Идея была, надо признать, остроумной, но имела ряд уязвимых мест, в частности, такого ловкого черта, как Джонни, трудно заставить сделать то, чего он делать не хочет. Макс прекрасно отдавал себе в этом отчет и был бы более чем счастлив обойтись без Джона, но, к сожалению, в его банде, как и во многих подобных ей преступных организациях, очень важную роль играют родственные узы, а единственным оставшимся в живых членом семьи, входившим в нее... Ну, словом, вы сами видели эту женщину. Как вы думаете, легко ли было Джону день за днем, ночь за ночью проводить вместе с этой сумасшедшей, выслушивая угрозы и непристойности и зная, что она отыграется на вас, тронь он ее хоть пальцем?
У меня было такое ощущение, словно я выслушиваю враждебную сторону на затянувшемся бракоразводном процессе. События, которые кажутся ясными и очевидными после того, как выслушаешь одного, предстают в совершенно ином свете, когда слушаешь другого.
— Это они подстроили, чтобы вы оказались в этом круизе, — продолжал Фейсал. — Подбросили в карман убитому агенту какое-то фальшивое донесение, что ли, подробностей я не знаю. Когда Джонни сообразил, в какую историю влип, он прекратил с вами всякие контакты. У них был для него и другой «крючок»: Джен опасность грозила уже потому, что они знали, кто она и где ее найти. Если бы он не взял мать с собой, ее бы похитили или того хуже. Джонни рассчитывал потом под каким-нибудь предлогом ссадить Джен с теплохода во время одной из стоянок. Когда она будет в безопасности, он сможет позаботиться и о себе. Ему и в голову не приходило, что они найдут еще одну заложницу. Можете ли себе представить, что он испытал в тот день в Гизе, когда увидел вас?
Я могла. Я видела тогда его лицо.
Джону удалось вырвать Джен из их рук, очень ловко сымпровизировав отравление: безопасно для Джен и не вызвав никаких сомнений у окружающих. Он сделал это на следующий день после моего появления. Но тут возник Шмидт, и заложников снова стало двое. Я помню, какой ужас звучал в голосе Джона, когда он увидел Шмидта в Амарне, и как улыбалась при этом Мэри. Для нее это была неожиданная удача, она наверняка знала, кто такой Шмидт. Вероятно, помнила все перипетии моей биографии, особенно те, что были связаны с ее братьями.
— Почему он мне всего этого не сказал?
— Они позаботились о том, чтобы у него не было возможности поговорить с вами, вы оба были под неусыпным наблюдением — днем и ночью. Она как любящая молодая жена имела идеальный предлог липнуть к нему постоянно, как репей, а когда ее не оказывалось рядом с ним, Бленкайрон или кто-то из его людей был с вами.
Его слова впивались в меня, словно змеиные зубы, мне вдвойне было больно осознавать, что я даже не заподозрила ничего подобного, хотя могла бы. Но мне предстояло узнать кое-что похуже. Впрочем, я уже и сама догадалась, прежде чем Фейсал произнес вслух:
— Но не это главное. Я присутствовал при разговоре, когда они во всех подробностях объяснили ему, что именно с вами сделают, если вы — от него или любым иным способом — узнаете правду.
— Ладно, все понятно, — хрипло сказала я, — вам незачем...
— Тем не менее я скажу. Вы понимаете, не так ли, что пока теплоход шел по реке, вы были отрезаны от внешнего мира и находились полностью в их власти. Так называемые изменения в программе — никакие не изменения, о них заранее было известно всем нам, кроме Джонни. Его держали в неведении, чтобы он не мог подготовить свой или ваш побег. Бленкайрон контролировал теплоход, команду и половину дееспособных пассажиров. И врача. Если бы вы что-нибудь узнали или хотя бы заподозрили, тот накачал бы вас наркотиками и вас заперли бы в каюте, повесив на дверь табличку «Карантин». Там бы вы и остались, беспомощная, в полной изоляции, пока...
— Пока они не выбросили бы меня за борт, — тихо произнесла я, — или предполагалось нечто более... более изобретательное?
— Гораздо более изобретательное. — Голос Фейсала немного смягчился, но он еще не был готов простить меня. — И длительное. Они и со Шмидтом готовы были сделать то же самое, если бы он стал им мешать. Люди имеют обыкновение болеть, ни у кого не возникло бы вопросов, если бы вы оба заболели некой болезнью и в конце концов скончались. Единственный шанс сохранить вам жизнь заключался в том, чтобы вы оставались в неведении, а этого можно было добиться, лишь направив всю вашу подозрительность и враждебность против Джонни. Ему пообещали, что если он согласится работать на них, вас вместе с другими пассажирами отпустят в Луксоре.
— И он поверил?
— Разумеется, нет. Он готов был землю перевернуть, лишь бы укрыть вас в каком-нибудь безопасном месте, не выдав при этом никакой информации, которая еще больше осложнила бы ваше положение, поэтому ему приходилось бороться и с Бленкайроном, и с вами.
Выругавшись себе под нос, Фейсал резко свернул, видимо, объезжая какое-то неожиданно появившееся на дороге препятствие. Машина несколько ярдов тряслась по обочине, пока ему не удалось снова вырулить на шоссе. Я придержала голову Джонни.
— Сколько еще до Нагхаммади?
— Километров тридцать — сорок. Хотите сменить тему?
— Да.
— А ведь совсем недавно у вас было столько вопросов! Теперь вы имеете шанс получить некоторые ответы, которых никогда не добьетесь от него.
Я ничего не ответила. События прошедшей недели разворачивались в моей памяти, словно зарубежный фильм, который я уже разок посмотрела, не зная языка. Теперь Фейсал снабдил его для меня титрами, и я все увидела в новом свете.
Джон отлично играл свою роль на публике, но мне следовало бы заметить, что он, например, никогда не называл ее ласковыми именами и не прикасался к ней — разве что не было другого выхода. Наедине... Зная Мэри, как знала ее теперь я, можно с уверенностью сказать, что она получала удовольствие, провоцируя его на опасные и бессмысленные вспышки гнева. Синяки на ее руке были наглядным свидетельством по крайней мере одного такого случая. И она отомстила, немедленно и эффективно. Если громкие причитания Шмидта по поводу моей клаустрофобии и не насторожили ее, то я сама выдала себя своим поведением.
Тот инцидент, вероятно, был совместным проектом: Лэрри должен заманить меня в гробницу, а Мэри или кто-то другой — вырубить электричество. Джон, видимо, заподозрил что-то неладное, но был бессилен предотвратить опасность. Единственное, что он мог, — это оказаться рядом со мной.
Не в первый раз ему удавалось найти предлог не выпускать меня из виду, когда он боялся, что я могу попасть в беду. Появление Макса-Шредера на террасе для отдыха насторожило Джона, и он вызвался участвовать в прогулке из Долины царей в Дейр аль-Бахари; он не хотел оставлять нас со Шмидтом наедине с Лэрри и Эдом и сделал так, чтобы Мэри не пошла с нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
У меня было такое ощущение, словно я выслушиваю враждебную сторону на затянувшемся бракоразводном процессе. События, которые кажутся ясными и очевидными после того, как выслушаешь одного, предстают в совершенно ином свете, когда слушаешь другого.
— Это они подстроили, чтобы вы оказались в этом круизе, — продолжал Фейсал. — Подбросили в карман убитому агенту какое-то фальшивое донесение, что ли, подробностей я не знаю. Когда Джонни сообразил, в какую историю влип, он прекратил с вами всякие контакты. У них был для него и другой «крючок»: Джен опасность грозила уже потому, что они знали, кто она и где ее найти. Если бы он не взял мать с собой, ее бы похитили или того хуже. Джонни рассчитывал потом под каким-нибудь предлогом ссадить Джен с теплохода во время одной из стоянок. Когда она будет в безопасности, он сможет позаботиться и о себе. Ему и в голову не приходило, что они найдут еще одну заложницу. Можете ли себе представить, что он испытал в тот день в Гизе, когда увидел вас?
Я могла. Я видела тогда его лицо.
Джону удалось вырвать Джен из их рук, очень ловко сымпровизировав отравление: безопасно для Джен и не вызвав никаких сомнений у окружающих. Он сделал это на следующий день после моего появления. Но тут возник Шмидт, и заложников снова стало двое. Я помню, какой ужас звучал в голосе Джона, когда он увидел Шмидта в Амарне, и как улыбалась при этом Мэри. Для нее это была неожиданная удача, она наверняка знала, кто такой Шмидт. Вероятно, помнила все перипетии моей биографии, особенно те, что были связаны с ее братьями.
— Почему он мне всего этого не сказал?
— Они позаботились о том, чтобы у него не было возможности поговорить с вами, вы оба были под неусыпным наблюдением — днем и ночью. Она как любящая молодая жена имела идеальный предлог липнуть к нему постоянно, как репей, а когда ее не оказывалось рядом с ним, Бленкайрон или кто-то из его людей был с вами.
Его слова впивались в меня, словно змеиные зубы, мне вдвойне было больно осознавать, что я даже не заподозрила ничего подобного, хотя могла бы. Но мне предстояло узнать кое-что похуже. Впрочем, я уже и сама догадалась, прежде чем Фейсал произнес вслух:
— Но не это главное. Я присутствовал при разговоре, когда они во всех подробностях объяснили ему, что именно с вами сделают, если вы — от него или любым иным способом — узнаете правду.
— Ладно, все понятно, — хрипло сказала я, — вам незачем...
— Тем не менее я скажу. Вы понимаете, не так ли, что пока теплоход шел по реке, вы были отрезаны от внешнего мира и находились полностью в их власти. Так называемые изменения в программе — никакие не изменения, о них заранее было известно всем нам, кроме Джонни. Его держали в неведении, чтобы он не мог подготовить свой или ваш побег. Бленкайрон контролировал теплоход, команду и половину дееспособных пассажиров. И врача. Если бы вы что-нибудь узнали или хотя бы заподозрили, тот накачал бы вас наркотиками и вас заперли бы в каюте, повесив на дверь табличку «Карантин». Там бы вы и остались, беспомощная, в полной изоляции, пока...
— Пока они не выбросили бы меня за борт, — тихо произнесла я, — или предполагалось нечто более... более изобретательное?
— Гораздо более изобретательное. — Голос Фейсала немного смягчился, но он еще не был готов простить меня. — И длительное. Они и со Шмидтом готовы были сделать то же самое, если бы он стал им мешать. Люди имеют обыкновение болеть, ни у кого не возникло бы вопросов, если бы вы оба заболели некой болезнью и в конце концов скончались. Единственный шанс сохранить вам жизнь заключался в том, чтобы вы оставались в неведении, а этого можно было добиться, лишь направив всю вашу подозрительность и враждебность против Джонни. Ему пообещали, что если он согласится работать на них, вас вместе с другими пассажирами отпустят в Луксоре.
— И он поверил?
— Разумеется, нет. Он готов был землю перевернуть, лишь бы укрыть вас в каком-нибудь безопасном месте, не выдав при этом никакой информации, которая еще больше осложнила бы ваше положение, поэтому ему приходилось бороться и с Бленкайроном, и с вами.
Выругавшись себе под нос, Фейсал резко свернул, видимо, объезжая какое-то неожиданно появившееся на дороге препятствие. Машина несколько ярдов тряслась по обочине, пока ему не удалось снова вырулить на шоссе. Я придержала голову Джонни.
— Сколько еще до Нагхаммади?
— Километров тридцать — сорок. Хотите сменить тему?
— Да.
— А ведь совсем недавно у вас было столько вопросов! Теперь вы имеете шанс получить некоторые ответы, которых никогда не добьетесь от него.
Я ничего не ответила. События прошедшей недели разворачивались в моей памяти, словно зарубежный фильм, который я уже разок посмотрела, не зная языка. Теперь Фейсал снабдил его для меня титрами, и я все увидела в новом свете.
Джон отлично играл свою роль на публике, но мне следовало бы заметить, что он, например, никогда не называл ее ласковыми именами и не прикасался к ней — разве что не было другого выхода. Наедине... Зная Мэри, как знала ее теперь я, можно с уверенностью сказать, что она получала удовольствие, провоцируя его на опасные и бессмысленные вспышки гнева. Синяки на ее руке были наглядным свидетельством по крайней мере одного такого случая. И она отомстила, немедленно и эффективно. Если громкие причитания Шмидта по поводу моей клаустрофобии и не насторожили ее, то я сама выдала себя своим поведением.
Тот инцидент, вероятно, был совместным проектом: Лэрри должен заманить меня в гробницу, а Мэри или кто-то другой — вырубить электричество. Джон, видимо, заподозрил что-то неладное, но был бессилен предотвратить опасность. Единственное, что он мог, — это оказаться рядом со мной.
Не в первый раз ему удавалось найти предлог не выпускать меня из виду, когда он боялся, что я могу попасть в беду. Появление Макса-Шредера на террасе для отдыха насторожило Джона, и он вызвался участвовать в прогулке из Долины царей в Дейр аль-Бахари; он не хотел оставлять нас со Шмидтом наедине с Лэрри и Эдом и сделал так, чтобы Мэри не пошла с нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110