– Они прошли через сад к самой пропасти. Броладзе остановился, вынул из кармана складной нож с деревянной рукояткой, срезал розу и воткнул ее в петлю на куртке Чантурия.
За пропастью, метрах в двухстах пониже, вокруг горы петляла каменная стена, огораживающая участок. В башне, встроенной в стену, стоял охранник с автоматом и наслаждался сигаретой.
– Это стена бывшей турецкой крепости, – рассказывал Броладзе. – А с этого места, по преданиям, турецкий комендант сталкивал в пропасть своих пленников после допроса. – Улыбаясь, он добавил: – Ваше начальство применяет, конечно, более эффективные методы.
При этих словах Чантурия подумал, а не имеет ли он в виду судьбу своего сына. Возвращаясь к дому, он заметил:
– Должно быть, вам понадобилось немало времени на постройку всего этого.
– А я его не строил, – уточнил Броладзе. – Это все ваша партия построила. Для секретаря местного райкома. Однако все это оказалось слишком жирно для него.
Ужинали они в комнате, примыкавшей к большому залу, из которого они выходили в сад. В ней стоял длинный стол, сколоченный из толстых досок, потемневших от времени, и тяжелые старинные стулья, обитые кусками дорогого ковра. На столе были расставлены четыре обеденных прибора – антикварный сервиз из фарфора и серебра, а между тарелками – цветы в хрустальных вазах и старинные серебряные подсвечники.
Позади стола стоял мужчина примерно одних лет с Чантурия и вертел в руках пустой бокал. Он обошел вокруг стола, чтобы поздороваться, но проделал это весьма сдержанно, не протянув Чантурия руки. Двигался он со странной осмотрительностью, как бы боясь потерять равновесие.
– Мой сын Тамаз, – представил его Броладзе, но в этом необходимости как раз и не было.
Он был точной копией отца, только в его глазах стояла какая-то темнота, которой не замечалось у старшего Броладзе. После слов отца он порывисто пожал Чантурия руку.
– Георгий Георгиевич передает вам привет, – произнес Чантурия.
– Отец мне уже сказал. Передайте, пожалуйста, Георгию мое сожаление, что я не мог прийти вчера повидаться с ним. Помешали дела.
– А какими делами вы занимаетесь? – поинтересовался Серго.
– Делами моего отца.
– Теперь кооперативы узаконены, – вмешался в разговор старший Броладзе. – Я организовал кооператив по грузовым перевозкам. Мы берем в аренду у государственных организаций старые грузовики, негодные больше для эксплуатации, а взамен предоставляем транспорт, способный перевозить грузы, – чаще тем же самым организациям, у которых арендуем машины.
– Похоже на фокус, – заметил Чантурия.
– Ничуть. Весь фокус здесь в упорном труде и четком планировании. Вот, например, неподалеку от Тбилиси есть станкостроительный завод. Я даже когда-то работал на нем. У завода есть собственная автоколонна для перевозки запчастей и всего такого прочего. Грузовик может наездить с сотню тысяч километров, а потом мотор выходит из строя. У завода нет даже возможности хранить кузова и кабины, пока перебирают мотор. Поэтому накапливается целая свалка кузовов, которые гниют и разрушаются на заднем дворе завода. Я предложил директору, с которым давно знаком: «Отдай их мне. Я увезу их и заплачу тебе, а у тебя высвободится место для хранения грузов». Ну ладно, вы же знаете – он не мог пойти на это: закон не позволяет продавать государственную собственность. Но закон разрешает сдавать в аренду свой хлам за плату. Я снимаю с машин всякие детали и части, из двух развалин собираю одну машину на ходу и пускаю ее в работу. Но я обязан хранить все, что осталось после разборки, – если выброшу, то это считается уничтожением государственной собственности. Но пока на стоянке от грузовика сохраняется хоть что-нибудь, что можно опознать, – хотя бы номерной знак – он числится существующим, и государство удовлетворено. Стоянка у меня забита разобранными машинами, но кое-какие детали от них бегают по дорогам и работают. Да и работают больше и лучше, чем во времена, когда стояли на грузовиках, которыми распоряжалось государство. Некоторые из них обслуживают тот самый завод, которому они когда-то принадлежали, но потом были выброшены на свалку.
– В жизни то же самое происходит и с людьми, – добавил Тамаз. – Для меня нет проблем найти водителей – многие ходят без работы. Партия их, по сути дела, отвергла. Но мне не нужно ходить и искать людей, нуждающихся в работе, чтобы кормить семью, – они сами ищут меня.
– А где бегают ваши грузовики?
– Везде, – ответил старый Броладзе. – По всему Союзу и даже кое-где за его пределами.
– Должно быть, очень прибыльное дело?
– Конечно. Но один только кооператив не позволил бы мне содержать такой дом, как этот. У меня еще есть одно-два дела. Лишь партия может заниматься одним делом, которое позволяет ей содержать дома и участки, подобные этому.
– Я как-то не думал, что партия занимается какими-то хозяйственными делами.
Броладзе долго смеялся.
– А партии и не нужно, чтобы вы знали о ее хозяйственных делах. Но она, конечно же, ими занимается. Хозяйствование – вот ее занятие. Ведение хозяйства всего государства.
Появился человек, одетый в грузинскую крестьянскую рубаху, с подносом в руках, на котором стояли два бокала с вином. Броладзе протянул один Чантурия, а другой взял себе.
– За ваше здоровье, – предложил он тост.
Вино отличалось от того, что они пили в ресторане, но тоже было великолепным. Старый Тамаз наблюдал, как Чантурия смаковал его.
– Надеюсь, оно пришлось вам по вкусу, – сказал он. – Его тоже готовили специально по партийному заказу.
Он посмотрел на четвертый прибор на столе, потом перевел взгляд на сына:
– А он что, все еще не пришел?
– Сказал, что придет. Докладывали, что пока не приходил.
– Садимся за стол. Придет так придет, – и обратился к Чантурия: – Мы ожидали еще одного гостя, но он не любит церемоний. У нас семья бесцеремонная.
На ужин предложили блюда не только грузинской национальной кухни, но и других южных республик Советского Союза. Подавали острый суп-харчо, узбекский плов, азербайджанский шашлык и рыбное заливное. Принесли вино трех различных марок: особенно примечательно было одно – Таня безумно обожала его и все пыталась достать в закрытом распределителе КГБ. На комплимент Чантурия хозяин застолья ответил:
– Мой повар когда-то работал шеф-поваром в спецгостинице ЦК в Ялте, но ему надоело потакать всяческим капризам номенклатуры. Здесь ему живется попроще. И я думаю, он считает такую жизнь наградой для себя.
– Он получает у нас побольше Горбачева, – заметил младший Тамаз, который возвращался из туалета, раскачиваясь, словно корабль в открытом море.
– Побольше, чем Горбачев получает официально, –
поправился он.
Тамаз обошел стол и помог Чантурия положить еще заливной рыбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
За пропастью, метрах в двухстах пониже, вокруг горы петляла каменная стена, огораживающая участок. В башне, встроенной в стену, стоял охранник с автоматом и наслаждался сигаретой.
– Это стена бывшей турецкой крепости, – рассказывал Броладзе. – А с этого места, по преданиям, турецкий комендант сталкивал в пропасть своих пленников после допроса. – Улыбаясь, он добавил: – Ваше начальство применяет, конечно, более эффективные методы.
При этих словах Чантурия подумал, а не имеет ли он в виду судьбу своего сына. Возвращаясь к дому, он заметил:
– Должно быть, вам понадобилось немало времени на постройку всего этого.
– А я его не строил, – уточнил Броладзе. – Это все ваша партия построила. Для секретаря местного райкома. Однако все это оказалось слишком жирно для него.
Ужинали они в комнате, примыкавшей к большому залу, из которого они выходили в сад. В ней стоял длинный стол, сколоченный из толстых досок, потемневших от времени, и тяжелые старинные стулья, обитые кусками дорогого ковра. На столе были расставлены четыре обеденных прибора – антикварный сервиз из фарфора и серебра, а между тарелками – цветы в хрустальных вазах и старинные серебряные подсвечники.
Позади стола стоял мужчина примерно одних лет с Чантурия и вертел в руках пустой бокал. Он обошел вокруг стола, чтобы поздороваться, но проделал это весьма сдержанно, не протянув Чантурия руки. Двигался он со странной осмотрительностью, как бы боясь потерять равновесие.
– Мой сын Тамаз, – представил его Броладзе, но в этом необходимости как раз и не было.
Он был точной копией отца, только в его глазах стояла какая-то темнота, которой не замечалось у старшего Броладзе. После слов отца он порывисто пожал Чантурия руку.
– Георгий Георгиевич передает вам привет, – произнес Чантурия.
– Отец мне уже сказал. Передайте, пожалуйста, Георгию мое сожаление, что я не мог прийти вчера повидаться с ним. Помешали дела.
– А какими делами вы занимаетесь? – поинтересовался Серго.
– Делами моего отца.
– Теперь кооперативы узаконены, – вмешался в разговор старший Броладзе. – Я организовал кооператив по грузовым перевозкам. Мы берем в аренду у государственных организаций старые грузовики, негодные больше для эксплуатации, а взамен предоставляем транспорт, способный перевозить грузы, – чаще тем же самым организациям, у которых арендуем машины.
– Похоже на фокус, – заметил Чантурия.
– Ничуть. Весь фокус здесь в упорном труде и четком планировании. Вот, например, неподалеку от Тбилиси есть станкостроительный завод. Я даже когда-то работал на нем. У завода есть собственная автоколонна для перевозки запчастей и всего такого прочего. Грузовик может наездить с сотню тысяч километров, а потом мотор выходит из строя. У завода нет даже возможности хранить кузова и кабины, пока перебирают мотор. Поэтому накапливается целая свалка кузовов, которые гниют и разрушаются на заднем дворе завода. Я предложил директору, с которым давно знаком: «Отдай их мне. Я увезу их и заплачу тебе, а у тебя высвободится место для хранения грузов». Ну ладно, вы же знаете – он не мог пойти на это: закон не позволяет продавать государственную собственность. Но закон разрешает сдавать в аренду свой хлам за плату. Я снимаю с машин всякие детали и части, из двух развалин собираю одну машину на ходу и пускаю ее в работу. Но я обязан хранить все, что осталось после разборки, – если выброшу, то это считается уничтожением государственной собственности. Но пока на стоянке от грузовика сохраняется хоть что-нибудь, что можно опознать, – хотя бы номерной знак – он числится существующим, и государство удовлетворено. Стоянка у меня забита разобранными машинами, но кое-какие детали от них бегают по дорогам и работают. Да и работают больше и лучше, чем во времена, когда стояли на грузовиках, которыми распоряжалось государство. Некоторые из них обслуживают тот самый завод, которому они когда-то принадлежали, но потом были выброшены на свалку.
– В жизни то же самое происходит и с людьми, – добавил Тамаз. – Для меня нет проблем найти водителей – многие ходят без работы. Партия их, по сути дела, отвергла. Но мне не нужно ходить и искать людей, нуждающихся в работе, чтобы кормить семью, – они сами ищут меня.
– А где бегают ваши грузовики?
– Везде, – ответил старый Броладзе. – По всему Союзу и даже кое-где за его пределами.
– Должно быть, очень прибыльное дело?
– Конечно. Но один только кооператив не позволил бы мне содержать такой дом, как этот. У меня еще есть одно-два дела. Лишь партия может заниматься одним делом, которое позволяет ей содержать дома и участки, подобные этому.
– Я как-то не думал, что партия занимается какими-то хозяйственными делами.
Броладзе долго смеялся.
– А партии и не нужно, чтобы вы знали о ее хозяйственных делах. Но она, конечно же, ими занимается. Хозяйствование – вот ее занятие. Ведение хозяйства всего государства.
Появился человек, одетый в грузинскую крестьянскую рубаху, с подносом в руках, на котором стояли два бокала с вином. Броладзе протянул один Чантурия, а другой взял себе.
– За ваше здоровье, – предложил он тост.
Вино отличалось от того, что они пили в ресторане, но тоже было великолепным. Старый Тамаз наблюдал, как Чантурия смаковал его.
– Надеюсь, оно пришлось вам по вкусу, – сказал он. – Его тоже готовили специально по партийному заказу.
Он посмотрел на четвертый прибор на столе, потом перевел взгляд на сына:
– А он что, все еще не пришел?
– Сказал, что придет. Докладывали, что пока не приходил.
– Садимся за стол. Придет так придет, – и обратился к Чантурия: – Мы ожидали еще одного гостя, но он не любит церемоний. У нас семья бесцеремонная.
На ужин предложили блюда не только грузинской национальной кухни, но и других южных республик Советского Союза. Подавали острый суп-харчо, узбекский плов, азербайджанский шашлык и рыбное заливное. Принесли вино трех различных марок: особенно примечательно было одно – Таня безумно обожала его и все пыталась достать в закрытом распределителе КГБ. На комплимент Чантурия хозяин застолья ответил:
– Мой повар когда-то работал шеф-поваром в спецгостинице ЦК в Ялте, но ему надоело потакать всяческим капризам номенклатуры. Здесь ему живется попроще. И я думаю, он считает такую жизнь наградой для себя.
– Он получает у нас побольше Горбачева, – заметил младший Тамаз, который возвращался из туалета, раскачиваясь, словно корабль в открытом море.
– Побольше, чем Горбачев получает официально, –
поправился он.
Тамаз обошел стол и помог Чантурия положить еще заливной рыбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97