он находит Богдана. Кстати, знаете, почему он нашел именно его?
— Почему?
— Потому что этот человек располагал информацией только о втором браке. И ничего не знал о первом. Наверное впоследствии он разнюхал и о третьем: сделать это было несложно — на моей бабушке Николай Андреевич женился там же, на Дальнем Востоке. Да только мой отец в напарники преступнику не подошел: во-первых, у него не было сыновей, а во-вторых, при благоприятном стечении обстоятельств он и так получил бы наследство без посторонней помощи. Зато Богдан был идеальной кандидатурой — молодой, перспективный, неискушенный. И этот человек решает прибрать Титаевского к рукам. Для этого он прибег к помощи женщины, преданной ему душой и телом — Марьи Сергеевны. Внешность которой весьма подходит под наши требования.
— Подождите, подождите, Ди-ди… — Филипп протянул руку. — О ком вы говорите?
— Я говорю о господине Миллере. Человеке, которому я сама по глупости выложила все, что знала.
— Месье Миллер? — Филипп был потрясен. — Этот тот господин, который разбирается в генеалогии?
— Да. Именно он сообщил мне о втором браке моего деда.
— Но, как мне помнится, вы сами к нему обратились за помощью?
— Черта с два! — Даша грохнула кулаком по подлокотнику. — Я шла по улице, когда ко мне подошла женщина и весьма ненавязчиво поведала о Немецком музее, разве только что адрес его не сообщила. И произошло это именно в тот момент, когда я уже отчаялась что-либо найти.
— Хм… — Кервель все еще сомневался, — Мне кажется, это слишком сложно.
— Ничего сложного, они все верно рассчитали. Я вцепилась в этот музей, как только узнала о его существовании. Говорю вам — это Миллер. У него были все необходимые условия: он знал о завещании, имел обширные связи в Европе и средства для реализации задуманного. Кроме того, существует еще одно доказательство. Тапочки.
— Тапочки? — переспросил Филипп.
— Именно. Помните, я сказала, что почувствовала дух Богдана там, где быть его не должно?
— Да, конечно.
— Так вот, — Даша наклонилась к Кервелю и понизила голос, — у них в доме одинаковые тапочки.
— ?..
— Тапки, говорю, у них одинаковые. Очень редкие. Я таких больше нигде не встречала. Ручная работа.
Филипп выглядел несколько обалдевшим, но возражать рыжеволосому детективу все же не рискнул.
— Простите, но я не понял одного: зачем месье Миллеру понадобилось совершать столь сложное и дерзкое преступление. Ведь сам он ничего иметь не будет.
— А вот и нет! Я почти уверена, что Оксана — его незаконнорожденная дочь. Его и Марьи Сергеевны. А потом ее отдали на воспитание в деревню, чтобы скрыть грех.
Француз охнул:
— Не может быть!
— Может. Он знал, что я лечу на Тайвань выяснять родословную Богдана. Знал и пытался меня отговорить, а когда не получилось, попросил Оксану подложить мне в чемодан наркотики.
— Но почему ему понадобилось вас отговаривать? — робко чирикнул француз. — Напротив, месье Миллер должен был…
— Видно, в происхождении Богдана что-то не так. — Даша все больше воодушевлялась своим открытием. — Именно поэтому он и подходил преступникам больше, чем мой отец.
Каждая последующая информация повергала Филиппа в все большую растерянность.
— Но… откуда вы это знаете?
— В том городе, где проживали родители Богдана, недавно сгорел архив.
— Ну и что?
— А то, что в происхождении Богдана существует некое слабое звено, Миллер знал об этом и потому заранее уничтожили компрометирующие документы. Или, скорее всего, их спрятали. Таким образом, Титаевский попадает в вечную зависимость от него — одно его слово, обман раскроется и прощай деньги, прощай титулы.
— Что же нам делать? — Француз сидел бледный, как полотно. — Они в любую секунду могут убить маман.
Даша покачала головой:
— Они ни за что не станут этого делать. По двум причинам Смерть мадам Вельбах должна быть такой естественной, чтобы ни одна собака ни до чего не докопалась. Им уже не надо спешить — считайте, что своего они добились. И есть еще одна очень неудобная для них закорючка.
— Какая?
— Мои отец. Он, в отличие от Богдана, обладает стопроцентно чистыми документами. Малейшее сомнение — и все наследство достанется моему отцу.
— И вы так спокойно говорите об этом?! — вскричат Филипп. — Они же рано или поздно доберутся до него.
Даша усмехнулась:
— А вот это вряд ли. Место, где сейчас находится папа, окружено тройным кордоном врачей и армии. Там эпидемия, и на ближайшие две недели я могу быть абсолютно спокойна.
— Но мы не можем сидеть здесь и ждать!
— Конечно, не можем, — согласилась Даша. — Мы немедленно отправляемся к Миллеру. Или он отзывает своих архаровцев из Франции и пишет явку с повинной, или это сделаю я. Учитывая цену вопроса, думаю, что французское правосудие влепит им всем на полную катушку.
Месье Кервель вскочил:
— Но как мы отсюда выберемся? Там высокий забор, ворота закрыты. К тому же у нас нет машины.
— Положитесь на меня — Высоко вскинув рыжую голову, Даша указала рукой на дверь: — Вперед, мой друг. Труба зовет.
Глава 42
1
— Борис Николаевич! Борис Николаевич, немедленно откройте. Вы слышите меня? Мне нужно в Москву!
В окошке загорелся свет. Занавеска приподнялась и к стеклу прильнуло недовольное заспанное лицо сторожа.
— Кого надо?
— Мне нужен Борис Николаевич. Я от… Я… Я живу на пятнадцатой даче. Откройте ворота, выпустите меня.
— Нет здесь никакого Бориса Николаевича. Прекратите кричать.
Даша сквозь запотевшее стекло пыталась разглядеть говорящего.
— А вы тогда кто?
— Я — Михаил Сергеевич.
— Господи, да какая разница! Я же за вас голосовать не собираюсь. Мне в город нужно.
Сторож приоткрыл дверь. Придерживая одной рукой штаны, другой ружье, он недовольно проворчал.
— Не велено вас выпускать.
— Что значит, не велено? Я что, под арестом? Не откроете, так я через забор перелезу.
— Перелезайте. — Сторож оглянулся в глубь дома. — Я сейчас собак выпущу.
Даша шарахнулась назад.
— Не надо собак.
— А раз не надо, так и идите с Богом. Ночь-полночь на дворе, а она тут с ума сходит… Сейчас позвоню кому надо, будешь знать, как по ночам людям спать не давать.
Дверь захлопнулась и на крыльце сразу стало темно. Постояв секунду-другую, Даша побежала обратно к даче, где в неведении маялся француз.
— Ну что? — кинулся он ей навстречу из темноты.
— Пока не получилось. Ему приказали нас не выпускать. Но не переживайте, я знаю что делать.
— Что?
— Что, что… Вы в детстве через заборы не лазили? — проворчала Даша, прислушиваясь к лаю собак.
— Нет. Не лазил.
— Очень плохо. Вот они, издержки светского воспитания. Придется обучаться по ходу действия.
— Да, но забор высокий…
Даша посмотрела на француза с осуждением.
— Разумеется, он высокий!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
— Почему?
— Потому что этот человек располагал информацией только о втором браке. И ничего не знал о первом. Наверное впоследствии он разнюхал и о третьем: сделать это было несложно — на моей бабушке Николай Андреевич женился там же, на Дальнем Востоке. Да только мой отец в напарники преступнику не подошел: во-первых, у него не было сыновей, а во-вторых, при благоприятном стечении обстоятельств он и так получил бы наследство без посторонней помощи. Зато Богдан был идеальной кандидатурой — молодой, перспективный, неискушенный. И этот человек решает прибрать Титаевского к рукам. Для этого он прибег к помощи женщины, преданной ему душой и телом — Марьи Сергеевны. Внешность которой весьма подходит под наши требования.
— Подождите, подождите, Ди-ди… — Филипп протянул руку. — О ком вы говорите?
— Я говорю о господине Миллере. Человеке, которому я сама по глупости выложила все, что знала.
— Месье Миллер? — Филипп был потрясен. — Этот тот господин, который разбирается в генеалогии?
— Да. Именно он сообщил мне о втором браке моего деда.
— Но, как мне помнится, вы сами к нему обратились за помощью?
— Черта с два! — Даша грохнула кулаком по подлокотнику. — Я шла по улице, когда ко мне подошла женщина и весьма ненавязчиво поведала о Немецком музее, разве только что адрес его не сообщила. И произошло это именно в тот момент, когда я уже отчаялась что-либо найти.
— Хм… — Кервель все еще сомневался, — Мне кажется, это слишком сложно.
— Ничего сложного, они все верно рассчитали. Я вцепилась в этот музей, как только узнала о его существовании. Говорю вам — это Миллер. У него были все необходимые условия: он знал о завещании, имел обширные связи в Европе и средства для реализации задуманного. Кроме того, существует еще одно доказательство. Тапочки.
— Тапочки? — переспросил Филипп.
— Именно. Помните, я сказала, что почувствовала дух Богдана там, где быть его не должно?
— Да, конечно.
— Так вот, — Даша наклонилась к Кервелю и понизила голос, — у них в доме одинаковые тапочки.
— ?..
— Тапки, говорю, у них одинаковые. Очень редкие. Я таких больше нигде не встречала. Ручная работа.
Филипп выглядел несколько обалдевшим, но возражать рыжеволосому детективу все же не рискнул.
— Простите, но я не понял одного: зачем месье Миллеру понадобилось совершать столь сложное и дерзкое преступление. Ведь сам он ничего иметь не будет.
— А вот и нет! Я почти уверена, что Оксана — его незаконнорожденная дочь. Его и Марьи Сергеевны. А потом ее отдали на воспитание в деревню, чтобы скрыть грех.
Француз охнул:
— Не может быть!
— Может. Он знал, что я лечу на Тайвань выяснять родословную Богдана. Знал и пытался меня отговорить, а когда не получилось, попросил Оксану подложить мне в чемодан наркотики.
— Но почему ему понадобилось вас отговаривать? — робко чирикнул француз. — Напротив, месье Миллер должен был…
— Видно, в происхождении Богдана что-то не так. — Даша все больше воодушевлялась своим открытием. — Именно поэтому он и подходил преступникам больше, чем мой отец.
Каждая последующая информация повергала Филиппа в все большую растерянность.
— Но… откуда вы это знаете?
— В том городе, где проживали родители Богдана, недавно сгорел архив.
— Ну и что?
— А то, что в происхождении Богдана существует некое слабое звено, Миллер знал об этом и потому заранее уничтожили компрометирующие документы. Или, скорее всего, их спрятали. Таким образом, Титаевский попадает в вечную зависимость от него — одно его слово, обман раскроется и прощай деньги, прощай титулы.
— Что же нам делать? — Француз сидел бледный, как полотно. — Они в любую секунду могут убить маман.
Даша покачала головой:
— Они ни за что не станут этого делать. По двум причинам Смерть мадам Вельбах должна быть такой естественной, чтобы ни одна собака ни до чего не докопалась. Им уже не надо спешить — считайте, что своего они добились. И есть еще одна очень неудобная для них закорючка.
— Какая?
— Мои отец. Он, в отличие от Богдана, обладает стопроцентно чистыми документами. Малейшее сомнение — и все наследство достанется моему отцу.
— И вы так спокойно говорите об этом?! — вскричат Филипп. — Они же рано или поздно доберутся до него.
Даша усмехнулась:
— А вот это вряд ли. Место, где сейчас находится папа, окружено тройным кордоном врачей и армии. Там эпидемия, и на ближайшие две недели я могу быть абсолютно спокойна.
— Но мы не можем сидеть здесь и ждать!
— Конечно, не можем, — согласилась Даша. — Мы немедленно отправляемся к Миллеру. Или он отзывает своих архаровцев из Франции и пишет явку с повинной, или это сделаю я. Учитывая цену вопроса, думаю, что французское правосудие влепит им всем на полную катушку.
Месье Кервель вскочил:
— Но как мы отсюда выберемся? Там высокий забор, ворота закрыты. К тому же у нас нет машины.
— Положитесь на меня — Высоко вскинув рыжую голову, Даша указала рукой на дверь: — Вперед, мой друг. Труба зовет.
Глава 42
1
— Борис Николаевич! Борис Николаевич, немедленно откройте. Вы слышите меня? Мне нужно в Москву!
В окошке загорелся свет. Занавеска приподнялась и к стеклу прильнуло недовольное заспанное лицо сторожа.
— Кого надо?
— Мне нужен Борис Николаевич. Я от… Я… Я живу на пятнадцатой даче. Откройте ворота, выпустите меня.
— Нет здесь никакого Бориса Николаевича. Прекратите кричать.
Даша сквозь запотевшее стекло пыталась разглядеть говорящего.
— А вы тогда кто?
— Я — Михаил Сергеевич.
— Господи, да какая разница! Я же за вас голосовать не собираюсь. Мне в город нужно.
Сторож приоткрыл дверь. Придерживая одной рукой штаны, другой ружье, он недовольно проворчал.
— Не велено вас выпускать.
— Что значит, не велено? Я что, под арестом? Не откроете, так я через забор перелезу.
— Перелезайте. — Сторож оглянулся в глубь дома. — Я сейчас собак выпущу.
Даша шарахнулась назад.
— Не надо собак.
— А раз не надо, так и идите с Богом. Ночь-полночь на дворе, а она тут с ума сходит… Сейчас позвоню кому надо, будешь знать, как по ночам людям спать не давать.
Дверь захлопнулась и на крыльце сразу стало темно. Постояв секунду-другую, Даша побежала обратно к даче, где в неведении маялся француз.
— Ну что? — кинулся он ей навстречу из темноты.
— Пока не получилось. Ему приказали нас не выпускать. Но не переживайте, я знаю что делать.
— Что?
— Что, что… Вы в детстве через заборы не лазили? — проворчала Даша, прислушиваясь к лаю собак.
— Нет. Не лазил.
— Очень плохо. Вот они, издержки светского воспитания. Придется обучаться по ходу действия.
— Да, но забор высокий…
Даша посмотрела на француза с осуждением.
— Разумеется, он высокий!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136