Это напомнило мне мой двухлетней давности визит к Его Преосвященству папе
Пию XII. Одним прекрасным утром, будучи в Риме, я сбежал по лестнице
"Гранд-отеля", держа в руках странный на вид ящик, стянутый веревками и
кожаными ремнями. В ящике находилась одна из моих работ. В вестибюле сидел
Рене Клер и читал газету. Он поднял глаза - выражение их всегда было
скептическим - с темными кругами, присутствие которых было связано с тем,
что он был неизлечимо болен картезианскими иллюзиями. Он спросил меня:
"Куда это вы так спешите со всеми этими веревками?" Я ответил сдержанно, с
чувством собственного достоинства: "Я иду к Папе, скоро вернусь. Подождите
меня здесь!"
Рене Клер не поверил мне тогда и сказал театральным тоном, подчеркнуто
серьезно: "Соблаговолите передать ему мой нижайший поклон!"
Ровно через три четверти часа я вернулся. Рене все еще сидел в вестибюле. С
удивлением он показал мне газету, которую читал. Сразу после моего ухода он
открыл рубрику новостей из Ватикана, где сообщалось о моем визите к Папе. В
ящике, который я нес, лежал портрет Гала в образе Мадонны Порт Льигата,
который я показывал Папе Римскому.
Но Рене Клер еще не знал, что среди трехсот пятидесяти причин моего визита
к Папе была причина номер один - необходимость получить высочайшее
разрешение на венчание с Гала в церкви. Это было достаточно сложно, ибо ее
первый муж, Поль Элюар, был еще, к всеобщей радости, жив.
Вчера, 9 сентября, я проконтролировал резервы моего гения, чтобы понять,
увеличились ли они, ведь цифра "девять" - последний куб в гиперкубе. Все
шло, как было задумано! А сегодня я получил письмо, в котором меня
уведомляли о том, что в одном из американских коллекторов обнаружена книга
"Покорение иррационального", которую я подарил Адольфу Гитлеру с моим
автографом в виде креста вместо посвящения. С этого момента у меня
появились основания верить, что я могу вернуть свой магический талисман,
который заставил Гитлера потерпеть поражение в самом конце войны, проиграв
последнее сражение. Более того, разве не отвел я с помощью божественных
ухищрений открытую угрозу сумасшествия, достигшего кульминации в
философском, эйфорическом сне о взрывающемся лебеде?
Вчера меня посетил король, и я твердо решил жениться на моей прекрасной
Елене-Гала, чтобы еще раз обмануть Рене Клера, который был добрым символом
вольтерианского Сен-Трапеза.
Нынешний куб номер девять, олицетворяющий мою жизненную силу гораздо мощнее
"девятки" прошлого года. Сравнивая их, я уже не думаю ни о короле, ни о
войне. Было просто больше отваги! Вместо Рене Клера существует имя, которое
запрещено упоминать, оканчивающееся на "oie" (гусь)!
1957
Порт Льигат, 9 мая
Проснувшись, я чмокнул Гала в ухо, почувствовав кончиком языка толщину
маленькой выпуклости родинки на мочке. В этот момент я вспомнил о Пикассо.
О Пикассо - самом живом из всех людей, которых я когда-либо знал, у
которого на мочке левого уха тоже была родинка. Эта отметина, скорее
оливковая, чем густо-золотая и чуть-чуть выступающая, - точно такая же, что
и у моей дорогой Гала. Она, видимо, замышлялась как ее точная копия. Часто
когда я вспоминаю о Пикассо, я поглаживаю эту легкую выпуклость в уголке
левого уха Гала. А это случается нередко, ибо Пикассо - человек, о котором
я думаю, после моего отца, чаще всего. Оба они - отец и Пикассо - в большей
или меньшей мере были для меня олицетворением Вильгельма Телля. Против их
авторитета я уже в ранней юности решительно поднял героический бунт.
Эта родинка Гала - всего лишь живая частица ее тела, которое я могу
охватить двумя пальцами, хотя сделать это можно только иррациональным
путем, благодаря ее фениксологическому бессмертию. И я люблю ее сильнее,
чем мать, сильнее, чем отца, чем Пикассо, даже сильнее, чем деньги!
Испании всегда принадлежала почетная роль потрясать мир величайшими и
мощными контрастами. Эти контрасты в двадцатом веке воплотились в двух
личностях - Пабло Пикассо и вашего покорного слуги. Главное, что может
произойти с современным художником, это:
1. Родиться испанцем;
2. Носить имя Гала Сальвадор Дали.
И то и другое коснулось меня. Как свидетельствует мое христианское имя
Сальвадор, мне уготовано судьбой спасти современное искусство от
пассивности и хаоса. Мое второе имя Дали, что в Каталонии значит "желать".
И у меня есть Гала. Пикассо, конечно, не испанец, но в сравнении с Гала -
он лишь биологическая тень в уголке ее ухода, и его зовут Пабло, как Пабло
Казальса, как Папу Римского, иначе говоря, его зовут, как многих других.
10 мая
Время от времени в обществе я встречаю очень элегантных (а следовательно,
весьма умеренно хорошеньких) женщин с чрезмерно развитым и низким тазом.
Уже много лет такого типа женщины жаждут познакомиться со мной лично.
Беседа разворачивается, как правило, таким образом:
Дама:
Разумеется, я знаю, кто вы.
Дали:
И я знаю.
Дама:
Вы, верно, уже заметили , что я пристально слежу за Вами? Мне кажется, вы
очарованы!
Дали:
И я так думаю.
Дама:
Вы мне льстите! По-моему, вы меня вообще не замечаете.
Дали:
Я говорю о себе, мадам!
Дама:
Интересно, как вам удается, что кончики ваших усов всегда смотрят вверх?
Дали:
Финики!
Дама:
Простите?
Дали:
Да! Плоды финиковой пальмы. На десерт я прошу принести финики, съедаю их и
перед тем, как сполоснуть пальцы в миске с водой, я слегка провожу ими по
усам. Этого довольно, чтобы они поднялись кверху.
Дама:
О!!!
Дали:
Второе преимущество заключается в том, что сахар обязательно привлекает
мух.
Дама:
Какой ужас!
Дали:
Я обожаю мух. Я вполне счастлив лишь тогда, когда лежу на солнце,
обнаженный и усеянный мухами.
Дама:
(уже уверовав по моему строгому и убедительному тону в правдивость
сказанного)
Но как можно любить такое? Это же мерзость, грязь!
Дали:
Ненавижу грязных мух. Люблю только абсолютно чистых мух.

Дама:
Интересно, как вы можете отличить чистых мух от грязных.
Дали:
Я отличаю их моментально. Терпеть не могу грязных городских или деревенских
мух с раздутым брюхом, желтым, как майонез, и такими черными крыльями, как
будто их вывозили в могильно-черной туши. Мне нравятся только чистые мухи,
резвые, одетые в крохотный серебристо-серый валенсийский наряд,
переливающийся всеми цветами радуги, прозрачный , словно слюда, с
красноватыми глазками и брюшком благородного неаполитанского желтого цвета,
- такие, как прелестные оливковые мушки из Порт Льигата, где, кроме нас с
Гала, никого нет. Эти мушки всегда грациозно садятся на серебристую сторону
оливковой листвы. Средиземноморские красавицы. Они вдохновляли античных
философов, проводивших всю жизнь под солнцем и облепленных мухами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38