Он на том берегу живет. Говорит, мол, ездят. Смену сдаст, покажет. Давай поспим часок.
Через час окончательно рассвело. К машине подошел долговязый сутулый мужик с котомкой, в которой что-то звякало. Открыв дверь, он втиснулся в кабину.
— Ну что, — шмыгнул носом, — давай вон туда, за сарай, там съезд на лед, и вон прямо на те две трубы держи. Видишь?
— Вижу, — Константин газанул, тронул грузовик с места и осторожно съехал на лед. Ехать пришлось очень медленно, лед был совершенно чистым, как на хоккейном поле, только кое-где, у торосов, намела поземка снегу.
— А сколько здесь до того берега? — спросил Гурский.
— Верст шесть, может, больше. Да ты по следам держи, — показал провожатый рукой водителю. — Видишь? Проехал же кто-то. Я же говорю — ездят.
— Так это же легковушка явно.
— Ну и что? Ездят же.
Дальше они ехали абсолютно молча. След от легковушки давно пропал, и ориентироваться приходилось по тем самым трубам, на которые указал мужик.
Миновали середину реки.
Берег стал ближе. Уже отчетливо виднелась какая-то пристань, дома, промышленные постройки, окружающие громадное бетонное здание кубической формы, из которого и торчали в небо две высоченные трубы.
Вдруг грузовик повело, Константин чуть повернул баранку и нервно газанул, пытаясь выровнять машину, но ее юзом поволокло в другую сторону, разворачивая поперек движения.
— Тихо, тихо, Костя… — предельно спокойно сказал Гурский чужим голосом. — Что за танцы?
— Трещина, — не разжимая зубов ответил Константин.
— Где?
— Вон, — кивнул он вперед.
Гурский привстал и увидел, что от левого переднего колеса их грузовика змеится вперед по темно-серому льду белая нить трещины.
— Мы ее сейчас проедем уже. Спокойно.
— Она, падла, с самой середины почти. Я уйти пытался. А она прямо под нами ломается.
— Не дергайся. Если нас поперек поволочет, на первом же торосе опрокинемся.
— Ну, — Константин, не поворачивая головы, обратился к проводнику, который хоть и заерзал задницей и взялся за ручку двери, держался спокойно, — куда ехать-то?
— Да вон туда. От тех труб теперь маленько левее, там черным накатано, видишь? Это на берег выезд. Я же говорю — ездят.
— Слушай, — Гурский вдруг подозрительно взглянул на мужика, — а эта вот дура, с двумя трубами, на которые мы едем, это что — ТЭЦ?
— Ну да.
— О-ебт!.. Там же горячие сбросы…
— Так мы же не прямо на нее, я ж говорю — левее маленько, там выезд. А другой-то, он во-она аж где, — мужик махнул рукой куда-то далеко налево. — Или по вешкам, так это — там, — он махнул направо. — А больше нигде. Берега высокие, не сильно, правда, но на машине не въехать. До берега оставалось километра два. Грузовик медленно, не газуя и не притормаживая, метр за метром катился по гладкому льду, иногда переезжая через невысокие торосы, к накатанному легковушками выезду на берег, что находился аккурат в паре сотен метров от ТЭЦ.
Трещина то исчезала под капотом, то вдруг выстреливала на три-четыре метра вперед, и каждый раз машина вздрагивала, накатывалась на нее, пряча под собой, но та выстреливала снова.
— А если левее забрать, — шевеля одними губами, спросил Константин у мужика. — А потом вдоль берега?
— Так это раньше надо было. А щас уже никак. Там вот, — он кивнул головой, — мужики все издолбили. Рыбу ловят. Теперь только прямо. Вон он, выезд. Ездят же…
…Когда передние колеса «зилка» коснулись твердой земли, Гурский шумно выдохнул и удивился, поймав себя на том, как долго, оказывается, человек может не дышать. Взглянул на Константина, тот, въезжая на берег, одной рукой снял с головы шапку, вытер ею лицо и бросил на «торпеду».
— Ну, спасибо вам, — мужик шмыгнул носом и закопошился со своей котомкой, — я тут прям выйду, тормозните.
Машина остановилась. Провожатый спрыгнул с подножки и пошел широким шагом в сторону жилых домов.
— Эй, мужик! — окликнул его Гурский.
— Чего? — обернулся тот.
— А почему мы не на тот, дальний, выезд поехали, а прямо сюда, на ТЭЦ?
— Так живу я здесь… — пожал он плечами, повернулся и пошел дальше.
Константин, усмехнувшись, мотнул головой, врубил передачу, и грузовик медленно пополз на подъем.
— Ну что, — обернулся Костя к Гурско-му, — как договоримся-то?
— А ты когда обратно планируешь?
— Ближе к вечеру. Разгружусь, отсюда кое-что захвачу. Да и поспать надо. Давай, часов в семь я тебя на «пятаке» ждать буду.
— А где это?
— Не заблудишься, тут негде. А «пятачок» — у любого спросишь, покажут. Это у них здесь место такое, вроде как центровое.
— Ну давай, — Гурский заметил на железной стенке какого-то закрытого киоска афишу выставки. — Я сумку свою у тебя оставлю пока?
— Оставляй.
— Ладно, не прощаемся, останови-ка.
Глава 37
В Николаевске-на-Амуре Адашева-Гурского опять ждала неудача. Выставку, разместившуюся в одноэтажном, по-домашнему уютном Доме творчества малочисленных народов Севера, он нашел сразу. Но Сталина там не было.
Был Иван Грозный, Юровский вместе с убиенным им последним российским государем императором, даже Ельцин был. А Сталина не было.
Администратор выставки («менеджер») был рад поболтать с земляком, которого его «репортерская» судьба забросила в эту тьму-таракань. С его слов выходило, что им действительно прислали в Комсомольск три новые фигуры, которые доставил хабаровский поезд. Они их там даже не распаковывали, загрузили вместе со всеми, переехали в Николаевск и уже здесь смонтировали. Но это оказались Пугачев, Екатерина Вторая и Иван Грозный.
— А зачем тебе Сталин?
— Да у нас серия статей, понимаешь, социально-политических. Вот и хотелось краску такую добавить — реакция населения местного, ну, регион-то специфический, на Берию да на Сталина… Ерунда, конечно, но почему нет? Можно забавно раскрутить. «Сталин по этапу», например. А куда же его могли закинуть, как думаешь?
— Понятия не имею. Вроде еще кто-то из наших по Дальнему Востоку крутится, но где… А ты что, только ради этого и приехал?
— Да нет, конечно. У меня тут еще… А это так, заодно.
— А… А то тут был один, ну буквально за полчаса перед тобой, так тот всю душу вытряс. Маньяк какой-то. Где, дескать, Сталин? Вынь ему да положь. Должен быть, и все.
— Может, и маньяк. А может, просто спереть хотел. Они же небось дорогие? Втюхать кому-нибудь.
— Это вряд ли. Голову одну разве что. Она легко снимается. Бред, конечно. Но от них тут чего угодно ждать можно. Поездил, насмотрелся.
— Я в Комсомольске разговорился с одним таким. У Дома культуры, где вы стояли. Взрослый мужик, за сороковник, в длинном таком пальто. Очень сокрушался, что выставка уехала. И тоже почему-то совершенно уверен был, что Сталин у вас есть. Но тот, по-моему, размолотить хотел Отца народов.
— Ну вот. А этому лет двадцать пять от силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Через час окончательно рассвело. К машине подошел долговязый сутулый мужик с котомкой, в которой что-то звякало. Открыв дверь, он втиснулся в кабину.
— Ну что, — шмыгнул носом, — давай вон туда, за сарай, там съезд на лед, и вон прямо на те две трубы держи. Видишь?
— Вижу, — Константин газанул, тронул грузовик с места и осторожно съехал на лед. Ехать пришлось очень медленно, лед был совершенно чистым, как на хоккейном поле, только кое-где, у торосов, намела поземка снегу.
— А сколько здесь до того берега? — спросил Гурский.
— Верст шесть, может, больше. Да ты по следам держи, — показал провожатый рукой водителю. — Видишь? Проехал же кто-то. Я же говорю — ездят.
— Так это же легковушка явно.
— Ну и что? Ездят же.
Дальше они ехали абсолютно молча. След от легковушки давно пропал, и ориентироваться приходилось по тем самым трубам, на которые указал мужик.
Миновали середину реки.
Берег стал ближе. Уже отчетливо виднелась какая-то пристань, дома, промышленные постройки, окружающие громадное бетонное здание кубической формы, из которого и торчали в небо две высоченные трубы.
Вдруг грузовик повело, Константин чуть повернул баранку и нервно газанул, пытаясь выровнять машину, но ее юзом поволокло в другую сторону, разворачивая поперек движения.
— Тихо, тихо, Костя… — предельно спокойно сказал Гурский чужим голосом. — Что за танцы?
— Трещина, — не разжимая зубов ответил Константин.
— Где?
— Вон, — кивнул он вперед.
Гурский привстал и увидел, что от левого переднего колеса их грузовика змеится вперед по темно-серому льду белая нить трещины.
— Мы ее сейчас проедем уже. Спокойно.
— Она, падла, с самой середины почти. Я уйти пытался. А она прямо под нами ломается.
— Не дергайся. Если нас поперек поволочет, на первом же торосе опрокинемся.
— Ну, — Константин, не поворачивая головы, обратился к проводнику, который хоть и заерзал задницей и взялся за ручку двери, держался спокойно, — куда ехать-то?
— Да вон туда. От тех труб теперь маленько левее, там черным накатано, видишь? Это на берег выезд. Я же говорю — ездят.
— Слушай, — Гурский вдруг подозрительно взглянул на мужика, — а эта вот дура, с двумя трубами, на которые мы едем, это что — ТЭЦ?
— Ну да.
— О-ебт!.. Там же горячие сбросы…
— Так мы же не прямо на нее, я ж говорю — левее маленько, там выезд. А другой-то, он во-она аж где, — мужик махнул рукой куда-то далеко налево. — Или по вешкам, так это — там, — он махнул направо. — А больше нигде. Берега высокие, не сильно, правда, но на машине не въехать. До берега оставалось километра два. Грузовик медленно, не газуя и не притормаживая, метр за метром катился по гладкому льду, иногда переезжая через невысокие торосы, к накатанному легковушками выезду на берег, что находился аккурат в паре сотен метров от ТЭЦ.
Трещина то исчезала под капотом, то вдруг выстреливала на три-четыре метра вперед, и каждый раз машина вздрагивала, накатывалась на нее, пряча под собой, но та выстреливала снова.
— А если левее забрать, — шевеля одними губами, спросил Константин у мужика. — А потом вдоль берега?
— Так это раньше надо было. А щас уже никак. Там вот, — он кивнул головой, — мужики все издолбили. Рыбу ловят. Теперь только прямо. Вон он, выезд. Ездят же…
…Когда передние колеса «зилка» коснулись твердой земли, Гурский шумно выдохнул и удивился, поймав себя на том, как долго, оказывается, человек может не дышать. Взглянул на Константина, тот, въезжая на берег, одной рукой снял с головы шапку, вытер ею лицо и бросил на «торпеду».
— Ну, спасибо вам, — мужик шмыгнул носом и закопошился со своей котомкой, — я тут прям выйду, тормозните.
Машина остановилась. Провожатый спрыгнул с подножки и пошел широким шагом в сторону жилых домов.
— Эй, мужик! — окликнул его Гурский.
— Чего? — обернулся тот.
— А почему мы не на тот, дальний, выезд поехали, а прямо сюда, на ТЭЦ?
— Так живу я здесь… — пожал он плечами, повернулся и пошел дальше.
Константин, усмехнувшись, мотнул головой, врубил передачу, и грузовик медленно пополз на подъем.
— Ну что, — обернулся Костя к Гурско-му, — как договоримся-то?
— А ты когда обратно планируешь?
— Ближе к вечеру. Разгружусь, отсюда кое-что захвачу. Да и поспать надо. Давай, часов в семь я тебя на «пятаке» ждать буду.
— А где это?
— Не заблудишься, тут негде. А «пятачок» — у любого спросишь, покажут. Это у них здесь место такое, вроде как центровое.
— Ну давай, — Гурский заметил на железной стенке какого-то закрытого киоска афишу выставки. — Я сумку свою у тебя оставлю пока?
— Оставляй.
— Ладно, не прощаемся, останови-ка.
Глава 37
В Николаевске-на-Амуре Адашева-Гурского опять ждала неудача. Выставку, разместившуюся в одноэтажном, по-домашнему уютном Доме творчества малочисленных народов Севера, он нашел сразу. Но Сталина там не было.
Был Иван Грозный, Юровский вместе с убиенным им последним российским государем императором, даже Ельцин был. А Сталина не было.
Администратор выставки («менеджер») был рад поболтать с земляком, которого его «репортерская» судьба забросила в эту тьму-таракань. С его слов выходило, что им действительно прислали в Комсомольск три новые фигуры, которые доставил хабаровский поезд. Они их там даже не распаковывали, загрузили вместе со всеми, переехали в Николаевск и уже здесь смонтировали. Но это оказались Пугачев, Екатерина Вторая и Иван Грозный.
— А зачем тебе Сталин?
— Да у нас серия статей, понимаешь, социально-политических. Вот и хотелось краску такую добавить — реакция населения местного, ну, регион-то специфический, на Берию да на Сталина… Ерунда, конечно, но почему нет? Можно забавно раскрутить. «Сталин по этапу», например. А куда же его могли закинуть, как думаешь?
— Понятия не имею. Вроде еще кто-то из наших по Дальнему Востоку крутится, но где… А ты что, только ради этого и приехал?
— Да нет, конечно. У меня тут еще… А это так, заодно.
— А… А то тут был один, ну буквально за полчаса перед тобой, так тот всю душу вытряс. Маньяк какой-то. Где, дескать, Сталин? Вынь ему да положь. Должен быть, и все.
— Может, и маньяк. А может, просто спереть хотел. Они же небось дорогие? Втюхать кому-нибудь.
— Это вряд ли. Голову одну разве что. Она легко снимается. Бред, конечно. Но от них тут чего угодно ждать можно. Поездил, насмотрелся.
— Я в Комсомольске разговорился с одним таким. У Дома культуры, где вы стояли. Взрослый мужик, за сороковник, в длинном таком пальто. Очень сокрушался, что выставка уехала. И тоже почему-то совершенно уверен был, что Сталин у вас есть. Но тот, по-моему, размолотить хотел Отца народов.
— Ну вот. А этому лет двадцать пять от силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69