Визитка легла рядом с двумя жетонами и свернутой вчетверо купюрой достоинством в пять рублей.
Больше ничего в кошельке не было.
— Только учти, Яков Штерн, — сурово проговорил Сухарев. — Будешь трепаться — пожалеешь. Хотя ты не болтун, я в курсе. И это плюс. И для нас, и особенно для тебя. Докладывать будешь мне лично, никому другому. Есть вопросы? — При этих словах генерал-полковник снова бросил быстрый взгляд в сторону ящика своего стола. Того самого ящика, задвинутого. Очень ему, наверное, хотелось, чтобы у меня никаких вопросов больше не было.
Увы, у меня вопрос все-таки был:
— Как насчет задатка?
Лицо генерал-полковника стало недовольным.
— Ну, ты и жук, — пробурчал он. —Тут ведь тебе не частная лавочка, не обманут.
— И тем не менее, — кротко объяснил я, поглядывая на сухаревский бумажник.
— Задаток я беру всегда, из суеверия. Традиция у меня такая, видите ли.
— Суеверия… — передразнил Сухарев. — Ну, хрен с тобой. Сколько?
— Тысячу.
Лицо генерал-полковника из просто недовольного стало ОЧЕНЬ недовольным:
— Ты-ся-чу баксов задатка? А жопа не треснет? «И этот туда же», — подумал я устало. Почему-то все мои клиенты уверены, что детектив Штерн берет в качестве аванса исключительно американские деньги.
— Рублей, — уточнил я. — Всего лишь тысячу Рублей. Старыми. По нынешнему — один рубль. Говорю, традиция у меня…
Выражение недовольства сразу же испарилось с генерал-полковничьего лица.
На смену пришло удивление. Сухарев внимательно осмотрел меня, стараясь найти во мне еще какие-нибудь признаки тихого помешательства. Не нашел, фыркнул и стал копаться в своем бумажнике. Самыми мелкими у него оказались пятидесятирублевые банкноты, а вообще больше половины бумажника занимали пластиковые кредитные карточки.
— Может, десятку возьмешь? — поинтересовался, наконец, главный президентский страж.
— У меня сдачи нет, — сухо ответил я. Традиция есть традиция, отступать от нее нельзя.
Генерал-полковник что-то буркнул себе под нос, придавил кнопку селектора и спросил:
— Иван, у тебя мелкие деньги есть?
— Доллары? — тревожно спросил селектор.
— Рубли! — со злостью заорал генерал-полковник. —Деревянные! Железные!
Понял?
Через несколько секунд в дверь кабинета проскользнул слегка обалдевший Иванушка из приемной. В одной руке он все еще сжимал отвертку, а в другой — горсть серебристой мелочи. Он боязливо приблизился к начальственному столу и сначала вознамерился оставить на столе не мелочь, а отвертку. Очевидно, причина генерал-полковничьего гнева была ему непонятна.
— Дубина, — с сердцем сказал Сухарев. — Ну, зачем мне твоя отвертка?
— Виноват! — полузадушенно прошептал парень, хватая инструмент обратно и высыпая на его место серебро. — Мне можно идти?
Генерал-полковник только махнул досадливо рукой, и Ваня-секретарь исчез из кабинета.
— Молодое пополнение, — скорбно прокомментировал Сухарев. — Раздолбай. Из всех команд знают только «вольно».
— То ли дело старая гвардия, — машинально поддакнул я. — Те-то, по крайней мере, команды не путают…
Признаюсь, про старую гвардию брякнул я безо всякой задней мысли. Просто чтобы разговор поддержать. Брякнул — и сам поразился тому эффекту, который вдруг произвела моя невиннейшая фраза. Сухарев резко отпрянул назад, глаза его округлились, челюсть отвисла. За каких-нибудь полчаса разговора с шефом ПБ я успел повидать Сухарева злого и Сухарева торжествующего, Сухарева озабоченного и даже Сухарева с улыбкой. Но вот Сухарева испуганного я видел впервые! И, клянусь, целые две секунды страх на его лице был самым натуральным. Как будто генерал-полковник вдруг увидел на месте частного детектива Штерна привидение.
Или кобру в боевом положении. Или, как .минимум, гранату «ф-1» с выдернутым кольцом.
— Что с вами, Анатолий Васильевич? — тревожно спросил я.
Третий человек (после Президента и премьера) вздрогнул, попытался взять себя в руки и почти в этом преуспел. Только прерывистое дыхание теперь выдавало бывший Сухаревский испуг.
— Со мной?.. Ничего со мной, — медленно проговорил шеф ПБ и даже смог принужденно улыбнуться. — Елкой от тебя больно воняет, вот что. Тот еще запах… Ну, ладно, ступай. Вот твой рубль и пропуск, — Сухарев что-то черкнул на обороте моей картонки. —Жду послезавтра, в это же время… Свободен!
Последнее слово, вероятно, в этом кабинете означало что-то типа «до свидания». Я взял монетку и пропуск, поднялся с места и вышел за дверь. Глаз на затылке у меня не было, однако я почти не сомневался в том, что генерал-полковник провожает меня взглядом. Я такие взгляды спиной чувствую.
Спина от них у меня чешется.
Секретарь Ваня в приемной по-прежнему копался отверткой в телефонных внутренностях, и теперь-то я хорошо рассмотрел выпотрошенный аппарат. Было впечатление, что совсем недавно этот телефон попытался пристрелить. Во яком случае, дырочка в правом боку более всего напоминала пулевое отверстие. Будь на месте телефонного аппарата ежик резиновый, все бы обошлось. Но телефоны не умеют ходить и посвистывать. Они либо работают, либо нет.
— До свидания, — вежливо попрощался я с Ваней из молодого пополнения. Тот негромко пискнул что-то, не поднимая головы. Очевидно, он все еще переживал начальственное распекание. Мне даже расхотелось спрашивать у него, куда из приемной подевался майор Молчанов. Подевался — и ладно. Все равно ведь обратно на казенном автомобиле меня никто не повезет. И придется мне сейчас, как миленькому, топать до метро…
Впрочем, для начала мне пришлось еще долго топать обратно до лифта. Пару раз я чуть не заблудился в коридорах, и лишь знакомая дверь с буквой "R" и доска с одиноким объявлением вывели меня на путь истинный.
Возле лифта нес свою службу все тот же почти вежливый леопард с «Макаровым» в кобуре. Кстати, кобура эта теперь была застегнута, и можно было вообразить, что вместо табельного оружия там, например, краковская колбаса. У меня когда-то был приятель в патрульно-постовой службе, некто Игорь Мелехин.
Так вот он на полном серьезе уверял меня, что лучше всего к стандартной кобуре под «ПМ» подходит не «Макаров», а куриная ножка в целлофановом пакете. Ножка, доказывал Игорь, сидит в кобуре как влитая и выхватывается из нее очень быстро — словно «кольт» на счет «три».
— Пропуск! — почти дружелюбным тоном сказал леопард. Погоны на нем были капитанские, а сам он был весь такой крепкий, мускулистый и подтянутый. Такой лет под тридцать. Живое олицетворение боеготовности наших спецслужб.
Я предъявил пропуск, леопард узрел на обороте начальственный автограф и козырнул. Оставалось только вызвать лифт и с комфортом съехать со второго этажа на первый. Только вот кнопки вызова поблизости я, сколько ни таращился, не увидел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Больше ничего в кошельке не было.
— Только учти, Яков Штерн, — сурово проговорил Сухарев. — Будешь трепаться — пожалеешь. Хотя ты не болтун, я в курсе. И это плюс. И для нас, и особенно для тебя. Докладывать будешь мне лично, никому другому. Есть вопросы? — При этих словах генерал-полковник снова бросил быстрый взгляд в сторону ящика своего стола. Того самого ящика, задвинутого. Очень ему, наверное, хотелось, чтобы у меня никаких вопросов больше не было.
Увы, у меня вопрос все-таки был:
— Как насчет задатка?
Лицо генерал-полковника стало недовольным.
— Ну, ты и жук, — пробурчал он. —Тут ведь тебе не частная лавочка, не обманут.
— И тем не менее, — кротко объяснил я, поглядывая на сухаревский бумажник.
— Задаток я беру всегда, из суеверия. Традиция у меня такая, видите ли.
— Суеверия… — передразнил Сухарев. — Ну, хрен с тобой. Сколько?
— Тысячу.
Лицо генерал-полковника из просто недовольного стало ОЧЕНЬ недовольным:
— Ты-ся-чу баксов задатка? А жопа не треснет? «И этот туда же», — подумал я устало. Почему-то все мои клиенты уверены, что детектив Штерн берет в качестве аванса исключительно американские деньги.
— Рублей, — уточнил я. — Всего лишь тысячу Рублей. Старыми. По нынешнему — один рубль. Говорю, традиция у меня…
Выражение недовольства сразу же испарилось с генерал-полковничьего лица.
На смену пришло удивление. Сухарев внимательно осмотрел меня, стараясь найти во мне еще какие-нибудь признаки тихого помешательства. Не нашел, фыркнул и стал копаться в своем бумажнике. Самыми мелкими у него оказались пятидесятирублевые банкноты, а вообще больше половины бумажника занимали пластиковые кредитные карточки.
— Может, десятку возьмешь? — поинтересовался, наконец, главный президентский страж.
— У меня сдачи нет, — сухо ответил я. Традиция есть традиция, отступать от нее нельзя.
Генерал-полковник что-то буркнул себе под нос, придавил кнопку селектора и спросил:
— Иван, у тебя мелкие деньги есть?
— Доллары? — тревожно спросил селектор.
— Рубли! — со злостью заорал генерал-полковник. —Деревянные! Железные!
Понял?
Через несколько секунд в дверь кабинета проскользнул слегка обалдевший Иванушка из приемной. В одной руке он все еще сжимал отвертку, а в другой — горсть серебристой мелочи. Он боязливо приблизился к начальственному столу и сначала вознамерился оставить на столе не мелочь, а отвертку. Очевидно, причина генерал-полковничьего гнева была ему непонятна.
— Дубина, — с сердцем сказал Сухарев. — Ну, зачем мне твоя отвертка?
— Виноват! — полузадушенно прошептал парень, хватая инструмент обратно и высыпая на его место серебро. — Мне можно идти?
Генерал-полковник только махнул досадливо рукой, и Ваня-секретарь исчез из кабинета.
— Молодое пополнение, — скорбно прокомментировал Сухарев. — Раздолбай. Из всех команд знают только «вольно».
— То ли дело старая гвардия, — машинально поддакнул я. — Те-то, по крайней мере, команды не путают…
Признаюсь, про старую гвардию брякнул я безо всякой задней мысли. Просто чтобы разговор поддержать. Брякнул — и сам поразился тому эффекту, который вдруг произвела моя невиннейшая фраза. Сухарев резко отпрянул назад, глаза его округлились, челюсть отвисла. За каких-нибудь полчаса разговора с шефом ПБ я успел повидать Сухарева злого и Сухарева торжествующего, Сухарева озабоченного и даже Сухарева с улыбкой. Но вот Сухарева испуганного я видел впервые! И, клянусь, целые две секунды страх на его лице был самым натуральным. Как будто генерал-полковник вдруг увидел на месте частного детектива Штерна привидение.
Или кобру в боевом положении. Или, как .минимум, гранату «ф-1» с выдернутым кольцом.
— Что с вами, Анатолий Васильевич? — тревожно спросил я.
Третий человек (после Президента и премьера) вздрогнул, попытался взять себя в руки и почти в этом преуспел. Только прерывистое дыхание теперь выдавало бывший Сухаревский испуг.
— Со мной?.. Ничего со мной, — медленно проговорил шеф ПБ и даже смог принужденно улыбнуться. — Елкой от тебя больно воняет, вот что. Тот еще запах… Ну, ладно, ступай. Вот твой рубль и пропуск, — Сухарев что-то черкнул на обороте моей картонки. —Жду послезавтра, в это же время… Свободен!
Последнее слово, вероятно, в этом кабинете означало что-то типа «до свидания». Я взял монетку и пропуск, поднялся с места и вышел за дверь. Глаз на затылке у меня не было, однако я почти не сомневался в том, что генерал-полковник провожает меня взглядом. Я такие взгляды спиной чувствую.
Спина от них у меня чешется.
Секретарь Ваня в приемной по-прежнему копался отверткой в телефонных внутренностях, и теперь-то я хорошо рассмотрел выпотрошенный аппарат. Было впечатление, что совсем недавно этот телефон попытался пристрелить. Во яком случае, дырочка в правом боку более всего напоминала пулевое отверстие. Будь на месте телефонного аппарата ежик резиновый, все бы обошлось. Но телефоны не умеют ходить и посвистывать. Они либо работают, либо нет.
— До свидания, — вежливо попрощался я с Ваней из молодого пополнения. Тот негромко пискнул что-то, не поднимая головы. Очевидно, он все еще переживал начальственное распекание. Мне даже расхотелось спрашивать у него, куда из приемной подевался майор Молчанов. Подевался — и ладно. Все равно ведь обратно на казенном автомобиле меня никто не повезет. И придется мне сейчас, как миленькому, топать до метро…
Впрочем, для начала мне пришлось еще долго топать обратно до лифта. Пару раз я чуть не заблудился в коридорах, и лишь знакомая дверь с буквой "R" и доска с одиноким объявлением вывели меня на путь истинный.
Возле лифта нес свою службу все тот же почти вежливый леопард с «Макаровым» в кобуре. Кстати, кобура эта теперь была застегнута, и можно было вообразить, что вместо табельного оружия там, например, краковская колбаса. У меня когда-то был приятель в патрульно-постовой службе, некто Игорь Мелехин.
Так вот он на полном серьезе уверял меня, что лучше всего к стандартной кобуре под «ПМ» подходит не «Макаров», а куриная ножка в целлофановом пакете. Ножка, доказывал Игорь, сидит в кобуре как влитая и выхватывается из нее очень быстро — словно «кольт» на счет «три».
— Пропуск! — почти дружелюбным тоном сказал леопард. Погоны на нем были капитанские, а сам он был весь такой крепкий, мускулистый и подтянутый. Такой лет под тридцать. Живое олицетворение боеготовности наших спецслужб.
Я предъявил пропуск, леопард узрел на обороте начальственный автограф и козырнул. Оставалось только вызвать лифт и с комфортом съехать со второго этажа на первый. Только вот кнопки вызова поблизости я, сколько ни таращился, не увидел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116