабочем месте. С тех пор он вообще нигде не работал. Тунеядство, то есть уклонение от работы, считалось нарушением советского законодательства, но почему-то Морозову никогда не пытались поставить это в вину. Теперь считалось, что он связан с уголовной группировкой, о которой мало что было известно: не знали ни ее численности, ни чем она занимается.
На операцию по задержанию Морозова Орлов взял Крестьянина и Тимура Ицкакова, татарина по отцу, получившего поэтому прозвище Татарин. Обычно для таких операций Орлов брал с собой двух сотрудников атлетического сложения. Крестьянин был как раз такой, но Татарин едва дотягивал даже до половины его комплекции. Но зато он отличался безрассудной храбростью, которой с избытком хватало на двух силачей.
Они нашли Морозова на его «рабочем» месте, где он обычно проводил деловые встречи с членами своей группировки, – в кафе на Суворовском бульваре.
Морозов в компании трех мужчин пил водку. Все они были одеты в темно-синие трикотажные шерстяные спортивные костюмы и кроссовки восточногерманского производства. На вошедших сотрудников КГБ они не обратили внимания, пока Орлов не сказал им:
– Итак, граждане, судя по вашему виду, вы неплохо подготовились к тренировке.
Вся четверка моментально повернулась к Орлову. Чуть погодя Морозов ответил за всех:
– Да, я держу себя в форме, но это вовсе не преступление.
Он сразу усек, что Орлов и его сопровождающие – из правоохранительных органов, но беспокойства не проявлял.
– Конечно, за то, что вы в хорошей спортивной форме, вас забирать не станут, – сказал Орлов, показав удостоверение. – Мы придумаем другой повод.
– Я не знал, пойдет он с нами или нет, – позднее говорил Орлов Чантурия. – Полагаю, он подумал, будто мы из милиции, и собрался послать меня к Бениной матери. Затем увидел, что я из КГБ, и все думал и думал, куда меня послать еще подальше, пока Татарин не заломил ему руку. Что происходит на белом свете! Когда поганый бандит начинает раздумывать, а не посоветовать ли офицеру госбезопасности засунуть свое удостоверение…
– Что вам стало известно от Туза?
– Ничего заслуживающего внимания. И возможно, то, что мы узнали, – все ложь. Он не знает, кто поджег кафе. Он хотел бы сам выяснить кто, поскольку кафе находится на «его» территории и когда с его посетителями случаются неприятности, это плохо отражается на бизнесе, если только эти неприятности не подстроил он сам. По его словам, он не совершал ничего противозаконного.
– Как и где он зарабатывает себе на жизнь – не наше дело, если у него официально дозволенная работа, но у него же ее нет? Ты ему напомнил об этом?
– Да, напомнил.
– Тогда что же мы выяснили?
– Ничего, капитан, насколько мне известно.
– Ничего, насколько известно и мне. Полковник Соколов не обрадуется такому повороту.
– Да ладно. Мы же делом занимались, а не всякими пустяками.
– 8 –
Четверг, 19 января 1989 года,
5 часов вечера,
Посольство Соединенных Штатов
– Куда запропастился этот гребаный сельскохозяйственный атташе, мать его так? – шумел американский посол. – Похоже, никто не знает. А вам что известно?
Посол, крупный, высокий сквернослов из Техаса, полагал, что Линдон Джонсон обращался с руганью к общественно-политическим деятелям ради их же блага, и поступал так же со своими сотрудниками. Профессиональные дипломаты в большинстве своем считали его матерщинником и неотесанным грубияном, каковым он и был на самом деле. Ему хотелось иметь репутацию человека, которому не чужда черновая работа и который знает, как выбираться из дерьма, раз уж в него вляпался, без всяких подсказок и советов. За это он и нравился русским.
Мартину посол нравился тоже, и по этой же причине. Находясь в Советском Союзе, американцы испытывали некое странное чувство – даже профессиональные дипломаты, не говоря уже о таких сугубо штатских лицах, как Мартин, не могли противостоять ему. Они начинали ценить все, что относилось к исключительно американским реалиям, даже если на родине это вызывало у них отвращение. И Мартин тоже вспоминал об этих реалиях с тоской – просто как гражданин своей страны, а не помощник атташе по вопросам культуры.
Послу он ответил так:
– Как сообщают, ваш агроатташе отправился в поездку по стране считать крупный рогатый скот. Думаю, что уехал он в Ставропольский край.
Ставропольем обычно называли для маскировки действительное местопребывание кого-то, о чем нельзя было говорить вслух. Мартин, конечно же, не знал, где на самом деле находился Хатчинс. Поэтому он и назвал Ставрополье.
Посол воспринял его слова буквально:
– За каким хреном отправился Хатчинс в Ставрополье? Что, сотрудники ЦРУ все еще пытаются ухватить горсть мясных консервов в этом рае для трудящихся? Скажите, что им лучше следить за этими чертовыми спутниками, чем считать копыта и делить их число на четыре. Да пусть поторопятся, потому как в этой гребаной стране не хватит коров, чтобы заполнить приличный загон на моем дальнем ранчо. Если нам захочется отведать здесь зажаренного мяса, мы должны заказывать шашлыки на ребрышках на Западе. А собственно говоря, не так ли мы поступили в прошлом году на День независимости?
Мартин приложил палец к губам и многозначительно посмотрел на потолок, напомнив тем самым послу, что откровенно беседовать в этой комнате отнюдь не безопасно: следует предполагать, что КГБ подслушивает их разговор. Хатч вечно напоминал Мартину об этом точно таким же жестом. Посол же, однако, не считал себя обязанным соблюдать предосторожности и обычно говорил, что не скрывает своего мнения, а держит в секрете только факты, которые и должны храниться в тайне. Если Советам не нравится его точка зрения, они нипочем не скажут об этом.
– Проклятые, никому не нужные лестницы, – недовольно проворчал посол – еще одно его личное мнение, которое он не скрывал от русских.
Он вместе с Мартином пробирался но узкой винтовой лестнице в старом здании посольства, похожем внутри на муравейник с потайными комнатками, винтовыми лестницами, отлогими переходами и извилистыми коридорчиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
На операцию по задержанию Морозова Орлов взял Крестьянина и Тимура Ицкакова, татарина по отцу, получившего поэтому прозвище Татарин. Обычно для таких операций Орлов брал с собой двух сотрудников атлетического сложения. Крестьянин был как раз такой, но Татарин едва дотягивал даже до половины его комплекции. Но зато он отличался безрассудной храбростью, которой с избытком хватало на двух силачей.
Они нашли Морозова на его «рабочем» месте, где он обычно проводил деловые встречи с членами своей группировки, – в кафе на Суворовском бульваре.
Морозов в компании трех мужчин пил водку. Все они были одеты в темно-синие трикотажные шерстяные спортивные костюмы и кроссовки восточногерманского производства. На вошедших сотрудников КГБ они не обратили внимания, пока Орлов не сказал им:
– Итак, граждане, судя по вашему виду, вы неплохо подготовились к тренировке.
Вся четверка моментально повернулась к Орлову. Чуть погодя Морозов ответил за всех:
– Да, я держу себя в форме, но это вовсе не преступление.
Он сразу усек, что Орлов и его сопровождающие – из правоохранительных органов, но беспокойства не проявлял.
– Конечно, за то, что вы в хорошей спортивной форме, вас забирать не станут, – сказал Орлов, показав удостоверение. – Мы придумаем другой повод.
– Я не знал, пойдет он с нами или нет, – позднее говорил Орлов Чантурия. – Полагаю, он подумал, будто мы из милиции, и собрался послать меня к Бениной матери. Затем увидел, что я из КГБ, и все думал и думал, куда меня послать еще подальше, пока Татарин не заломил ему руку. Что происходит на белом свете! Когда поганый бандит начинает раздумывать, а не посоветовать ли офицеру госбезопасности засунуть свое удостоверение…
– Что вам стало известно от Туза?
– Ничего заслуживающего внимания. И возможно, то, что мы узнали, – все ложь. Он не знает, кто поджег кафе. Он хотел бы сам выяснить кто, поскольку кафе находится на «его» территории и когда с его посетителями случаются неприятности, это плохо отражается на бизнесе, если только эти неприятности не подстроил он сам. По его словам, он не совершал ничего противозаконного.
– Как и где он зарабатывает себе на жизнь – не наше дело, если у него официально дозволенная работа, но у него же ее нет? Ты ему напомнил об этом?
– Да, напомнил.
– Тогда что же мы выяснили?
– Ничего, капитан, насколько мне известно.
– Ничего, насколько известно и мне. Полковник Соколов не обрадуется такому повороту.
– Да ладно. Мы же делом занимались, а не всякими пустяками.
– 8 –
Четверг, 19 января 1989 года,
5 часов вечера,
Посольство Соединенных Штатов
– Куда запропастился этот гребаный сельскохозяйственный атташе, мать его так? – шумел американский посол. – Похоже, никто не знает. А вам что известно?
Посол, крупный, высокий сквернослов из Техаса, полагал, что Линдон Джонсон обращался с руганью к общественно-политическим деятелям ради их же блага, и поступал так же со своими сотрудниками. Профессиональные дипломаты в большинстве своем считали его матерщинником и неотесанным грубияном, каковым он и был на самом деле. Ему хотелось иметь репутацию человека, которому не чужда черновая работа и который знает, как выбираться из дерьма, раз уж в него вляпался, без всяких подсказок и советов. За это он и нравился русским.
Мартину посол нравился тоже, и по этой же причине. Находясь в Советском Союзе, американцы испытывали некое странное чувство – даже профессиональные дипломаты, не говоря уже о таких сугубо штатских лицах, как Мартин, не могли противостоять ему. Они начинали ценить все, что относилось к исключительно американским реалиям, даже если на родине это вызывало у них отвращение. И Мартин тоже вспоминал об этих реалиях с тоской – просто как гражданин своей страны, а не помощник атташе по вопросам культуры.
Послу он ответил так:
– Как сообщают, ваш агроатташе отправился в поездку по стране считать крупный рогатый скот. Думаю, что уехал он в Ставропольский край.
Ставропольем обычно называли для маскировки действительное местопребывание кого-то, о чем нельзя было говорить вслух. Мартин, конечно же, не знал, где на самом деле находился Хатчинс. Поэтому он и назвал Ставрополье.
Посол воспринял его слова буквально:
– За каким хреном отправился Хатчинс в Ставрополье? Что, сотрудники ЦРУ все еще пытаются ухватить горсть мясных консервов в этом рае для трудящихся? Скажите, что им лучше следить за этими чертовыми спутниками, чем считать копыта и делить их число на четыре. Да пусть поторопятся, потому как в этой гребаной стране не хватит коров, чтобы заполнить приличный загон на моем дальнем ранчо. Если нам захочется отведать здесь зажаренного мяса, мы должны заказывать шашлыки на ребрышках на Западе. А собственно говоря, не так ли мы поступили в прошлом году на День независимости?
Мартин приложил палец к губам и многозначительно посмотрел на потолок, напомнив тем самым послу, что откровенно беседовать в этой комнате отнюдь не безопасно: следует предполагать, что КГБ подслушивает их разговор. Хатч вечно напоминал Мартину об этом точно таким же жестом. Посол же, однако, не считал себя обязанным соблюдать предосторожности и обычно говорил, что не скрывает своего мнения, а держит в секрете только факты, которые и должны храниться в тайне. Если Советам не нравится его точка зрения, они нипочем не скажут об этом.
– Проклятые, никому не нужные лестницы, – недовольно проворчал посол – еще одно его личное мнение, которое он не скрывал от русских.
Он вместе с Мартином пробирался но узкой винтовой лестнице в старом здании посольства, похожем внутри на муравейник с потайными комнатками, винтовыми лестницами, отлогими переходами и извилистыми коридорчиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97