Она порой не понимала Вильму и считала, что долгие годы работы в полиции офицером по надзору за условно осужденными и выпущенными досрочно полностью отучили Вильму доверять людям. Вильма могла положиться на своих близких друзей, но не слишком верила остальным.
Свернув с шоссе к аэропорту, Мэйвити медленно проехала мимо стеклянных дверей небольшого терминала, но ставить машину перед ним не решилась. Тут выпишут штраф в тот же миг, как закончатся отведенные пятнадцать минут; можно подумать, девушка-контролер поджидает в засаде прямо за углом, норовя во что бы то ни стало выполнить свою норму. Проехав вниз по склону немного дальше, она добралась до кратковременной стоянки, заперла машину и бодрым маршем отправилась назад по крутому склону.
Она толкнула стеклянную дверь и вошла — маленькая сухонькая фигурка в белой униформе, прямая как струна, с блика ми утреннего солнца на седых кудряшках. Может, Мэйвити и выглядела немного растрепанной, но она была в лучшей форме, чем многие женщины вполовину моложе нее. Преодолев крутой подъем, она даже не запыхалась. И ей не нужно было платить за занятия на дорогих тренажерах — наоборот, это ей платили деньги за физзарядку, которую она выполняла прямо на рабочем месте, подметая, оттирая и наводя блеск.
Грили был похож на нее — худощавый и подтянутый, как тренированная гончая. А Дора оказалась совсем иной, телосложением она пошла в мать. Пышная, говорил Грили. К счастью, отцовский крутой нрав она тоже не унаследовала.
Местный аэропорт был маленьким, поэтому большинство рейсов приходилось на местные авиакомпании. Впрочем, взлетно-посадочная полоса могла бы принять и «Боинг-737», если бы кто-нибудь решил организовать отсюда прямую линию, но ни кто этого не делал.
Пройдя через вестибюль к воротам зоны прилета, она увидела, что все три застекленных зала ожидания пусты. Слева от нее, за стойкой «Дельты», стоял одинокий клерк; он, не мигая, смотрел в пустоту и, похоже, спал.
Справа от нее, в более просторном главном зале ожидания, коротали время всего три человека; они расположились на длинном ряду кресел, обтянутых потрескавшейся кожей. Двое мужчин, обмякнув, дремали: возможно, дорога отняла у них всю ночь, или они всю ночь прождали здесь, съежившись на потертых сиденьях. Третьего мужчину из-за колонны было почти не видно, только ноги. Судя по его расслабленной позе, он тоже спал.
Она было подумала о чашечке кофе, но, сверив свои часы с теми, что висели в аэропорту, отказалась от этой затеи: времени оставалось немного, к тому же кофе здесь был дорогим и не стоил ни подъема по лестнице, ни требуемых за него полутора баксов. У Вильмы кофе лучше. Кроме того, за завтраком она наелась под завязку и для еще одной чашки кофе просто не было места.
Устроившись в середине ряда соединенных друг с другом кресел так, чтобы увидеть прилетающий самолет, она постаралась найти местечко подальше от переполненных пепельниц, откуда разило мерзким запахом окурков. После недели с курившим прямо в доме Грили она не переносила даже вида сигарет. Мало было запаха от кота, так еще и табак, и в результате ее дом вонял, как дешевая забегаловка.
Она, конечно, могла бы повесить в гостиной одну из табличек типа «Спасибо, что не курите». Но Грили не обратит на это никакого внимания. А попытайся она выставить его курить на улицу, так он закатил бы настоящий скандал. Наверное, чтобы избавиться от табачной и кошачьей вони, придется просто сжечь дом до основания.
В любом другом месте, кроме Молена-Пойнт, домик Мэйвити сочли бы просто лачугой — размером чуть больше трейлера, с плоской крышей и обшитыми вагонкой стенами, в типичном для Калифорнии стиле. Но в оживленном приморском городке он представлял собой немалую ценность. Конечно, думала Мэйвити, это все из-за высоких цен на землю. Прибрежные участки стоили особенно дорого, хотя залив в этих местах был грязным и вонючим.
Глядя на карту Молена-Пойнт, можно было подумать, что ее дом выходит на широкий песчаный пляж. На самом деле ее участок представлял собой клочок земли на заболоченной полоске между заливом и рекой. Конечно, песок там тоже кое-где попадался в виде — отдельных заплаток, к тому же густо поросших осокой. Болото время от времени затоплялось. Все дома вдоль берега приходилось строить на сваях, а в плохую погоду нужно было держать под рукой тазы и ведра. Нижняя часть дома была покрыта пятнами какой-то черноватой слизи, и как ни смывала, как ни терла их Мэйвити, они только становились темнее.
Она не задумывалась о цене своей недвижимости, пока Винтроп Джерген не указал ей, какой дорогой может быть эта земля. Он объяснил, сколько денег можно было бы получить, заложив ее, в том случае, если Мэйвити надумает более активно делать инвестиции. Но при мысли о закладе ее одолевали сомнения. Она боялась того, что может случиться, хотя наверняка не случилось бы ничего.
Мэйвити очень любила вид, который открывался с ее крыльца; она любила и это болото, и морских птиц — крачек, чаек, пеликанов. Земля чуть выше ее дома — там, где вдоль дороги через долину располагались дорогие дома, где возвышалась на холме старая испанская миссия, — была ценной собственностью. Мэйвити любила перезвон колоколов, созывающих людей к воскресной службе.
Дора утверждала, что эти колокола мешают ей спать. Невелика беда — южане все равно рано встают, чтобы пойти в церковь. Они всегда спешили к мессе, хотя и не были католиками. Ральф говорил, что душе полезно некоторое разнообразие.
Громкоговоритель прокашлялся и хрипло объявил о прибытии рейса из Лос-Анджелеса. Мэйвити поднялась, прошла в зал №3 и остановилась у окна. И взлетно-посадочная полоса, и небо по-прежнему были пусты.
Она уже давно не видела Дору и Ральфа, хотя в последнее время они не раз подолгу разговаривали по телефону. Теперь, когда Грили подумывал о возвращении в Калифорнию, она предполагала, что и Слудеры могли бы решиться переехать сюда, на побережье; можно было обосноваться и подальше от берега, где земля стоила дешевле. Мэйвити полагала, что после ужасного финансового краха, который постиг Дору и Ральфа в прошлом году, у них было туговато с деньгами. Единственной же причиной, почему она могла позволить себе жить здесь, было то, что они с Лу купили свой домик почти сорок лет назад, когда цены на участки у болота были ничтожными. Тогда этот дом, называвшийся рыбацкой хижиной, обошелся им всего в пару тысяч.
Она похоронила Лу на городском кладбище Молена-Пойнт в апреле тринадцать лет назад. Приходилось признаться, пусть даже только самой себе, что ей действительно было одиноко — одиноко и иногда страшно.
Что ж, возможно, не ей одной было одиноко. Прежде чем Ральф заказал билеты на самолет, Дора четыре раза в неделю звонила ей, и это были долгие разговоры, словно и сама Дора нуждалась в родных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Свернув с шоссе к аэропорту, Мэйвити медленно проехала мимо стеклянных дверей небольшого терминала, но ставить машину перед ним не решилась. Тут выпишут штраф в тот же миг, как закончатся отведенные пятнадцать минут; можно подумать, девушка-контролер поджидает в засаде прямо за углом, норовя во что бы то ни стало выполнить свою норму. Проехав вниз по склону немного дальше, она добралась до кратковременной стоянки, заперла машину и бодрым маршем отправилась назад по крутому склону.
Она толкнула стеклянную дверь и вошла — маленькая сухонькая фигурка в белой униформе, прямая как струна, с блика ми утреннего солнца на седых кудряшках. Может, Мэйвити и выглядела немного растрепанной, но она была в лучшей форме, чем многие женщины вполовину моложе нее. Преодолев крутой подъем, она даже не запыхалась. И ей не нужно было платить за занятия на дорогих тренажерах — наоборот, это ей платили деньги за физзарядку, которую она выполняла прямо на рабочем месте, подметая, оттирая и наводя блеск.
Грили был похож на нее — худощавый и подтянутый, как тренированная гончая. А Дора оказалась совсем иной, телосложением она пошла в мать. Пышная, говорил Грили. К счастью, отцовский крутой нрав она тоже не унаследовала.
Местный аэропорт был маленьким, поэтому большинство рейсов приходилось на местные авиакомпании. Впрочем, взлетно-посадочная полоса могла бы принять и «Боинг-737», если бы кто-нибудь решил организовать отсюда прямую линию, но ни кто этого не делал.
Пройдя через вестибюль к воротам зоны прилета, она увидела, что все три застекленных зала ожидания пусты. Слева от нее, за стойкой «Дельты», стоял одинокий клерк; он, не мигая, смотрел в пустоту и, похоже, спал.
Справа от нее, в более просторном главном зале ожидания, коротали время всего три человека; они расположились на длинном ряду кресел, обтянутых потрескавшейся кожей. Двое мужчин, обмякнув, дремали: возможно, дорога отняла у них всю ночь, или они всю ночь прождали здесь, съежившись на потертых сиденьях. Третьего мужчину из-за колонны было почти не видно, только ноги. Судя по его расслабленной позе, он тоже спал.
Она было подумала о чашечке кофе, но, сверив свои часы с теми, что висели в аэропорту, отказалась от этой затеи: времени оставалось немного, к тому же кофе здесь был дорогим и не стоил ни подъема по лестнице, ни требуемых за него полутора баксов. У Вильмы кофе лучше. Кроме того, за завтраком она наелась под завязку и для еще одной чашки кофе просто не было места.
Устроившись в середине ряда соединенных друг с другом кресел так, чтобы увидеть прилетающий самолет, она постаралась найти местечко подальше от переполненных пепельниц, откуда разило мерзким запахом окурков. После недели с курившим прямо в доме Грили она не переносила даже вида сигарет. Мало было запаха от кота, так еще и табак, и в результате ее дом вонял, как дешевая забегаловка.
Она, конечно, могла бы повесить в гостиной одну из табличек типа «Спасибо, что не курите». Но Грили не обратит на это никакого внимания. А попытайся она выставить его курить на улицу, так он закатил бы настоящий скандал. Наверное, чтобы избавиться от табачной и кошачьей вони, придется просто сжечь дом до основания.
В любом другом месте, кроме Молена-Пойнт, домик Мэйвити сочли бы просто лачугой — размером чуть больше трейлера, с плоской крышей и обшитыми вагонкой стенами, в типичном для Калифорнии стиле. Но в оживленном приморском городке он представлял собой немалую ценность. Конечно, думала Мэйвити, это все из-за высоких цен на землю. Прибрежные участки стоили особенно дорого, хотя залив в этих местах был грязным и вонючим.
Глядя на карту Молена-Пойнт, можно было подумать, что ее дом выходит на широкий песчаный пляж. На самом деле ее участок представлял собой клочок земли на заболоченной полоске между заливом и рекой. Конечно, песок там тоже кое-где попадался в виде — отдельных заплаток, к тому же густо поросших осокой. Болото время от времени затоплялось. Все дома вдоль берега приходилось строить на сваях, а в плохую погоду нужно было держать под рукой тазы и ведра. Нижняя часть дома была покрыта пятнами какой-то черноватой слизи, и как ни смывала, как ни терла их Мэйвити, они только становились темнее.
Она не задумывалась о цене своей недвижимости, пока Винтроп Джерген не указал ей, какой дорогой может быть эта земля. Он объяснил, сколько денег можно было бы получить, заложив ее, в том случае, если Мэйвити надумает более активно делать инвестиции. Но при мысли о закладе ее одолевали сомнения. Она боялась того, что может случиться, хотя наверняка не случилось бы ничего.
Мэйвити очень любила вид, который открывался с ее крыльца; она любила и это болото, и морских птиц — крачек, чаек, пеликанов. Земля чуть выше ее дома — там, где вдоль дороги через долину располагались дорогие дома, где возвышалась на холме старая испанская миссия, — была ценной собственностью. Мэйвити любила перезвон колоколов, созывающих людей к воскресной службе.
Дора утверждала, что эти колокола мешают ей спать. Невелика беда — южане все равно рано встают, чтобы пойти в церковь. Они всегда спешили к мессе, хотя и не были католиками. Ральф говорил, что душе полезно некоторое разнообразие.
Громкоговоритель прокашлялся и хрипло объявил о прибытии рейса из Лос-Анджелеса. Мэйвити поднялась, прошла в зал №3 и остановилась у окна. И взлетно-посадочная полоса, и небо по-прежнему были пусты.
Она уже давно не видела Дору и Ральфа, хотя в последнее время они не раз подолгу разговаривали по телефону. Теперь, когда Грили подумывал о возвращении в Калифорнию, она предполагала, что и Слудеры могли бы решиться переехать сюда, на побережье; можно было обосноваться и подальше от берега, где земля стоила дешевле. Мэйвити полагала, что после ужасного финансового краха, который постиг Дору и Ральфа в прошлом году, у них было туговато с деньгами. Единственной же причиной, почему она могла позволить себе жить здесь, было то, что они с Лу купили свой домик почти сорок лет назад, когда цены на участки у болота были ничтожными. Тогда этот дом, называвшийся рыбацкой хижиной, обошелся им всего в пару тысяч.
Она похоронила Лу на городском кладбище Молена-Пойнт в апреле тринадцать лет назад. Приходилось признаться, пусть даже только самой себе, что ей действительно было одиноко — одиноко и иногда страшно.
Что ж, возможно, не ей одной было одиноко. Прежде чем Ральф заказал билеты на самолет, Дора четыре раза в неделю звонила ей, и это были долгие разговоры, словно и сама Дора нуждалась в родных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78