По мере того как ужин приближался к концу, он проявлял все больше дружеского расположения к капитану, пропорционально количеству выпитого вина.
Только тогда Чантурия впервые обратил внимание на то, что видел весь вечер, но не замечал: Тамаз Броладзе был левша. А обратил на это внимание он лишь теперь, когда Тамаз Тамазович Броладзе шел, покачиваясь, но не потому, что выпил лишку, а потому, что хромал. Внезапная догадка ошеломила Чантурия, как если бы на него упал камень. Маленький Тамаз столь осторожно ступал перед ужином не потому, что «набрался» вина, а чтобы не показать свою хромоту. А арестованный грузин Акакий Шецирули, один из троицы, признавшийся в убийстве американца Чарльза Хатчинса, – он ведь тоже хромает, но он не левша. Подписывая документы, он расписывался правой рукой, однако удар ножом, от которого погиб Чарльз Хатчинс, был нанесен левой. Двое свидетелей показали, что убийца в момент нанесения удара стоял лицом к лицу с Хатчинсом, а ножевое ранение нанесено под нижнее правое ребро грудной клетки. Медицинский эксперт уверен, что преступник был левшой. Что отсюда следует?
А отсюда следует, что капитан госбезопасности Серго Виссарионович Чантурия, весьма вероятно, имеет честь ужинать с убийцей Чарльза Хатчинса, резидента Центрального разведывательного управления в Москве. К тому же он ничего, судя по всему, не сможет поломать, даже если и убедит кого-то, что все это правда: ведь кто-то приказал Акакию Шецирули взять на себя вину Тамаза, а это значит, что Акакий Шецирули прекрасно осведомлен о том, что, если он посмеет изменить свои показания, его просто убьют.
И еще один нюанс: маленький Тамаз хорошо известен грузинскому КГБ. И не только потому, что его отец – крестный отец грузинской мафии, но и потому также, что сидел в лагере. В Тбилисском управлении КГБ на маленького Тамаза Броладзе должно храниться подробное досье. Местные офицеры госбезопасности просто обязаны знать, что Тамаз-младший хромоногий и к тому же левша. Но когда они получили ориентировку и кинулись разыскивать прихрамывающего грузина, убившего иностранца ударом ножа левой рукой, они почему-то не нашли этого левшу, а вместо него выискали правшу Акакия Шецирули. Они же наверняка должны были приказать искать мужчину-левшу – Чантурия сам вписал эту примету в направленную сюда ориентировку. Не сделав этого, они тем самым показали, что маленького Тамаза вовсе не искали, а пустились по другому следу. Они, должно быть, думали, что никто этого не заметит, а если заметит – не скажет. Таким образом, остается невыясненным всего один вопрос: кто еще в местном КГБ знает об этом и дал кому-то знать в Москве?
Чантурия понимал, что ему следует соблюдать особую осторожность, притом не только в этот вечер, но и в обозримом будущем, потому что тот офицер в центральном аппарате КГБ, который знает обо всем этом, ничуть не удивится, узнав, что Чантурия раскопал подмену.
Если маленький Тамаз за ужином опьянел, то у старого Тамаза – ни в одном глазу, хотя выпил он немало. Чантурия и сам почувствовал в один из моментов, когда вставал со стула, как слегка качаются горы, подобно качке большого корабля в море, – и даже немного испугался. Старый Тамаз улыбнулся, но улыбка могла объясняться просто его веселым настроением.
– Дернем-ка коньячку, – сказал он, – пока Тамаз организует машину.
Чантурия засомневался, нужно ли «организовывать» машину, когда она под рукой, но пошел вслед за Броладзе в большой зал, а маленький Тамаз отправился в противоположную сторону.
Броладзе выбрал груду мягких подушек и, сбив из них себе уютное гнездышко, жестом пригласил Чантурия сделать то же самое. Официант принес пузатую бутылку и рюмки. Броладзе перевернул бутылку вверх дном и долго разглядывал ее, изучая, как меняется цвет напитка.
– Я считаю вас необычным человеком, Серго, хотя вы и офицер госбезопасности, – начал он. – Я навел справки. Георгий Микадзе высокого мнения о вас: о вашем характере, уме, здравом смысле. Георгий поразительно распознает людей – не в пример многим писателям, которые выдумывают литературных героев на потребу себе, вместо того чтобы отображать реальную жизнь. Я нахожу также, что у вас прочная репутация в вашей среде, кроме некоторых персон, которым самим еще нужно заслужить репутацию. Вы показали мне, что в состоянии правильно разглядеть, что творится у вас под носом: ваша оценка обстановки в Тбилиси, высказанная в одной фразе, говорит все, что требуется сказать.
Он предостерегающе поднял руку, видя, что Чантурия намерен вежливо прервать славословие в свой адрес.
– Я не случайно говорю все это. Если вы будете наводить, в свою очередь, справки обо мне, – при этих словах он ухмыльнулся, – надеюсь, вам скажут, что я слов на ветер не бросаю. Я деловой человек, а не политик. Что ж, Серго, я хотел бы привлечь вас к своему бизнесу.
Чантурия долго сидел молча, перекладывая подушки. Старый Тамаз не торопил его с ответом. Наконец Чантурия вымолвил:
– Не знаю, подойду ли я к занятиям грузовыми перевозками.
– Если говорить об этом бизнесе, то, возможно, и не подойдете, – ответил Броладзе. – Давайте говорить серьезно. Мы прекрасно понимаем друг друга. Вы же знаете, что я не собираюсь сажать вас за баранку грузовика. Мой бизнес гораздо шире, нежели вы знаете или полагаете, будто знаете. Времена меняются. Весь мир меняется. Союз меняется. Грузия тоже меняется. У вас же есть глаза – вы сами видите перемены. Грузия прикована к Союзу, чего народ не желает, но он не знает, как избавиться от цепей. Его действия зависят отчасти от того, что творится в других местах, – я имею в виду, в первую очередь, конечно же, Москву. Серго, мне очень важна информация. У меня много источников информации. В Грузии они полезны и надежны, а в Москве не очень. Мне нужно знать, что думают в Москве.
– Считаю, что вы переоцениваете мои возможности. Я недостаточно важная персона, чтобы знать это.
– Всего никто не знает, Серго, но все знают что-то. Информация, в конце концов, ваш бизнес. А в вашем бизнесе вы должны узнавать и о необычных вещах. Я прошу вас только об одном: когда услышите что-то такое, что, по вашему мнению, мне следовало бы знать, вспомните обо мне. А если вы поинтересуетесь моей личностью, то, надеюсь, услышите, что я в долгу перед друзьями не остаюсь.
За дверью послышался шум подъехавшего автомобиля. Машина остановилась, хлопнула дверца кабины, затем отворилась дверь, и в зал вошел маленький Тамаз.
– Готово, – сказал он.
Отец легко вскочил на ноги и ухватил Чантурия за руку, помогая ему подняться. В другой руке он держал полоску бумаги.
– Вот номер телефона, – сказал он. – Подумайте о нашем разговоре. Человек, который подойдет к телефону, будет знать, как найти меня в любое время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Только тогда Чантурия впервые обратил внимание на то, что видел весь вечер, но не замечал: Тамаз Броладзе был левша. А обратил на это внимание он лишь теперь, когда Тамаз Тамазович Броладзе шел, покачиваясь, но не потому, что выпил лишку, а потому, что хромал. Внезапная догадка ошеломила Чантурия, как если бы на него упал камень. Маленький Тамаз столь осторожно ступал перед ужином не потому, что «набрался» вина, а чтобы не показать свою хромоту. А арестованный грузин Акакий Шецирули, один из троицы, признавшийся в убийстве американца Чарльза Хатчинса, – он ведь тоже хромает, но он не левша. Подписывая документы, он расписывался правой рукой, однако удар ножом, от которого погиб Чарльз Хатчинс, был нанесен левой. Двое свидетелей показали, что убийца в момент нанесения удара стоял лицом к лицу с Хатчинсом, а ножевое ранение нанесено под нижнее правое ребро грудной клетки. Медицинский эксперт уверен, что преступник был левшой. Что отсюда следует?
А отсюда следует, что капитан госбезопасности Серго Виссарионович Чантурия, весьма вероятно, имеет честь ужинать с убийцей Чарльза Хатчинса, резидента Центрального разведывательного управления в Москве. К тому же он ничего, судя по всему, не сможет поломать, даже если и убедит кого-то, что все это правда: ведь кто-то приказал Акакию Шецирули взять на себя вину Тамаза, а это значит, что Акакий Шецирули прекрасно осведомлен о том, что, если он посмеет изменить свои показания, его просто убьют.
И еще один нюанс: маленький Тамаз хорошо известен грузинскому КГБ. И не только потому, что его отец – крестный отец грузинской мафии, но и потому также, что сидел в лагере. В Тбилисском управлении КГБ на маленького Тамаза Броладзе должно храниться подробное досье. Местные офицеры госбезопасности просто обязаны знать, что Тамаз-младший хромоногий и к тому же левша. Но когда они получили ориентировку и кинулись разыскивать прихрамывающего грузина, убившего иностранца ударом ножа левой рукой, они почему-то не нашли этого левшу, а вместо него выискали правшу Акакия Шецирули. Они же наверняка должны были приказать искать мужчину-левшу – Чантурия сам вписал эту примету в направленную сюда ориентировку. Не сделав этого, они тем самым показали, что маленького Тамаза вовсе не искали, а пустились по другому следу. Они, должно быть, думали, что никто этого не заметит, а если заметит – не скажет. Таким образом, остается невыясненным всего один вопрос: кто еще в местном КГБ знает об этом и дал кому-то знать в Москве?
Чантурия понимал, что ему следует соблюдать особую осторожность, притом не только в этот вечер, но и в обозримом будущем, потому что тот офицер в центральном аппарате КГБ, который знает обо всем этом, ничуть не удивится, узнав, что Чантурия раскопал подмену.
Если маленький Тамаз за ужином опьянел, то у старого Тамаза – ни в одном глазу, хотя выпил он немало. Чантурия и сам почувствовал в один из моментов, когда вставал со стула, как слегка качаются горы, подобно качке большого корабля в море, – и даже немного испугался. Старый Тамаз улыбнулся, но улыбка могла объясняться просто его веселым настроением.
– Дернем-ка коньячку, – сказал он, – пока Тамаз организует машину.
Чантурия засомневался, нужно ли «организовывать» машину, когда она под рукой, но пошел вслед за Броладзе в большой зал, а маленький Тамаз отправился в противоположную сторону.
Броладзе выбрал груду мягких подушек и, сбив из них себе уютное гнездышко, жестом пригласил Чантурия сделать то же самое. Официант принес пузатую бутылку и рюмки. Броладзе перевернул бутылку вверх дном и долго разглядывал ее, изучая, как меняется цвет напитка.
– Я считаю вас необычным человеком, Серго, хотя вы и офицер госбезопасности, – начал он. – Я навел справки. Георгий Микадзе высокого мнения о вас: о вашем характере, уме, здравом смысле. Георгий поразительно распознает людей – не в пример многим писателям, которые выдумывают литературных героев на потребу себе, вместо того чтобы отображать реальную жизнь. Я нахожу также, что у вас прочная репутация в вашей среде, кроме некоторых персон, которым самим еще нужно заслужить репутацию. Вы показали мне, что в состоянии правильно разглядеть, что творится у вас под носом: ваша оценка обстановки в Тбилиси, высказанная в одной фразе, говорит все, что требуется сказать.
Он предостерегающе поднял руку, видя, что Чантурия намерен вежливо прервать славословие в свой адрес.
– Я не случайно говорю все это. Если вы будете наводить, в свою очередь, справки обо мне, – при этих словах он ухмыльнулся, – надеюсь, вам скажут, что я слов на ветер не бросаю. Я деловой человек, а не политик. Что ж, Серго, я хотел бы привлечь вас к своему бизнесу.
Чантурия долго сидел молча, перекладывая подушки. Старый Тамаз не торопил его с ответом. Наконец Чантурия вымолвил:
– Не знаю, подойду ли я к занятиям грузовыми перевозками.
– Если говорить об этом бизнесе, то, возможно, и не подойдете, – ответил Броладзе. – Давайте говорить серьезно. Мы прекрасно понимаем друг друга. Вы же знаете, что я не собираюсь сажать вас за баранку грузовика. Мой бизнес гораздо шире, нежели вы знаете или полагаете, будто знаете. Времена меняются. Весь мир меняется. Союз меняется. Грузия тоже меняется. У вас же есть глаза – вы сами видите перемены. Грузия прикована к Союзу, чего народ не желает, но он не знает, как избавиться от цепей. Его действия зависят отчасти от того, что творится в других местах, – я имею в виду, в первую очередь, конечно же, Москву. Серго, мне очень важна информация. У меня много источников информации. В Грузии они полезны и надежны, а в Москве не очень. Мне нужно знать, что думают в Москве.
– Считаю, что вы переоцениваете мои возможности. Я недостаточно важная персона, чтобы знать это.
– Всего никто не знает, Серго, но все знают что-то. Информация, в конце концов, ваш бизнес. А в вашем бизнесе вы должны узнавать и о необычных вещах. Я прошу вас только об одном: когда услышите что-то такое, что, по вашему мнению, мне следовало бы знать, вспомните обо мне. А если вы поинтересуетесь моей личностью, то, надеюсь, услышите, что я в долгу перед друзьями не остаюсь.
За дверью послышался шум подъехавшего автомобиля. Машина остановилась, хлопнула дверца кабины, затем отворилась дверь, и в зал вошел маленький Тамаз.
– Готово, – сказал он.
Отец легко вскочил на ноги и ухватил Чантурия за руку, помогая ему подняться. В другой руке он держал полоску бумаги.
– Вот номер телефона, – сказал он. – Подумайте о нашем разговоре. Человек, который подойдет к телефону, будет знать, как найти меня в любое время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97