Но инстинкт охотника в нас сильнее инстинкта самосохранения, я давно это понял.
По этой причине я не стал благоразумно отступать, но предпринял нечто иное, прямо противоположное: выскочил на самую середину дороги и изо всех сил замахал руками. В одной руке у меня был пистолет, в другой — новенькое алое удостоверение почетного железнодорожника, купленное с неделю назад на Рижском рынке. Благодаря этому удостоверению мой билет до Воронежа обошелся мне раза в полтора дешевле, Взвизгнули тормоза. Ошарашенный водитель с лейтенантскими погонами выглянул наружу, силясь понять, какой придурок тормозит милицейский экипаж и не имеет ли он, кстати, законного права это Делать. Прекрасно! Сомнение — мать истины, как говаривали древние. Я имею, имею право. Право Штерна, который гонится за убийцей.
Я рванул на себя дверцу «уазика» и прорычал:
— Я — майор Штерн из ОБЭП! Совершено вооруженное нападение! Гони вон за той «Волгой»!.. Да скорее, мать твою разэтак! Потеряем их — шкуру спущу! — При этом я размахивал своей алой книжицей прямо у лейтенантского носа. За последние полгода форма и тип служебных удостоверений в разных милицейских и около-милицейских подразделениях менялись уже раза три, а потому я ничуть не боялся, что лейтенант может усомниться в моих «корочках». Тем более когда поблизости догорают обломки киоска, воняет пороховой гарью и в трех шагах на земле валяется покойник в обнимку с пусковой ракетной установкой…
— Садитесь, майор! — воскликнул лейтенант, окончательно мне поверив. В самом деле: какой преступник решится притормозить милицейскую машину? А раз я не преступник — следовательно, свой.
— Гони, гони, дорогой! — Я плюхнулся на соседнее сиденье и ткнул пальцем в сторону, куда скрылась «Волга». — Не дай им уйти!!
Кроме лейтенанта за рулем, в «уазике» больше никого не было. Повезло.
Человек за рулем обычно смотрит не на тебя, а на дорогу. Пока я убеждал лейтенанта мне поверить, «Волга» сумела оторваться достаточно сильно. Наверное, тип в машине предложил шоферу неплохие бабки за скорость или просто заставил жать на газ, угрожая пистолетом.
— Рэкет? — спросил мой водитель, не отрываясь от дороги.
Я хотел было удовлетворить любопытство лейтенанта коротким «Да!», однако вовремя вспомнил, что только что представился майором ОБЭП. Как известно, бывший ОБХСС у нас не занимается наездами, а ведает исключительно экономическими преступлениями.
— Памятник хотели захватить! — ляпнул я.
— Памятник? — изумленно переспросил мой водитель, и мне пришлось быстренько выдумывать дальше.
— Именно, — подтвердил я. — Бронза, цветной металл. Переплавить в лом и продать в Прибалтику…
Моя выдумка неожиданно оказалась удачной.
— Нашего Ваню — на цветной металл?! — обиженно выкрикнул лейтенант. Его патриотическое чувство было уязвлено. — Ну, сволочи!! Держитесь!
Мотор взревел еще сильнее, водитель заскрежетал зубами от натуги, как будто его человеческие силы могли реально приплюсоваться к лошадиным силам двигателя «уазика». Так или иначе — но расстояние между нашими машинами начало быстро сокращаться.
«Волга» заметалась, намереваясь ускользнуть от нас. Похоже, водитель машины вел свою тачку все-таки под дулом пистолета: ни за какие деньги, самые-рассамые американские, ни один нормальный шофер не согласился бы так рисковать своим автомобилем. Раза два машина пролетала в такой опасной близости от встречных автобусов, что столкновение казалось неизбежным. Но подлецу пока невероятно везло. Или, быть может, у него на роду было написано погибнуть не в аварии, но каким-то иным способом. Мне еще предстояло выяснить, каким именно, однако прежде следовало бы : подлеца догнать. По меньшей мере. А в идеале — догнать и перегнать, как мы когда-то Америку.
— С-с-суки! — все никак не мог успокоиться лейтенант, выжимая из «уазика» новые лошадиные силы. — Ваню переплавить!..
Бьюсь об заклад, что водитель прежде никогда не читал Никитина, кроме как в первом классе, но негодование его было неподдельным. "Стихийная любовь к родному пепелищу, — подумал я, — есть наша сильная черта. Пока на святыню никто не покушается, она нам всем нужна, как прошлогодний снег. Но, стоит лишь постороннему супостату протянуть свои жадные грабли к отеческим гробам, как мы дружно готовы навалиться всем миром и наступить на эти загребущие грабли.
Рукояткой нам, натурально, саданет по зубам — зато и треклятому врагу не поздоровится".
— С-с-сволочи! — продолжал скрежетать водитель, загоняя «уазик» в немыслимо крутой вираж и сразу выигрывая еще метров десять. Мы уже мчались по знакомой мне улице Феоктистова, мимо нескончаемой стены плача. Шофер «Волги», подгоняемый пистолетом, на наш вираж ответил собственным, чуть не вмазался в красно-белый борт троллейбуса номер 2, однако отвоевал метры обратно.
— Матюгальник работает? — спросил я у лейтенанта, шаря рукой по приборной панели.
— Работает, — сквозь зубы процедил водитель «уазика». — Посвистывает только… — Взгляд лейтенанта был по-прежнему прикован к дороге впереди, на лице застыло выражение летчика-истребителя, исчерпавшего боезапас и готового вот-вот пойти на таран. Я уже начал жалеть о придуманной сказочке про цветной металл, которая вдруг ввела моего водителя в боевой транс; мысль о повторении подвига Талалихина и Гастелло не показалась мне слишком плодотворной.
Я нащупал, наконец, нужную кнопку на панели «уазика», нажал ее — и только после этого понял, что же означало это скромное лейтенантское «посвистывает»: первое же сказанное мной в микрофон слово «Внимание!» сопроводилось немыслимым по своей мерзости радиосвистом. Словно бы на крышу милицейского авто откуда-то сверху приземлился Соловей-Разбойник, ушиб лапищу о наш двойной динамик и громко пожаловался на свою неприятность в свойственной Соловью сугубо разбойничьей манере. Полагаю, такие звуки могли пробить брешь в колонне немецко-фашистских танков во время исторической операции «Багратион». Белая «Волга» лихорадочно дернулась, но, не обладая тяжелой статью танка «тигр», сразу волчком закружилась на месте, тут же теряя в скорости и в маневренности — С-с-скоты! — радостно заскрежетал лейтенант, в пылу погони направляя наш «уазик» точно на вражескую «Волгу». Я-то думал, что «Волгу» с шофером-заложником совсем не обязательно таранить, коли можно и так взять врага обходным маневром. Но мой водитель, вдохновившись свистом, действовал наверняка-точь-в-точь, как в песне про тачанку. Птица и зверь еще имели бы возможность улететь-уйти с дороги, однако «Волга» была покрупнее и не успела. Я выронил микрофон и обеими руками вцепился в сиденье… Очень вовремя! Удар, треск, хруст, победный вопль «Ваню?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
По этой причине я не стал благоразумно отступать, но предпринял нечто иное, прямо противоположное: выскочил на самую середину дороги и изо всех сил замахал руками. В одной руке у меня был пистолет, в другой — новенькое алое удостоверение почетного железнодорожника, купленное с неделю назад на Рижском рынке. Благодаря этому удостоверению мой билет до Воронежа обошелся мне раза в полтора дешевле, Взвизгнули тормоза. Ошарашенный водитель с лейтенантскими погонами выглянул наружу, силясь понять, какой придурок тормозит милицейский экипаж и не имеет ли он, кстати, законного права это Делать. Прекрасно! Сомнение — мать истины, как говаривали древние. Я имею, имею право. Право Штерна, который гонится за убийцей.
Я рванул на себя дверцу «уазика» и прорычал:
— Я — майор Штерн из ОБЭП! Совершено вооруженное нападение! Гони вон за той «Волгой»!.. Да скорее, мать твою разэтак! Потеряем их — шкуру спущу! — При этом я размахивал своей алой книжицей прямо у лейтенантского носа. За последние полгода форма и тип служебных удостоверений в разных милицейских и около-милицейских подразделениях менялись уже раза три, а потому я ничуть не боялся, что лейтенант может усомниться в моих «корочках». Тем более когда поблизости догорают обломки киоска, воняет пороховой гарью и в трех шагах на земле валяется покойник в обнимку с пусковой ракетной установкой…
— Садитесь, майор! — воскликнул лейтенант, окончательно мне поверив. В самом деле: какой преступник решится притормозить милицейскую машину? А раз я не преступник — следовательно, свой.
— Гони, гони, дорогой! — Я плюхнулся на соседнее сиденье и ткнул пальцем в сторону, куда скрылась «Волга». — Не дай им уйти!!
Кроме лейтенанта за рулем, в «уазике» больше никого не было. Повезло.
Человек за рулем обычно смотрит не на тебя, а на дорогу. Пока я убеждал лейтенанта мне поверить, «Волга» сумела оторваться достаточно сильно. Наверное, тип в машине предложил шоферу неплохие бабки за скорость или просто заставил жать на газ, угрожая пистолетом.
— Рэкет? — спросил мой водитель, не отрываясь от дороги.
Я хотел было удовлетворить любопытство лейтенанта коротким «Да!», однако вовремя вспомнил, что только что представился майором ОБЭП. Как известно, бывший ОБХСС у нас не занимается наездами, а ведает исключительно экономическими преступлениями.
— Памятник хотели захватить! — ляпнул я.
— Памятник? — изумленно переспросил мой водитель, и мне пришлось быстренько выдумывать дальше.
— Именно, — подтвердил я. — Бронза, цветной металл. Переплавить в лом и продать в Прибалтику…
Моя выдумка неожиданно оказалась удачной.
— Нашего Ваню — на цветной металл?! — обиженно выкрикнул лейтенант. Его патриотическое чувство было уязвлено. — Ну, сволочи!! Держитесь!
Мотор взревел еще сильнее, водитель заскрежетал зубами от натуги, как будто его человеческие силы могли реально приплюсоваться к лошадиным силам двигателя «уазика». Так или иначе — но расстояние между нашими машинами начало быстро сокращаться.
«Волга» заметалась, намереваясь ускользнуть от нас. Похоже, водитель машины вел свою тачку все-таки под дулом пистолета: ни за какие деньги, самые-рассамые американские, ни один нормальный шофер не согласился бы так рисковать своим автомобилем. Раза два машина пролетала в такой опасной близости от встречных автобусов, что столкновение казалось неизбежным. Но подлецу пока невероятно везло. Или, быть может, у него на роду было написано погибнуть не в аварии, но каким-то иным способом. Мне еще предстояло выяснить, каким именно, однако прежде следовало бы : подлеца догнать. По меньшей мере. А в идеале — догнать и перегнать, как мы когда-то Америку.
— С-с-суки! — все никак не мог успокоиться лейтенант, выжимая из «уазика» новые лошадиные силы. — Ваню переплавить!..
Бьюсь об заклад, что водитель прежде никогда не читал Никитина, кроме как в первом классе, но негодование его было неподдельным. "Стихийная любовь к родному пепелищу, — подумал я, — есть наша сильная черта. Пока на святыню никто не покушается, она нам всем нужна, как прошлогодний снег. Но, стоит лишь постороннему супостату протянуть свои жадные грабли к отеческим гробам, как мы дружно готовы навалиться всем миром и наступить на эти загребущие грабли.
Рукояткой нам, натурально, саданет по зубам — зато и треклятому врагу не поздоровится".
— С-с-сволочи! — продолжал скрежетать водитель, загоняя «уазик» в немыслимо крутой вираж и сразу выигрывая еще метров десять. Мы уже мчались по знакомой мне улице Феоктистова, мимо нескончаемой стены плача. Шофер «Волги», подгоняемый пистолетом, на наш вираж ответил собственным, чуть не вмазался в красно-белый борт троллейбуса номер 2, однако отвоевал метры обратно.
— Матюгальник работает? — спросил я у лейтенанта, шаря рукой по приборной панели.
— Работает, — сквозь зубы процедил водитель «уазика». — Посвистывает только… — Взгляд лейтенанта был по-прежнему прикован к дороге впереди, на лице застыло выражение летчика-истребителя, исчерпавшего боезапас и готового вот-вот пойти на таран. Я уже начал жалеть о придуманной сказочке про цветной металл, которая вдруг ввела моего водителя в боевой транс; мысль о повторении подвига Талалихина и Гастелло не показалась мне слишком плодотворной.
Я нащупал, наконец, нужную кнопку на панели «уазика», нажал ее — и только после этого понял, что же означало это скромное лейтенантское «посвистывает»: первое же сказанное мной в микрофон слово «Внимание!» сопроводилось немыслимым по своей мерзости радиосвистом. Словно бы на крышу милицейского авто откуда-то сверху приземлился Соловей-Разбойник, ушиб лапищу о наш двойной динамик и громко пожаловался на свою неприятность в свойственной Соловью сугубо разбойничьей манере. Полагаю, такие звуки могли пробить брешь в колонне немецко-фашистских танков во время исторической операции «Багратион». Белая «Волга» лихорадочно дернулась, но, не обладая тяжелой статью танка «тигр», сразу волчком закружилась на месте, тут же теряя в скорости и в маневренности — С-с-скоты! — радостно заскрежетал лейтенант, в пылу погони направляя наш «уазик» точно на вражескую «Волгу». Я-то думал, что «Волгу» с шофером-заложником совсем не обязательно таранить, коли можно и так взять врага обходным маневром. Но мой водитель, вдохновившись свистом, действовал наверняка-точь-в-точь, как в песне про тачанку. Птица и зверь еще имели бы возможность улететь-уйти с дороги, однако «Волга» была покрупнее и не успела. Я выронил микрофон и обеими руками вцепился в сиденье… Очень вовремя! Удар, треск, хруст, победный вопль «Ваню?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116