— Так я и топаю, чего пристал? Сам же раззвонил всем — и Ирине этой, и братцу ее. И про трубку, и про выставку, и про Комсомольск. Умный ты сильно, как я погляжу. Да сейчас об этом уже кто угодно знать может. А на Хабаровск еще вчера через Москву махнуть можно было с пересадкой, я узнавал, между прочим. Так что не один я, возможно, эту трубку там искать буду. Наверняка еще люди есть, которые свой отдельный интерес к ней имеют. А они, между прочим, могут быть вооружены и опасны. Понятна моя мысль?
— Да иди ты… Сколько сегодня выпил-то?
— Достаточное количество промиллей в организме имеем. Еще вопросы есть?
— Есть: «Зачем?»
— Акрофобия. Я же говорил.
— Ты что, на самом деле летать боишься?
— Боюсь я только выстрела в упор и микробов. От первого не увернуться, а вторых, гадов, не видно. Но они тоже убивают. А летать самолетами — опасаюсь. В аэроплане я беспомощен ситуационно. Что бы ни приключилось, от меня лично ничего не зависит. При кораблекрушении хоть за обломок доски ухватиться можно и выплыть, а тут… А от ощущения высоты еще и в заднице щекотно. Мне не нравится. Выход один: залудить и задрыхнуть. Наркоз-анабиоз.
— И ты всю жизнь вот так и летаешь?
— Так и летаю, — вздохнул Гурский. — Поэтому, в частности, и не долетел кое-куда однажды. Ссадили на дозаправке. А было обидно. Весьма.
— Я думал, ты шутишь.
— А я не шучу. Я в детстве на балкон второго этажа выйти не мог. Это врожденное.
— А с собой-то есть?
— Нет. Я думал, ты захватишь. У меня и рублей-то не осталось.
— Так ты что, — Петр сел за руль и вставил ключ в замок зажигания, — без копейки?
— Почему, — Гурский забрался в машину, — у меня баксы с собой. Только мне поменять было некогда.
— Ладно, поехали.
Волков выехал из двора на Малый проспект Васильевского острова, потом, проехав по Девятой линии, сделал левый поворот и вырулил на набережную. По Дворцовому мосту переехал Неву, постоял на светофоре у въезда на Дворцовую площадь и повернул направо.
— Слушай, — Гурский смотрел через стекло на воду, гранитные набережные, фасады дворцов, — а ведь непогано все-таки, а? Вот так посмотришь… и как-то легче. А это что такое? — он указал на большой парусник, который стоял у спускающихся к самой воде гранитных ступеней прямо напротив Адмиралтейства. — Чей он? Почему не наш? Представляешь — жить на нем, а? Ришар же живет в Париже на барже. А это… Ты только посмотри, какие обводы! А корма!..
— Для того, чтобы на нем жить, Саша, нужно свою собственную корму столько раз подставить и так, и эдак, что вообще жить не захочется. — Волков повернул налево, пересек Исаакиевскую площадь и выехал на Вознесенский проспект. — Здесь тебе не Париж.
— Жалко. А иначе нельзя?
— Можно, — кивнул Петр. — Пострелять, правда, немножко придется. Только потом его все равно взорвут. Сучье время.
— Эпоха перемен.
Глава 15
В аэропорту Волков и Адашев-Гурский поднялись к буфетам и, встав у одного из высоких круглых столиков, открыли поллитровку «Абсолюта», которую купили по дороге.
— Ты как? — спросил Петр. — Не поплывешь?
— Спокуха, Хрящ, бубен не напрягай.
— Пойду закуски возьму.
— Ну вот, начинается, — обреченно вздохнул Гурский. — Только гамбургеры всякие не бери, пожалуйста. Неизвестно, что они туда кладут.
— Стаканы-то у них взять можно?
— Стаканы взять нужно.
Петр вернулся, неся в руках тарелку с нарезанным холодным мясом, рядом с которым лежали несколько кусков пшеничного хлеба, и два пластиковых стакана.
— Наливай пока, — Гурский стал делать бутерброды. Один кусок мяса был явно великоват. Александр сделал было движение рукой куда-то за спину, но, взглянув на Петра, осекся.
— Петя, у тебя ножика нету? — Давай-давай, рейнджер хренов, доставай.
— Донт андерстенд.
— Ага, конечно… — Волков скользнул рукой под куртку Адашева и вынул у того из-за спины большой военно-морской боевой нож.
— Ну? Совсем с головой не дружишь? Ты с этим в аэроплан собрался? Ну-ка давай сюда ножны.
— С ремнем возиться придется.
— Снимай давай, быстро.
Адашев смиренно задрал под оранжевым пуховиком камуфляжную куртку, расстегнул пряжку брючного ремня, выдернул его до половины из шлевок и, сняв, положил на стол черные деревянные ножны.
— Больше ничего нет?
— Больше ничего нет, — Александр заправлял и застегивал ремень.
— Саша, ну ты о чем думаешь, честное слово… Как дитя малое.
— Я думаю о превратностях.
— Кстати, на-ка вот, — Волков достал из кармана и протянул ему железнодорожные ключи. — Это к вопросу о превратностях.
Гурский взял в руки три ключа: один — с треугольной выемкой внутри круглой головки; другой — обыкновенный, похожий на ключ от врезного замка; и короткий, как широкая отвертка. Все они были склепаны на одном стержне и свободно на нем вращались.
— Возьми на всякий случай. Мало ли в поезде приспичит, а сортир закрыт. Или из вагона в вагон перейти. Всякое бывает.
— Спасибо. Мы выпивать будем? У меня уже, между прочим, регистрация вовсю. А я трезвею неуклонно.
— Ну давай, поехали.
— За победу.
— За нашу…
Они выпили и закусили бутербродами с холодной вареной телятиной.
— Гурский, — Волков отодвинул от себя пластиковый стакан, — я тебя давно спросить хочу: вот ты барин по жизни, страшно ленивый, акрофобия у тебя, этого ты не ешь, того не пьешь, бабу тебе подавай непременно с тонкими пальцами, иначе у тебя на нее не встанет, ничего тебе не хочется. Так?
— Все не так. Каждый пункт обсуждается.
— Это — детали, неважно. А в принципе?
— Ничего себе «детали»… Да вся жизнь из деталей, они-то как раз и важны. Впрочем, вопроса не слышу.
— А вопрос таков: «Какого хрена ты каждый раз соглашаешься вписываться в мои заморочки?» Это ж головная боль сплошная. Ну, то, что я тебя прошу, мне это надо, это понятно. Но ведь ты несильно и отказываешься. И еще чему-то радуешься при этом, цирк устраиваешь.
— Такой вот вопрос?
— Да.
— Не понимаешь?
— Н-ну… любопытно, как ты сформулируешь.
— Наливай.
Волков налил в стаканчики водку.
— Но пасаран?
— Син дуда… — пожал плечами Гурский.
Они выпили и закусили.
— Ты спрашиваешь, — Александр смел рукой со стола хлебные крошки на ладонь и ссыпал их в тарелку, — в чем мой интерес?
— Да. — Петр вставил морской нож в ножны и убрал его в карман куртки.
— Отвечу тебе притчей.
— Давай.
— Ты комара видел?
— Ну, допустим, скажу «да».
— А хер, извиняюсь, у него видел?
— Скажу «нет».
— Но ведь он же у него есть… Как считаешь?
— Изящно, — кивнул Волков. — Пошли, там регистрация заканчивается.
— Момент, — Гурский достал из кармана пуховика прозрачную пластиковую флягу, перелил в нее оставшуюся в бутылке водку и протянул Петру. — Долей, пожалуйста, соком.
— Каким?
— Лучше бы лимонным, но если нет — грейпфрутовым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69