Вскоре после того, как друзья покончили с последним куском хлеба, их стала мучить сильная жажда.
– Ты пить хочешь? – спросил Рыжик у Спирьки.
– Страсть хочу как! – отвечал Спирька, у которого давно уже пересохло в горле.
– Эх, когда же мы приедем?.. Вот надоело!.. – заныл Рыжик.
– Погоди, сейчас я взгляну.
Спирька встал, подошел к отверстию вагона и, сняв шапку, высунул голову. Поезд быстро мчался вперед, стучал колесами и так вздрагивал, что казалось, вот-вот вагоны слетят с полотна дороги и разобьются вдребезги.
– Санька, пойди сюда скорей!.. Глянь-кося!.. – радостно воскликнул Спирька, повернув голову к Рыжику. – Город, брат, видать… Провалиться, видать!..
Рыжик сорвался с места, подскочил к Спирьке и также выглянул из вагона. Вдали, окутанный полупрозрачным сероватым дымом, вырисовывался огромный белый город, окруженный высокими красными трубами. Поезд пошел тише. Город только мелькнул на мгновение и снова исчез из виду. Вместо города приятели увидали множество вагонов. Рельсы здесь были разбросаны на десятки путей, и все пути во всю длину были заняты товарными вагонами да паровозами. Поезд врезался в это царство вагонов и замедлил ход. Залязгали цепи, раздались свистки, и поезд, точно ударившись о что-то, остановился. Поезд прибыл на станцию «Одесса-Товарная». До города оставалось еще добрых три версты.
– Давай вылезем, а то заприметят – беда будет, – сказал Спирька.
– А куда мы пойдем? – шепотом спросил Рыжик.
– Известно куда – в город. Чай, видал ты его?
– Я не про то… А ежели нас увидят?
– Когда?
– А вот когда вылезем.
– Ну так что ж? Пусть глядят на нас, мы за это денег не возьмем… Эх ты, чудак человек!.. Вылезай вот скорей… – добавил Спирька и прыгнул на полотно дороги.
Рыжик немедленно последовал за ним. Через несколько минут приятели стояли у водокачки и, жадно припав губами к черным железным трубкам, из которых лилась холодная чистая вода, пили, что называется, до отвала, до изнеможения.
Неподалеку стояла группа биндюжников и добродушно посмеивалась, глядя на маленьких оборвышей.
– Гляди-ка, какие Родоканаки экстренной машиной по шпалам прикатили! – проговорил один из биндюжников, указывая на Спирьку и Рыжика.
– Это не Родоканаки, а жуликанаки, – заметил другой возчик и громко засмеялся.
Приятели напились и отошли прочь от водокачки. На насмешки возчиков они не обратили никакого внимания. Долго шли они, путаясь между вагонами, рельсами и стрелками, пока наконец не выбрались из этого железнодорожного лабиринта. Вот тут только они увидали Одессу и прибавили шагу.
Было около пяти часов пополудни. Погода стояла великолепная. Солнце, уходя на запад, прощальными лучами озаряло белевший вдали обширный город. Южный теплый ветер, пробегая мимо, ласкал и манил куда-то маленьких оборванных путешественников.
– Вот она, Одесса-то, где!.. – воскликнул Рыжик, когда они вышли на ровное место.
– Да, это Одесса, а не Киев, потому Киев на горе стоит, – заметил Спирька и добавил: – Теперь, брат, не зевай, идем скорей!.. Постреляем, покуда светло, а там и жить начнем.
– Идет! – весело и добро откликнулся Рыжик, и приятели смело двинулись вперед.
Громадный город, с его шумом, давкой и оживлением, поразил и ошеломил маленьких бродяг. Широкие ровные улицы, вымощенные каменными плитками, высокие дома с балконами, длинные аллеи вдоль просторных тротуаров, зеркальные окна магазинов, нарядная, богатая толпа, стукотня, говор и грохот экипажей – все это до того заинтересовало ребят, что они совершенно забыли, где они и для чего сюда явились. Им и в голову не приходило, что они, оборванные и грязные, обращают на себя всеобщее внимание и что многие из публики поглядывают на них не то с сожалением, не то с чувством брезгливости.
В особенности брезгливо отстранялись от них дамы, боясь, чтобы ватные лохмотья оборвышей не прикоснулись к их дорогим весенним нарядам. Приятели, будучи уверены, что они имеют право ходить по улицам, смело шагали вдоль тротуаров, громко делясь своими восторгами и впечатлениями.
– Глянь-кося, – указывая пальцем на цилиндр одного молодого человека, проходившего мимо, воскликнул Спирька, – шапка-то какая: не то ведро, не то тумба!
– Гляди, фургон какой! – кричал Санька, указывая на омнибус.
– Погоди, сейчас подкую вон того барина, – сказал Спирька, и, подскочив к богато одетому мужчине, он сдернул с себя шапку, согнулся в три погибели и, протянув руку, затянул хорошо знакомую ему песню: «Благодетели милостивые! Подайте христа ради сироте круглому… Христьяне православные…»
Мужчина не дал докончить Спирьке и сунул ему в руку двугривенный. Вьюн, увидав монету, в восторге подскочил к Рыжику и воскликнул:
– Глянь-кось, сколько отвалил! Вот так почин!..
– И я стрелять буду! – решительно заявил Рыжик.
– И отлично сделаешь, – одобрил Спирька. – Идем дальше!
Они вышли на главную улицу, на Дерибасовскую, и… ахнули от изумления. Такая роскошь, такой блеск, такое богатство никогда и во сне им не снились! На время они даже и нищенствовать забыли. Они шли по тротуару, где сплошной массой двигалась нарядная, праздная публика. Рыжик в своих тяжелых сапогах, огромных и серых от засохшей на них грязи, не раз наступал на платья дам, за что его награждали злобными взглядами и нелестными словечками. Рыжику это шествие, теснота и давка надоели очень скоро.
– Пойдем на середку, – обратился он к Спирьке, – здесь господа толкаются. Ну их!..
– Идем, мне все едино, – согласился Вьюн.
Приятели вышли на середину улицы. Но не успели они сделать несколько шагов, как их увидал стоявший на посту городовой, высокий, полный, с горизонтально лежащими темными усами.
– Вы чего сюда затесались?.. Вон отсюда!.. – зарычал на них блюститель порядка, надув щеки и сверкая глазами.
Неожиданно появившийся городовой насмерть перепугал маленьких оборвышей. Охваченные паникой, они быстро повернули назад и со всех ног бросились бежать, держась середины улицы.
– Бере-гись!.. – вдруг гаркнул на них бородатый кучер, и, как вихрь, промчалась мимо ребят пара рысаков, запряженных в шикарную коляску, в которой сидела дама в огромной шляпе с дрожащим красным пером и крохотная беленькая собачка.
Крик сытого кучера, точно удар кнута, ожег приятелей, и они, как ошпаренные, отскочили в сторону. Но там на них крикнул другой кучер, мчавшийся с противоположной стороны. Мальчики окончательно растерялись и снова бросились бежать посередине улицы, пока опять не наткнулись на городового.
– А!! – разинул рот городовой.
Но оборвыши не дали ему окончить и в ужасе повернули назад.
Спирька с Рыжиком очутились в положении кур, забредших в чужой огород. Дети гонятся за ними, кричат им: «Киш, киш!..», а обезумевшие от страха куры мечутся по засеянным грядкам, не находя выхода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Ты пить хочешь? – спросил Рыжик у Спирьки.
– Страсть хочу как! – отвечал Спирька, у которого давно уже пересохло в горле.
– Эх, когда же мы приедем?.. Вот надоело!.. – заныл Рыжик.
– Погоди, сейчас я взгляну.
Спирька встал, подошел к отверстию вагона и, сняв шапку, высунул голову. Поезд быстро мчался вперед, стучал колесами и так вздрагивал, что казалось, вот-вот вагоны слетят с полотна дороги и разобьются вдребезги.
– Санька, пойди сюда скорей!.. Глянь-кося!.. – радостно воскликнул Спирька, повернув голову к Рыжику. – Город, брат, видать… Провалиться, видать!..
Рыжик сорвался с места, подскочил к Спирьке и также выглянул из вагона. Вдали, окутанный полупрозрачным сероватым дымом, вырисовывался огромный белый город, окруженный высокими красными трубами. Поезд пошел тише. Город только мелькнул на мгновение и снова исчез из виду. Вместо города приятели увидали множество вагонов. Рельсы здесь были разбросаны на десятки путей, и все пути во всю длину были заняты товарными вагонами да паровозами. Поезд врезался в это царство вагонов и замедлил ход. Залязгали цепи, раздались свистки, и поезд, точно ударившись о что-то, остановился. Поезд прибыл на станцию «Одесса-Товарная». До города оставалось еще добрых три версты.
– Давай вылезем, а то заприметят – беда будет, – сказал Спирька.
– А куда мы пойдем? – шепотом спросил Рыжик.
– Известно куда – в город. Чай, видал ты его?
– Я не про то… А ежели нас увидят?
– Когда?
– А вот когда вылезем.
– Ну так что ж? Пусть глядят на нас, мы за это денег не возьмем… Эх ты, чудак человек!.. Вылезай вот скорей… – добавил Спирька и прыгнул на полотно дороги.
Рыжик немедленно последовал за ним. Через несколько минут приятели стояли у водокачки и, жадно припав губами к черным железным трубкам, из которых лилась холодная чистая вода, пили, что называется, до отвала, до изнеможения.
Неподалеку стояла группа биндюжников и добродушно посмеивалась, глядя на маленьких оборвышей.
– Гляди-ка, какие Родоканаки экстренной машиной по шпалам прикатили! – проговорил один из биндюжников, указывая на Спирьку и Рыжика.
– Это не Родоканаки, а жуликанаки, – заметил другой возчик и громко засмеялся.
Приятели напились и отошли прочь от водокачки. На насмешки возчиков они не обратили никакого внимания. Долго шли они, путаясь между вагонами, рельсами и стрелками, пока наконец не выбрались из этого железнодорожного лабиринта. Вот тут только они увидали Одессу и прибавили шагу.
Было около пяти часов пополудни. Погода стояла великолепная. Солнце, уходя на запад, прощальными лучами озаряло белевший вдали обширный город. Южный теплый ветер, пробегая мимо, ласкал и манил куда-то маленьких оборванных путешественников.
– Вот она, Одесса-то, где!.. – воскликнул Рыжик, когда они вышли на ровное место.
– Да, это Одесса, а не Киев, потому Киев на горе стоит, – заметил Спирька и добавил: – Теперь, брат, не зевай, идем скорей!.. Постреляем, покуда светло, а там и жить начнем.
– Идет! – весело и добро откликнулся Рыжик, и приятели смело двинулись вперед.
Громадный город, с его шумом, давкой и оживлением, поразил и ошеломил маленьких бродяг. Широкие ровные улицы, вымощенные каменными плитками, высокие дома с балконами, длинные аллеи вдоль просторных тротуаров, зеркальные окна магазинов, нарядная, богатая толпа, стукотня, говор и грохот экипажей – все это до того заинтересовало ребят, что они совершенно забыли, где они и для чего сюда явились. Им и в голову не приходило, что они, оборванные и грязные, обращают на себя всеобщее внимание и что многие из публики поглядывают на них не то с сожалением, не то с чувством брезгливости.
В особенности брезгливо отстранялись от них дамы, боясь, чтобы ватные лохмотья оборвышей не прикоснулись к их дорогим весенним нарядам. Приятели, будучи уверены, что они имеют право ходить по улицам, смело шагали вдоль тротуаров, громко делясь своими восторгами и впечатлениями.
– Глянь-кося, – указывая пальцем на цилиндр одного молодого человека, проходившего мимо, воскликнул Спирька, – шапка-то какая: не то ведро, не то тумба!
– Гляди, фургон какой! – кричал Санька, указывая на омнибус.
– Погоди, сейчас подкую вон того барина, – сказал Спирька, и, подскочив к богато одетому мужчине, он сдернул с себя шапку, согнулся в три погибели и, протянув руку, затянул хорошо знакомую ему песню: «Благодетели милостивые! Подайте христа ради сироте круглому… Христьяне православные…»
Мужчина не дал докончить Спирьке и сунул ему в руку двугривенный. Вьюн, увидав монету, в восторге подскочил к Рыжику и воскликнул:
– Глянь-кось, сколько отвалил! Вот так почин!..
– И я стрелять буду! – решительно заявил Рыжик.
– И отлично сделаешь, – одобрил Спирька. – Идем дальше!
Они вышли на главную улицу, на Дерибасовскую, и… ахнули от изумления. Такая роскошь, такой блеск, такое богатство никогда и во сне им не снились! На время они даже и нищенствовать забыли. Они шли по тротуару, где сплошной массой двигалась нарядная, праздная публика. Рыжик в своих тяжелых сапогах, огромных и серых от засохшей на них грязи, не раз наступал на платья дам, за что его награждали злобными взглядами и нелестными словечками. Рыжику это шествие, теснота и давка надоели очень скоро.
– Пойдем на середку, – обратился он к Спирьке, – здесь господа толкаются. Ну их!..
– Идем, мне все едино, – согласился Вьюн.
Приятели вышли на середину улицы. Но не успели они сделать несколько шагов, как их увидал стоявший на посту городовой, высокий, полный, с горизонтально лежащими темными усами.
– Вы чего сюда затесались?.. Вон отсюда!.. – зарычал на них блюститель порядка, надув щеки и сверкая глазами.
Неожиданно появившийся городовой насмерть перепугал маленьких оборвышей. Охваченные паникой, они быстро повернули назад и со всех ног бросились бежать, держась середины улицы.
– Бере-гись!.. – вдруг гаркнул на них бородатый кучер, и, как вихрь, промчалась мимо ребят пара рысаков, запряженных в шикарную коляску, в которой сидела дама в огромной шляпе с дрожащим красным пером и крохотная беленькая собачка.
Крик сытого кучера, точно удар кнута, ожег приятелей, и они, как ошпаренные, отскочили в сторону. Но там на них крикнул другой кучер, мчавшийся с противоположной стороны. Мальчики окончательно растерялись и снова бросились бежать посередине улицы, пока опять не наткнулись на городового.
– А!! – разинул рот городовой.
Но оборвыши не дали ему окончить и в ужасе повернули назад.
Спирька с Рыжиком очутились в положении кур, забредших в чужой огород. Дети гонятся за ними, кричат им: «Киш, киш!..», а обезумевшие от страха куры мечутся по засеянным грядкам, не находя выхода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80