– Ваше высочество, у меня прекрасная зрительная память.
Катя первый раз была в каюте капитана. Она выглядела гораздо проще и строже их бархатно-серебряного первоклассного гнездышка. В углу темнел лик покровителя моряков Николая Мирликийского с суровым взглядом, шкиперской бородкой и тускло бронзовеющей лысиной. Капитан, спросив разрешения закурить, чиркнул спичкой о коробок с этикеткой в желтых медалях, поднес ее к трубке, потом затеплил огонек у образа.
– Пожалуйста, Андрей Львович, забудьте о моих титулах. Мы с Катюшей так тщательно конспирируемся. Я просто наслаждаюсь, чувствуя себя никому не известным сибаритом, и заранее жалею, что через месяц моя беззаботность окончится.
Капитан приказал подать ужин в каюту. Катю уговорили сделать крошечный глоточек гавайского рома и потом с час мужчины вспоминали давнее путешествие маленького «небесного принца».
– Капитан хотел меня успокоить в тот злополучный шторм и протянул руку, чтобы погладить по голове. А сам привел меня этим в неописуемый ужас. У сиамцев по поверью нельзя касаться головы человека, так как голова – место обитания его души. Они огорчаются, если это происходит случайно. Даже корону при коронации не надевают, а вручают…
«Вот почему Лек отводит мою руку, когда я глажу его по волосам! – Катя словно в первый раз увидела лицо, казалось изученное до мелочей, умные черные глаза под длинными прямыми ресницами, аккуратные усики, шрам на щеке – след детских сражений. – Все-таки я мало его знаю».
…Раскаленные железные рельсы вонзались в дрожащий горизонт. Справа от поезда зеленело озеро Мареотис, слева тянулся канал Махмудиэ. От их стоячей воды трудно было ожидать прохлады. Не верилось, что это только начало мая. Кое-где торчали желтые стебли тростника. Между ними изящными гипсовыми статуэтками стояли длинноногие белые птицы. «Знаменитые египетские ибисы…» – проговорил Лек. Огромные черные колеса водочерпалок были похожи на украинские ветряные мельницы. Феллахи в голубой одежде уже снимали первый урожай с бледно-золотых пшеничных полей. Катино внимание привлек патриарх в черном плаще и белой чалме, горделиво восседающий на крошечном серо-голубом ослике.
– Смотри! – позвала она Лека. – Сам босой, пятками по пыли, зато в руках французский зонтик от дождя. Еще в цветочек…
По массивному чугунному мосту, который издали казался воздушно-кружевным, поезд переехал Розеттский рукав Нила. Вода внизу плескалась жидким молочным киселем. Чаще стали попадаться верблюды – одногорбые, поджарые, блекло-желтые – в цвет пустыни. Воздух наполовину состоял из пыли. Тонкая едкая, она проникала в легкие, заполняла весь организм.
В Каир приехали поздно. Не успели осмотреться, как утром, собственно даже ночью – в три часа, их разбудил могучий, трубный, отчаянный рев, почище солидного духового оркестра. Требовали пищи проголодавшиеся ослы, привязанные на вымощенной площади, где не сыскать ни бурьяна, ни репейника.
– Вроде наших петухов… – сквозь сон пробормотала Катя.
Попыталась снова задремать. Но куда там… Слышались крики погонщиков, хлопанье дверей. В пять часов к ним тоже постучала горничная – пухленькая негритянка в белом форменном платье.
– Мадам, месье, пардон, ваш завтрак…
– Что ж так рано? – протянула Катя, окончательно просыпаясь.
– Ах, мадам, если вы не поедете гулять сейчас, то к десяти часам это станет просто невозможно, особенно поначалу.
Катя открыла стеклянную дверь балкона и увидела, что площадь уже полна народу. Среди пестрой босоногой кричащей египетской толпы виднелось несколько европейцев, выбирающих осликов для прогулок.
– И мы тоже поедем на ослике? Вот здорово! – обрадовалась Катя.
– Ну конечно. – Лек подал ей дорожное платье. – Старый город велик, и пешком ты сразу устанешь. Извозчиков там нет – слишком узкие улицы.
– А нам в гимназии говорили, что Наполеон Первый ездил по старому Каиру в карете, запряженной шестериком…
Лек недоверчиво пожал плечами:
– Ну, скоро увидим сами. И на базар надо заехать, купить подарки родителям.
– А что им может понравиться?
– Там посмотрим. Маме – украшения, отцу – оружие для коллекции. Сама будешь выбирать. Так и скажем, что от тебя.
– Ох, Лек, боязно. Вдруг не угожу!
– Трусишка. Ну я же с тобой! – Он погладил ее по щеке. – Уже загорела…
Ослики были жирные и чисто остриженные. Катя выбрала одного, не очень упрямого на вид. Мальчишка-погонщик с хитрой ухмылочкой отвесил низкий поклон, приложив ко лбу руку. Катя потрогала широкое мягкое седло, обтянутое красным сафьяном, уздечку, украшенную ракушками и медными бляхами, всунула ногу в стремя, но оказалась не на спине осла, а в объятиях Лека, благо он был рядом. Паршивый мальчишка хохотал вместе со своим товарищем. А все потому, что ремни от стремян не прикреплялись к седлу, а просто перекидывались через него, и, если погонщик не успевал ухватиться за противоположное стремя, неопытный ездок падал, развлекая толпу своей оплошностью.
Копытца зацокали по мостовым узких и кривых улиц. Погонщик шел или бежал следом, покрикивая: «Руах… шемалек… еминек… уарек» – и тыча в серый бок кулаком, насколько хватало сил, отчего бедное животное кидалось не в ту сторону, куда следовало.
Купцы в белых тюрбанах восседали на серых рогожках у входов в лавочки с мусульманским спокойствием, прихлебывали кофе из маленьких чашечек, затягивались наргиле.
Лек с Катей отобрали в подарок королю клинки в ножнах, украшенных алжирской серебряной филигранью, а королеве – высокий деревянный резной головной убор с золотыми подвесками. Он был настолько хрупок, что невозможно было представить, как его выпиливали мастера из куска древесины.
Процесс покупки был и забавен и утомителен.
– Сколько это стоит? – спрашивал погонщик у продавца про указанную Леком вещь.
– Возьмите ее как подарок на память обо мне, – отвечал тот.
– Но все-таки сколько же стоит?
И, словно смирившись с отказом от щедрого дара, темнолицый старик безразлично называл баснословную цену. Когда его просили сбавить немного, он отвечал: «Ла… ла…» , – но так нежно и вроде бы даже сочувствуя нищим чужеземцам, что Катя не знала, как к нему отнестись – обидеться или рассмеяться. Наконец, с пятого захода, подарки купили, и ослики двинулись назад по коридорам-улицам. Балкончики и галерейки с обеих сторон почти смыкались над головой, образуя полутемные ущелья со специфическим, не очень приятным запахом.
– Странно, Лек, совсем нет стекол!
– А зачем они тут? Холодов не бывает. Только задерживали бы движение воздуха.
Решетки из резного темного дерева, мрачноватые комнаты с окнами, вымаливающими у природы сквознячок…
– Привыкай, привыкай, – подшучивал Лек, – закаляйся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94