Да мне это было и не важно.
Моя бальная сумочка валялась на полу. Я подняла ее, достала носовой платок и тщательно вытерла губы. Джон, держась рукой за щеку, ретировался в тень. Я выбросила платок и пошла прочь.
Мне не хотелось проходить через холл, потому что я догадывалась, что похожа на Горгону — с всклокоченными волосами, кровью на губах и злобным выражением лица. Взобравшись на ощупь по лестнице, на которой висела табличка «Только для команды», на верхнюю палубу, я, никем не замеченная, по другой лестнице спустилась ниже, пробралась в свою каюту, задернула шторы, разделась и оценила нанесенный моему телу ущерб. Мне было больно в стольких местах, что я не могла решить, где же больнее всего. К утру красные пятна на руках станут багрово-черными. Очень мило, подумала я: мы с Мэри сможем сравнить свои синяки.
Затем я пошла в ванную. Присев на корточки, в такой унизительной позе я вдруг осознала отвратительную правду: поцелуй был не без взаимности. Если бы Джон не прижал мне руки, они обвились бы вокруг его шеи.
И он нашел розочку! Вернувшись в каюту, я увидела, что она висит снаружи. Движение этих длинных проворных пальцев вдоль цепочки вниз, туда, где в ложбинке меж грудей покоилась розочка, было вызвано любопытством и злобным самодовольством.
Какой подъем, должно быть, испытало его эго, когда он убедился, что еще одна обезумевшая от любви дура носит подаренную им безделушку!
Резким рывком я сорвала с себя цепочку и швырнула ее через всю каюту, затем вошла в душ и отвернула кран до отказа.
Я не слышала стука в дверь, пока не выключила воду. Скорее всего это был Шмидт, столько шума наделать мог только он. Следовало ожидать, что он заметит мое отсутствие и пойдет искать меня. Я прикрыла мокрое тело и, главным образом, ушибы махровым халатом и пошла открывать. Шмидт продолжал колотить в дверь, пока я ее не открыла.
Вероятно, он покрасил усы гуталином или какой-нибудь другой Смываемой краской, потому что теперь она почти сошла, оставив лишь черные разводы на щеках, похожие на боевую раскраску.
— А! — воскликнул он, критически оглядывая меня. — Вам было плохо?
— Как вы догадались?
— Понял по вашему виду, — ответил Шмидт. — Разрешите мне войти, я вас полечу.
Я вздохнула и отступила в сторону:
— Меня не надо лечить, Шмидт, мне нужно просто лечь в постель.
— Вы правы. Завтра вставать на рассвете — экскурсия в Абидос. Я вас уложу.
Я засмеялась и запротестовала. Смеяться не следовало: когда нижняя губа растянулась, ранка снова разошлась. Лицо Шмидта приняло трогательное выражение, и он сказал тоном, которым редко разговаривал даже со мной, любимой своей подопечной:
— Когда мне бывало плохо или я заболевал, вы заботились обо мне, Вики. Позвольте теперь и мне сделать что-нибудь для вас.
Я опустила голову, чтобы скрыть слезы, навернувшиеся на глаза, и пролепетала:
— Ну ладно, спасибо, Шмидт. Только не предлагайте мне стакан пива от расстройства желудка.
— Пиво очень помогает при расстройстве желудка, — серьезно возразил Шмидт. — Но у меня есть кое-что получше. Пока вы будете надевать ночную рубашку, я это кое-что принесу. Если, конечно, не хотите, чтобы я помог вам с рубашкой.
Он хитро подмигнул мне, озорно хихикнул и выбежал рысцой, не дожидаясь ответа. Я успела переодеться и спрятать покрасневшие от стальной хватки Джона места, когда Шмидт вернулся, такой ласковый и заботливый, что я, не моргнув глазом, проглотила отвратительную гадость, которую он принес, а также снотворную таблетку. Укутав меня одеялом, он встал у кровати и внимательно посмотрел сверху вниз:
— Не хотите сказать мне, что случилось? Я отвернулась:
— Ничего не случилось, Шмидт, просто я перебрала.
— Гм, — хмыкнул он.
— Спокойной ночи, Шмидт. И спасибо.
— Schlaf wohl, Вики. И ни о чем не тревожьтесь. Отец земной да поможет нам, что бы там ни было.
Он нарочно сказал «отец земной» вместо «Отец Небесный», чтобы я улыбнулась. Я улыбнулась. Он неловко похлопал меня по плечу и, семеня, вышел, оставив ночник включенным. После его ухода я потянулась, чтобы выключить свет, — розочка лежала на ночном столике, разорванная цепочка обвилась вокруг нее, словно маленькая золотая змейка.
IV
Я забыла попросить, чтобы меня разбудили по телефону, но Шмидт позаботился и об этом. И очень кстати: я не привыкла к снотворным и проспала бы полдня, если бы он не позвонил и не сказал, что уже спускается.
— Дайте мне полчаса, — жалобно попросила я.
— Пятнадцать минут.
Это разрешение, данное с оттенком угрозы, подстегнуло меня так, что я успела принять душ и одеться еще до его прихода. В моем гардеробе нет прозрачных вещей — во всяком случае, среди вещей, предназначенных для дневного ношения, — поэтому мне нетрудно было найти блузку, закрывавшую синяки, которые, как и следовало ожидать, уже почернели. Я с удовлетворением отметила, что последствия случившегося накануне вечером эксцесса — физические и моральные — не оставили видимых следов, а посему согласилась на предложение Шмидта позавтракать в ресторане. Я хотела, чтобы Джон увидел меня улыбающейся, спокойной, хладнокровной, собранной и полной презрения.
Однако в ресторане его не оказалось. Не было и Мэри. Зал вообще был заполнен лишь наполовину, из чего следовало, что остальные завтракают у себя в каютах. Элис сидела с Фейсалом, они приветственно помахали мне, я помахала в ответ, и мы со Шмидтом уселись за столик как можно дальше от них. Чем меньше нас будут видеть вместе, тем безопаснее для Элис.
На берегу она будет искать связного. Интересно, в каком обличье он появится — такого же туриста, как мы, продавца сувениров, нищего? Ситуация была подходящей для словно бы случайной встречи: места осмотра достопримечательностей кишели людьми. Он будет среди них, я не сомневалась. Об изменениях в нашей программе наверху уже известно, и после смерти Али совершенно необходимо восстановить прерванную связь.
Шмидт набил желудок вареными яйцами, кукурузными хлопьями, фруктами и хлебом и отправился наполнять карманы всякими лакомствами про запас. Для кошек?
— Да, — ответил Шмидт, когда я его об этом спросила. — И несчастных собак. Ах, Вики, как грустно видеть...
Его речь прервал Фейсал, остановившись по дороге к выходу у нашего столика, чтобы предупредить, что нам следует поторапливаться:
— Не забудьте шляпу, Вики. Мы теперь находимся еще южнее, и солнце здесь еще жарче.
Я с надеждой подумала, что это намек, и бросилась к себе, но, открыв сейф, не обнаружила там ничего нового. Может быть, он намекал на что-то другое? А может быть, в том, что он сказал, и вовсе не было никакого намека. Минуту поколебавшись, я положила пистолет в сумку.
Большинство пассажиров уже собрались. После долгого путешествия по воде даже самые ленивые были рады сойти на берег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Моя бальная сумочка валялась на полу. Я подняла ее, достала носовой платок и тщательно вытерла губы. Джон, держась рукой за щеку, ретировался в тень. Я выбросила платок и пошла прочь.
Мне не хотелось проходить через холл, потому что я догадывалась, что похожа на Горгону — с всклокоченными волосами, кровью на губах и злобным выражением лица. Взобравшись на ощупь по лестнице, на которой висела табличка «Только для команды», на верхнюю палубу, я, никем не замеченная, по другой лестнице спустилась ниже, пробралась в свою каюту, задернула шторы, разделась и оценила нанесенный моему телу ущерб. Мне было больно в стольких местах, что я не могла решить, где же больнее всего. К утру красные пятна на руках станут багрово-черными. Очень мило, подумала я: мы с Мэри сможем сравнить свои синяки.
Затем я пошла в ванную. Присев на корточки, в такой унизительной позе я вдруг осознала отвратительную правду: поцелуй был не без взаимности. Если бы Джон не прижал мне руки, они обвились бы вокруг его шеи.
И он нашел розочку! Вернувшись в каюту, я увидела, что она висит снаружи. Движение этих длинных проворных пальцев вдоль цепочки вниз, туда, где в ложбинке меж грудей покоилась розочка, было вызвано любопытством и злобным самодовольством.
Какой подъем, должно быть, испытало его эго, когда он убедился, что еще одна обезумевшая от любви дура носит подаренную им безделушку!
Резким рывком я сорвала с себя цепочку и швырнула ее через всю каюту, затем вошла в душ и отвернула кран до отказа.
Я не слышала стука в дверь, пока не выключила воду. Скорее всего это был Шмидт, столько шума наделать мог только он. Следовало ожидать, что он заметит мое отсутствие и пойдет искать меня. Я прикрыла мокрое тело и, главным образом, ушибы махровым халатом и пошла открывать. Шмидт продолжал колотить в дверь, пока я ее не открыла.
Вероятно, он покрасил усы гуталином или какой-нибудь другой Смываемой краской, потому что теперь она почти сошла, оставив лишь черные разводы на щеках, похожие на боевую раскраску.
— А! — воскликнул он, критически оглядывая меня. — Вам было плохо?
— Как вы догадались?
— Понял по вашему виду, — ответил Шмидт. — Разрешите мне войти, я вас полечу.
Я вздохнула и отступила в сторону:
— Меня не надо лечить, Шмидт, мне нужно просто лечь в постель.
— Вы правы. Завтра вставать на рассвете — экскурсия в Абидос. Я вас уложу.
Я засмеялась и запротестовала. Смеяться не следовало: когда нижняя губа растянулась, ранка снова разошлась. Лицо Шмидта приняло трогательное выражение, и он сказал тоном, которым редко разговаривал даже со мной, любимой своей подопечной:
— Когда мне бывало плохо или я заболевал, вы заботились обо мне, Вики. Позвольте теперь и мне сделать что-нибудь для вас.
Я опустила голову, чтобы скрыть слезы, навернувшиеся на глаза, и пролепетала:
— Ну ладно, спасибо, Шмидт. Только не предлагайте мне стакан пива от расстройства желудка.
— Пиво очень помогает при расстройстве желудка, — серьезно возразил Шмидт. — Но у меня есть кое-что получше. Пока вы будете надевать ночную рубашку, я это кое-что принесу. Если, конечно, не хотите, чтобы я помог вам с рубашкой.
Он хитро подмигнул мне, озорно хихикнул и выбежал рысцой, не дожидаясь ответа. Я успела переодеться и спрятать покрасневшие от стальной хватки Джона места, когда Шмидт вернулся, такой ласковый и заботливый, что я, не моргнув глазом, проглотила отвратительную гадость, которую он принес, а также снотворную таблетку. Укутав меня одеялом, он встал у кровати и внимательно посмотрел сверху вниз:
— Не хотите сказать мне, что случилось? Я отвернулась:
— Ничего не случилось, Шмидт, просто я перебрала.
— Гм, — хмыкнул он.
— Спокойной ночи, Шмидт. И спасибо.
— Schlaf wohl, Вики. И ни о чем не тревожьтесь. Отец земной да поможет нам, что бы там ни было.
Он нарочно сказал «отец земной» вместо «Отец Небесный», чтобы я улыбнулась. Я улыбнулась. Он неловко похлопал меня по плечу и, семеня, вышел, оставив ночник включенным. После его ухода я потянулась, чтобы выключить свет, — розочка лежала на ночном столике, разорванная цепочка обвилась вокруг нее, словно маленькая золотая змейка.
IV
Я забыла попросить, чтобы меня разбудили по телефону, но Шмидт позаботился и об этом. И очень кстати: я не привыкла к снотворным и проспала бы полдня, если бы он не позвонил и не сказал, что уже спускается.
— Дайте мне полчаса, — жалобно попросила я.
— Пятнадцать минут.
Это разрешение, данное с оттенком угрозы, подстегнуло меня так, что я успела принять душ и одеться еще до его прихода. В моем гардеробе нет прозрачных вещей — во всяком случае, среди вещей, предназначенных для дневного ношения, — поэтому мне нетрудно было найти блузку, закрывавшую синяки, которые, как и следовало ожидать, уже почернели. Я с удовлетворением отметила, что последствия случившегося накануне вечером эксцесса — физические и моральные — не оставили видимых следов, а посему согласилась на предложение Шмидта позавтракать в ресторане. Я хотела, чтобы Джон увидел меня улыбающейся, спокойной, хладнокровной, собранной и полной презрения.
Однако в ресторане его не оказалось. Не было и Мэри. Зал вообще был заполнен лишь наполовину, из чего следовало, что остальные завтракают у себя в каютах. Элис сидела с Фейсалом, они приветственно помахали мне, я помахала в ответ, и мы со Шмидтом уселись за столик как можно дальше от них. Чем меньше нас будут видеть вместе, тем безопаснее для Элис.
На берегу она будет искать связного. Интересно, в каком обличье он появится — такого же туриста, как мы, продавца сувениров, нищего? Ситуация была подходящей для словно бы случайной встречи: места осмотра достопримечательностей кишели людьми. Он будет среди них, я не сомневалась. Об изменениях в нашей программе наверху уже известно, и после смерти Али совершенно необходимо восстановить прерванную связь.
Шмидт набил желудок вареными яйцами, кукурузными хлопьями, фруктами и хлебом и отправился наполнять карманы всякими лакомствами про запас. Для кошек?
— Да, — ответил Шмидт, когда я его об этом спросила. — И несчастных собак. Ах, Вики, как грустно видеть...
Его речь прервал Фейсал, остановившись по дороге к выходу у нашего столика, чтобы предупредить, что нам следует поторапливаться:
— Не забудьте шляпу, Вики. Мы теперь находимся еще южнее, и солнце здесь еще жарче.
Я с надеждой подумала, что это намек, и бросилась к себе, но, открыв сейф, не обнаружила там ничего нового. Может быть, он намекал на что-то другое? А может быть, в том, что он сказал, и вовсе не было никакого намека. Минуту поколебавшись, я положила пистолет в сумку.
Большинство пассажиров уже собрались. После долгого путешествия по воде даже самые ленивые были рады сойти на берег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110