Филипп взял снимок.
— Позвольте… Да, вы знаете, он чем-то похож на брата маман, но… Нет, я никогда не видел его.
— И, полагаю, ваша матушка также?
— Утверждать наверняка не могу, но, как правило, она знакомит меня со всеми, кто вхож к нам в дом.
— Не сомневаюсь, — кивнул Полетаев. — Как и в том, что семейное предание о кровожадном Мельхиоре особо широко не рекламировалось.
— О, нет! — Филипп даже руками замахал. — Надо знать маман, она не любитель подобных историй. Какая может быть реклама! Сомневаюсь, что об этом знает кто-то, кроме меня, ну и, может быть, нескольких старых знакомых семьи.
— Вот когда приходится жалеть о последствиях революции семнадцатого. — Подполковник глянул на бордовую Дашу. — Разрыв традиций влечет невосполнимые лакуны в воспитании.
— Ты это к чему?
— Человек девяносто лет молчал, а ты и полчаса выдержать не в силах.
— К чему весь этот цирк? — тихо, ровно, по слогам спросила Даша.
— А к тому, что прежде чем обвинять человека, неплохо бы для начала обнаружить связь.
— Какую связь?
— Да самую простую. Если баронесса не знала, что у ее брата были дети, а эти дети не знали, кто их настоящий отец, то как Алексей Скуратов узнал о завещании?
— Очень просто. Как только месье Кервель обнаружил фотографию Николая Андреевича, так все сразу и открылось.
— Кому открылось? Как? Что, Алексей Скуратов — сосед Марии Андреевны по даче?
— Разумеется, нет. Но переехал в Германию.
— И что?
— Может быть, там его кто-то узнал и решил…
— Кто его могу знать? — Полетаев сцепил пальцы. — Адъютант его превосходительства Мельхиора I? Или ты полагаешь, что портретами твоих предков увешаны все художественные галереи Западной Европы? «Господа, посмотрите, вон еще один барон Вельбах идет! Давайте возьмем у него автограф!» — Полетаев раздраженно выдернул из золотого портсигара сигарету. — Чушь какая… Не мог Скуратов узнать о наследстве от уличного прохожего.
— Фи-фи, — вдруг тихо проговорила Даша, — у меня к вам вопрос: как вы обнаружили фотографию Николая Андреевича?
Филипп, все мысли которого еще секунду назад были поглощены пламенной речью подполковника, несколько растерялся.
— Просите, о чем вы меня спросили?
— При каких обстоятельствах была обнаружена та самая фотография?
— А что именно вас интересует?
— Все. — Даша по-прежнему сидела неподвижно, отрешенно глядя в одну точку. — Расскажите подробно, шаг за шагом, включая самые малейшие детали.
Кервель вопросительно посмотрел на Полетаева, но тот лишь неопределенно пожал плечами.
— Ну хорошо, я попробую… У маман есть старинный приятель, месье Белов. Михаил Евграфович. Вы, кажется, видели у меня его портрет…
— Да-да, что-то такое припоминаю. Расскажите о нем поподробнее.
— Он русский. Из эмигрантов. — Филипп все еще мялся. Он не знал, что именно хочет услышать его собеседница, и боялся, что та опять начнет злиться. — Михаил Евграфович — эмигрант второй волны, послевоенной, если вас это интересует.
— Как он оказался во Франции?
— Во время сражения попал в плен, затем был отправлен в концлагерь, по счастью выжил. — Кервель замолчал.
— Дальше, дальше…
— Из лагеря месье Белова отправили сразу в госпиталь, он был очень болен… А в госпитале ему рассказали, что Сталин отправляет военнопленных в Сибирь, особенно тех, кто до плена занимал высокие коммунистические должности, и что в лагерях НКВД его ждет неминуемая гибель… — Конец фразы Филипп сжевал, жалобно глядя на Полетаева.
Тот сделал вид, что к нему это не имеет никакого отношения. Тогда Кервель затарахтел, как это делают люди, пытающиеся загладить неловкость.
— Как раз в то время месье Белов и познакомился с маман, она работала в том же госпитале…
— Вы же говорили, что она была директрисой в женской школе! — не удержалась Даша от восклицания.
— Это было чуть позже. А тогда, в самом конце войны, как и многие женщины, она помогала ухаживать за ранеными. И именно она отговорила Михаила Евграфовича возвращаться на родину. Они были очень дружны. Разумеется, в тех пределах, в коих свободная девица может дружить с мужчиной.
Полетаев слушал очень внимательно. Ему, очевидно, понравилась последняя мысль.
— Казалось бы, война, а какие нравы… Даша сморщила конопатый носик.
— Фи-фи, прошу вас, ближе к теме. Как вы обнаружили фотографию?
— Месье Белов мне ее и показал.
— Вам? — Даша бросила быстрый взгляд на подполковника, тот настороженно смотрел на француза. — Как же так, ваша матушка была знакома с ним полвека, а фотографию нашли именно вы?
— Разумеется, они были знакомы, — согласился Филипп, — но она НИКОГДА не была у него в доме.
— Это еще почему?
— Месье Белов женился на очень богатой, но, к сожалению, не очень воспитанной даме, американке…
— Где это он ее во французском госпитале отыскал? — удивилась Даша, которая так и не научилась сосредотачиваться на самом главном.
Но Филипп отвечал с удовольствием:
— Разумеется, не в госпитале. Она приехала налаживать бизнес в послевоенную Францию, увидела месье Белова и страстно его полюбила. Говорят, даже хотела увезти его в Америку, но тот отказался. Мне кажется, — Кервель понизил голос, — он остался из-за маман. Да-да.
— Вы намекаете, что Мария Андреевна ему нравилась?
— Я почти уверен в этом. И иногда мне кажется, что именно месье Белов был тем самым мужчиной, о котором я вам говорил. — Филипп сделал выразительные глаза.
— Подождите, как мне помнится, тогда вы говорили об адюльтере, — возразила Даша, — а Белов, судя по вашему же утверждению, был каким-то коммунистическим начальником.
— Ну да, — растерялся Филипп, — об этом и речь. Потомственная баронесса фон Вельбах ни при каких обстоятельствах не могла бы связать свою судьбу с коммунистом.
— Вот оно как… А я-то полагала, что речь по меньшей мере идет о беглом каторжнике, — пробормотала Даша и скосила озорной глаз на подполковника, — Сергей Павлович, вы, кстати, ничего не рассказывали мне о своей партийной принадлежности.
— И не собираюсь, — растянул губы тот.
— Боюсь, что придется.
— А тебе не интересно, что было дальше? — Подполковник кивком указал на прислушивающегося к их разговору Кервеля.
Даша спохватилась:
— Простите меня, Фи-фи! Так почему баронесса никогда не была в гостях у Белова?
— У них не сложились отношения с американкой. Та была вульгарной, вздорной дамой. Я не хочу сейчас говорить о ней дурно, но в обществе ее не приняли. И, естественно, маман не была с ней близка. После ее смерти — она, кажется, погибла в авиакатастрофе — посещение дома месье Белова стало тем более невозможным: маман к тому времени уже возглавляла женскую школу, и визиты к одинокому вдовцу могли быть восприняты двусмысленно. Так что я оказался первым из нашей семьи, кто удостоился чести оказаться в его поместье — очаровательное местечко!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136