А как? Если… Я вот вам сейчас вопрос один очень хочу задать и не могу.
— Почему?
— А потому, что вы сразу решите — вот, мол, гад, корчит из себя Бог знает кого, коньяком угощает, а все для того, чтобы развести, как сахар в чае, и информацию выкачать. А это все не так.
— Что именно?
— Не для того я вам все это говорю, чтобы разводить. И что уезжаете вы — жалко. Красивая 'женщина, с вами просто посидеть, выпить, поболтать — одно сплошное удовольствие, честное слово.
— Так и болтайте, время у меня еще есть. А у вас?
— Хотел бы я взглянуть на мужика, у которого в вашем присутствии вдруг дела неотложные появятся.
— Были примеры.
— Так это ж… — демонстративно задохнулся от возмущения Петр. — Это ж просто… подонки какие-то, выходит! Однозначно! Называйте быстро: имена, фамилии, адреса… клички. Давить их будем.
— Не надо, — рассмеялась Валентина. — Пусть живут. И мучаются.
— Да? — недоверчиво сказал Волков. — Ну, вам решать. Он поднял бокал. Валентина подняла свой:
— За что пьем?
— Как за что? За победу. За нашу с вами…
— Идет.
Они чокнулись, выпили. Валентина поставила бокал на стол, откусила кусочек бутерброда, задумчиво прожевала и наконец, посмотрев в сторону таможенного терминала, сказала:
— Ладно. Мне теперь… Спрашивайте. Петр раздавил в пепельнице недокуренную сигарету.
— Контракт. И сумма кредита.
— Вот что… — прищурилась она. — Ну конечно. А откуда вы знаете?
— Знаю. Но в общих чертах.
— Все очень просто. Фирма у Гольдберга существовала практически только на бумаге. Документы, счета в банке, печать и прочее. Деятельности почти никакой. Время от времени прокрутит через себя какую-нибудь чужую сделку, и все. Получит процент. Так, от раза до раза, он и существовал. Я же бухгалтер, по документам вижу. У него и офиса-то не было. Только юридический адрес липовый. А офис появился недавно совсем. Арендная плата только за третий квартал возникла. Но за ремонт он платил наличными, его очень быстро и сделали, это уже при мне. За месяц управились. И вот тогда в офисе появился этот Кадыров. Хозяином. Гольдберг у него на побегушках был. Хоть в документах его, Шамиля этого, и нет вовсе. Ни в штатном расписании, ни в ведомостях на зарплату — нигде. Но контракт этот именно он раздобыл. И кредит под него. Это все его связи. Я деталей не знаю, я вам говорила, моя же подпись только на чековой книжке нужна, чтобы наличку в банке получать, да на платежке, чтобы перечислить безналичные. Но вот когда нам кредитные деньги на счет упали, а их по контракту в качестве предоплаты за границу перекинуть надо было, мне пришлось в валютный отдел вместе с Гольдбергом идти. Я увидела сумму и обомлела просто. Честное слово. Мне убежать захотелось.
— А что так?
— Пять миллионов. — Валентина вскинула брови и взяла бокал.
— Да уж. Это ж сколько, примерно… — Петр взял свой.
— Что «сколько»?
— Ну, на баксы.
— Пять миллионов долларов, — раздельно произнесла Валентина и одним махом допила коньяк.
— Ск… — поперхнулся коньяком Волков, — …о-олько?
— Столько. — Она взяла рукой с бутерброда кусочек копченой лососины и положила его в рот.
— Но ведь так не бывает?
— Как угодно бывает. Как договоришься.
— Валентина… — Волков взглянул ей в глаза. — А вот вы как считаете, все— таки общались с ним, с Виктором Аркадьевичем, я имею в виду, почти полгода, он что — совсем дурак был?
— Ну отчего же. На проплату контракта, в общем, весь кредит ушел, но ведь не до копейки же… Какую-то мелочь обналичили. Всегда есть накладные расходы, а нет — придумать можно.
— Отсюда машина его новая, «элементы сладкой жизни» всякие, да?
— Конечно. А после Нового года, с середины первого квартала товар должен пойти. Конечно, он понимал, что фирма фактически ему уже не принадлежит, там Кадыров хозяин. Но…
— Понятно… Да! А кто кредит-то выдал, конкретно?
— А я не говорила? Мы же из одного банка в другой перешли. Как раз когда Гольдберг уговорил меня к нему оформиться. Нужно было рублевые средства перевести из старого банка в новый, поэтому и подписи бухгалтера везде были нужны. И в карточках, и чековая книжка новая, валютный счет открывать, и много всякого… Перешли мы в этот банк потому, что, как я теперь понимаю, у Кадырова там связи в валютном отделе. Так вот, собственный банк и выдал.
— Так просто?
— Ну, не так просто. Они пакет документов на экспертизу берут: контракт с поставщиком, договоры с покупателями, считают рентабельность. Все проверяют. А потом уже дают. Или не дают. Смотря на какой размер отката договоришься….
— Это в смысле взятки?
— Ну да. С той же суммы кредитных денег. Это «откат» называется. Только вот тут уже с посторонними, как правило, дел не имеют. Да и свои при таких суммах должны быть… Все должно быть накатано.
— И Кадырову дали.
— Кадырову дали… Ой! — Валентина кинула взгляд на информационное табло. — Мой рейс.
— Пошли. — Волков взял тележку с ее вещами.
Они подошли к регистрационной стойке, очереди у которой уже не было.
— Ну что? — грустно сказал Петр. — Родина имеет право на последний материнский поцелуй?
— Конечно, — Валентина подставила щечку.
— И только-то… — Волков коснулся губами шелковистой кожи.
— А здорово все-таки вы меня развели. Как это… как сахар в чае? — улыбнулась она.
— И не стыдно такое говорить? И это в момент расставания навеки, когда иные, едва сдерживая слезы…
— Шучу, шучу. Всего вам доброго, удачи. Спасибо, что проводили.
— Счастливого пути.
Петр сел в машину, завел двигатель и вырулил со стоянки.
— И все-таки развел девку, — констатировал вслух.
— А я что, для себя стараюсь? — возразил сам себе.
— Тоже верно… — согласился сам с собой, вывернул на Московское шоссе, доехал до разворота и влился в поток автомобилей.
«По логике вещей, — рассуждал он, направляясь в сторону центра города, — смерть Гольдберга Шамилю на фиг не нужна. В Ирину стрелять — это понятно. Но Виктор… Прекрасная ширма. Крути за его вывеской что угодно, он и не вякнет ни разу. Ему от этого кредита лавэ отслюнявили, и будь доволен. Потом еще получишь, возможно, если будешь хорошо себя вести. Ладно, если еще просто процент отстегнули. Но, вероятнее всего, в долг дали. Это уж как водится. Дескать, братан, сам видишь, тема еще не стрельнула, но если уж тебе так надо — бери. Но деньги кредитные, работать должны, так что без процентов никак. Держи бабки, мне не жалко, но счетчик включен. И все. И Шамиль — нормальный рабовладелец. Сколько бы там прибыли эта сделка ни принесла, Гольдбергу все равно не рассчитаться, долг его — пожизненный, это ежу понятно. Уж что-что, а на крюк эти ребята сажать умеют. Зачем его убивать? Убивают врага. Враг жить мешает. А Гольдберг Шамилю не враг. Он ему корова дойная. Кормилец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Почему?
— А потому, что вы сразу решите — вот, мол, гад, корчит из себя Бог знает кого, коньяком угощает, а все для того, чтобы развести, как сахар в чае, и информацию выкачать. А это все не так.
— Что именно?
— Не для того я вам все это говорю, чтобы разводить. И что уезжаете вы — жалко. Красивая 'женщина, с вами просто посидеть, выпить, поболтать — одно сплошное удовольствие, честное слово.
— Так и болтайте, время у меня еще есть. А у вас?
— Хотел бы я взглянуть на мужика, у которого в вашем присутствии вдруг дела неотложные появятся.
— Были примеры.
— Так это ж… — демонстративно задохнулся от возмущения Петр. — Это ж просто… подонки какие-то, выходит! Однозначно! Называйте быстро: имена, фамилии, адреса… клички. Давить их будем.
— Не надо, — рассмеялась Валентина. — Пусть живут. И мучаются.
— Да? — недоверчиво сказал Волков. — Ну, вам решать. Он поднял бокал. Валентина подняла свой:
— За что пьем?
— Как за что? За победу. За нашу с вами…
— Идет.
Они чокнулись, выпили. Валентина поставила бокал на стол, откусила кусочек бутерброда, задумчиво прожевала и наконец, посмотрев в сторону таможенного терминала, сказала:
— Ладно. Мне теперь… Спрашивайте. Петр раздавил в пепельнице недокуренную сигарету.
— Контракт. И сумма кредита.
— Вот что… — прищурилась она. — Ну конечно. А откуда вы знаете?
— Знаю. Но в общих чертах.
— Все очень просто. Фирма у Гольдберга существовала практически только на бумаге. Документы, счета в банке, печать и прочее. Деятельности почти никакой. Время от времени прокрутит через себя какую-нибудь чужую сделку, и все. Получит процент. Так, от раза до раза, он и существовал. Я же бухгалтер, по документам вижу. У него и офиса-то не было. Только юридический адрес липовый. А офис появился недавно совсем. Арендная плата только за третий квартал возникла. Но за ремонт он платил наличными, его очень быстро и сделали, это уже при мне. За месяц управились. И вот тогда в офисе появился этот Кадыров. Хозяином. Гольдберг у него на побегушках был. Хоть в документах его, Шамиля этого, и нет вовсе. Ни в штатном расписании, ни в ведомостях на зарплату — нигде. Но контракт этот именно он раздобыл. И кредит под него. Это все его связи. Я деталей не знаю, я вам говорила, моя же подпись только на чековой книжке нужна, чтобы наличку в банке получать, да на платежке, чтобы перечислить безналичные. Но вот когда нам кредитные деньги на счет упали, а их по контракту в качестве предоплаты за границу перекинуть надо было, мне пришлось в валютный отдел вместе с Гольдбергом идти. Я увидела сумму и обомлела просто. Честное слово. Мне убежать захотелось.
— А что так?
— Пять миллионов. — Валентина вскинула брови и взяла бокал.
— Да уж. Это ж сколько, примерно… — Петр взял свой.
— Что «сколько»?
— Ну, на баксы.
— Пять миллионов долларов, — раздельно произнесла Валентина и одним махом допила коньяк.
— Ск… — поперхнулся коньяком Волков, — …о-олько?
— Столько. — Она взяла рукой с бутерброда кусочек копченой лососины и положила его в рот.
— Но ведь так не бывает?
— Как угодно бывает. Как договоришься.
— Валентина… — Волков взглянул ей в глаза. — А вот вы как считаете, все— таки общались с ним, с Виктором Аркадьевичем, я имею в виду, почти полгода, он что — совсем дурак был?
— Ну отчего же. На проплату контракта, в общем, весь кредит ушел, но ведь не до копейки же… Какую-то мелочь обналичили. Всегда есть накладные расходы, а нет — придумать можно.
— Отсюда машина его новая, «элементы сладкой жизни» всякие, да?
— Конечно. А после Нового года, с середины первого квартала товар должен пойти. Конечно, он понимал, что фирма фактически ему уже не принадлежит, там Кадыров хозяин. Но…
— Понятно… Да! А кто кредит-то выдал, конкретно?
— А я не говорила? Мы же из одного банка в другой перешли. Как раз когда Гольдберг уговорил меня к нему оформиться. Нужно было рублевые средства перевести из старого банка в новый, поэтому и подписи бухгалтера везде были нужны. И в карточках, и чековая книжка новая, валютный счет открывать, и много всякого… Перешли мы в этот банк потому, что, как я теперь понимаю, у Кадырова там связи в валютном отделе. Так вот, собственный банк и выдал.
— Так просто?
— Ну, не так просто. Они пакет документов на экспертизу берут: контракт с поставщиком, договоры с покупателями, считают рентабельность. Все проверяют. А потом уже дают. Или не дают. Смотря на какой размер отката договоришься….
— Это в смысле взятки?
— Ну да. С той же суммы кредитных денег. Это «откат» называется. Только вот тут уже с посторонними, как правило, дел не имеют. Да и свои при таких суммах должны быть… Все должно быть накатано.
— И Кадырову дали.
— Кадырову дали… Ой! — Валентина кинула взгляд на информационное табло. — Мой рейс.
— Пошли. — Волков взял тележку с ее вещами.
Они подошли к регистрационной стойке, очереди у которой уже не было.
— Ну что? — грустно сказал Петр. — Родина имеет право на последний материнский поцелуй?
— Конечно, — Валентина подставила щечку.
— И только-то… — Волков коснулся губами шелковистой кожи.
— А здорово все-таки вы меня развели. Как это… как сахар в чае? — улыбнулась она.
— И не стыдно такое говорить? И это в момент расставания навеки, когда иные, едва сдерживая слезы…
— Шучу, шучу. Всего вам доброго, удачи. Спасибо, что проводили.
— Счастливого пути.
Петр сел в машину, завел двигатель и вырулил со стоянки.
— И все-таки развел девку, — констатировал вслух.
— А я что, для себя стараюсь? — возразил сам себе.
— Тоже верно… — согласился сам с собой, вывернул на Московское шоссе, доехал до разворота и влился в поток автомобилей.
«По логике вещей, — рассуждал он, направляясь в сторону центра города, — смерть Гольдберга Шамилю на фиг не нужна. В Ирину стрелять — это понятно. Но Виктор… Прекрасная ширма. Крути за его вывеской что угодно, он и не вякнет ни разу. Ему от этого кредита лавэ отслюнявили, и будь доволен. Потом еще получишь, возможно, если будешь хорошо себя вести. Ладно, если еще просто процент отстегнули. Но, вероятнее всего, в долг дали. Это уж как водится. Дескать, братан, сам видишь, тема еще не стрельнула, но если уж тебе так надо — бери. Но деньги кредитные, работать должны, так что без процентов никак. Держи бабки, мне не жалко, но счетчик включен. И все. И Шамиль — нормальный рабовладелец. Сколько бы там прибыли эта сделка ни принесла, Гольдбергу все равно не рассчитаться, долг его — пожизненный, это ежу понятно. Уж что-что, а на крюк эти ребята сажать умеют. Зачем его убивать? Убивают врага. Враг жить мешает. А Гольдберг Шамилю не враг. Он ему корова дойная. Кормилец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69