Она жадно вглядывалась в серые измученные лица. Ни воодушевления, ни желания сразиться с врагом не было в них. Рядом сидящий рябой солдат в черной папахе затянул неуверенно:
– Вы, японцы, покоритесь! Эх-ва, эх-ва! Наша матушка Расея всему свету голова…
На него недовольно зашикали:
– Ишь, напился, так распелся. Дай людям отдохнуть…
В зале висел тяжелый дух перегара, махорки, пота. Во взглядах тех, кто не дремал, читался застывший мучительный вопрос – зачем, почему оторвали их с семьи, от родной деревни и везут куда-то далеко за тридевять земель, сражаться с неизвестным японцем?
Перешагивая через ноги, винтовки и вещевые мешки, к девушкам пробрался Игнат:
– В буфете вроде посвободнее и чай обещали согреть. Пойдемте туда.
Отец Григорий уже сидел за непокрытым столом в жирных лужицах, оставшихся, наверное, с обеда, приоткрывая по очереди свои кулечки, откусывал и них что-то невидимое, прихлебывая жиденький станционный чай.
– Ничего хорошего, – скривив губки, протянула Зоя.
– Да уж… – в тон ей ответила Катя, глянув на засиженную мухами витрину («Откуда сейчас мухи? С лета не мыли…») с сухими бутербродами. Скорченные от старости кусочки сыра безнадежно покоились на серых сухариках.
Буфетчица, зевая, вышла.
Степан Петрович, тоже не соблазнившись предложенным ужином, сказал:
– Вы тут прикорните, а я пойду отыщу наше начальство и скажу, что мы в буфете, чтоб не забыли нас ненароком.
Не хотелось ни спать, ни разговаривать. Катя прикрыла глаза и постаралась представить бал в особняке Храповицких. Не получалось. Виделись бородатые, угрюмые лица.
Только задремала, послышался протяжный свисток – ледокол подошел к берегу. Они вышли в морозную тьму. От станции к пристани бесконечными серебристыми стрелками тянулись рельсы. Девушки двинулись за первой партией мрачных людей, обвешанных мешками, тупо и мерно переступавших со шпалы на шпалу.
В ярком электрическом свете на пристани все немного оживились. Какому-то замерзшему солдату надоело притопывать на месте. Он попробовал пойти по кругу вприсядку, подобрав полы шинели. Приклад винтовки гулко стучал по ледяной земле.
Огромный матрос повел всех по переплетениям сходней и мостков. Ледокол слегка вздрагивал, когда паровоз вкатывал несколько очередных вагонов на нижнюю палубу. Обломки серых льдин бились об обшивку «Байкала». Под ними угадывалась черная холодная бездна.
Капитан стоял наверху, сам распределяя врачей и сестер по каютам первого класса, неожиданно теплым и чистым.
– Неужели добрались до постели? – пробормотала Зоя, зевая, и откинула покрывало.
Сильно качало. В коротком сне Катя взлетала на дачных качелях, касаясь протянутыми ладонями желтых липовых соцветий. А потом веревка оборвалась и она чуть не упала – пароход дернулся.
…Тьма за круглым стеклом иллюминатора стала чуть реже. Захотелось вдохнуть свежего воздуха, и Катя, накинув шубку, вышла на палубу. В сумраке она сначала не поняла, что навалено на промерзшие доски но, приглядевшись к изредка шевелящейся и похрапывающей темной массе, узнала в ней солдат. Кому повезло, спали вповалку под брезентом, кому нет прямо так, приткнувшись к едва теплым стенам столовой или к основанию пароходной трубы.
Клубами плавал стойкий запах перегара.
Она увидела знакомую фигуру. Степан Петрович шел от капитанской рубки.
– С добрым утром, Катюша. Как спалось? Сейчас причаливаем. Я вас будить шел.
– Здравствуйте… Хорошо… А отчего они так много пьют? – кивнула девушка в сторону солдат.
– Не от веселья, Катенька, не от праздника. Не околеть бы на морозе. Да и чтобы головы затуманить, а то ведь если задумаешься, совсем тошно будет а сделать ничего нельзя. Ну иди, поднимай подружку а я остальных обойду.
Ледокол точно вписался в дебаркадер. Верхние и нижние части сходней сомкнулись. Не разглядеть где кончались рельсы нижней палубы и начинались пристанские. Катя еще раз с жалостью оглянулась на сизые лица солдат в сизом полумраке и пошла к своему новенькому вагону в белоснежный уют.
За Байкалом поезд стал двигаться томительно медленно. Пропускали воинские эшелоны, ждали встречные составы, часами простаивали на станциях. Отец Григорий доел наконец свою провизию и теперь спал почти все время, оживая лишь тогда, когда Игнат приносил судки с едой госпитальной кухни.
Степан Петрович, иногда спрашивая, не надоел ли он своей старческой болтовней, рассказывал очередной случай из практики:
– А знаете, девочки, когда у меня единственный раз в жизни тряслись руки и я едва не уронил младенца? В первые роды собственной жены. Теперь уже Коляша постарше вас будет…
От Благовещенска до Харбина добирались еще десять дней. Казалось, пешком было бы куда быстрее.
На полустанках ждали встречного, а среди сопок где на много верст вокруг ни одной живой души, – неизвестно чего. Но стало значительно теплее, и в Харбине днем развозило.
Зоя и Степан Петрович оставили Катю караулить вещи, а сами отправились в управление военно-медицинской инспекции.
Зал вокзала был маленьким, битком набитым. Обшарпанные стены, заплеванные полы, бессмысленная толчея. На чемоданы упали куски отсыревшей штукатурки. Катя посмотрела на потолок в грязных потеках и стала перетаскивать вещи в сухой угол. Какой-то заросший мужик тут же взялся подсобить, умильно поглядывая на нее красными глазками. Катя достала гривенник.
– А говорили, здесь новый вокзал построили.
– Построили, милая, построили, вон он стоит. – Мужик показал в окно на новое современное здание, радующее взгляд салатными стенами. – Так туда людей не пущают. Начальство обосновалось… Наместник Алексеев со своим штабом…
Ждать пришлось недолго. Сначала прибежала Зоя.
– Все в порядке. Мы остаемся здесь. Сереженька побеспокоился, чтобы лично мы были затребованы в его госпиталь.
– Видела хоть его?
– Ну когда же? Сейчас вместе и пойдем. Носильщика надо крикнуть…
– Не зовите. Игнат вам поможет, – подошел Степан Петрович. – Он теперь полностью в мое распоряжение перешел, денщиком.
– Спасибо. А вас куда направили?
– В полевой госпиталь двадцатого полка.
– До свиданья. Спасибо вам за все, Степан Петрович. Может, будете в Харбине – заходите.
– Ладно, еще встретимся. Как говорится: все там будем…
– Что за мрачные шутки? Что нужно будет – пишите, пришлем. Здесь как-никак почти столица.
Весь медперсонал размещался в кирпичном одноэтажном доме коридорного типа рядом с госпиталем. Сестра-хозяйка провела девушек в узкую, выбеленную мелом комнату с жестко накрахмаленными занавесками, скатертью и постельным бельем. Сильно пахло дезинфекцией.
– Еще не проветрилось. Анна Захаровна тут жила. Брюшной тиф подхватила. В инфекционном сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
– Вы, японцы, покоритесь! Эх-ва, эх-ва! Наша матушка Расея всему свету голова…
На него недовольно зашикали:
– Ишь, напился, так распелся. Дай людям отдохнуть…
В зале висел тяжелый дух перегара, махорки, пота. Во взглядах тех, кто не дремал, читался застывший мучительный вопрос – зачем, почему оторвали их с семьи, от родной деревни и везут куда-то далеко за тридевять земель, сражаться с неизвестным японцем?
Перешагивая через ноги, винтовки и вещевые мешки, к девушкам пробрался Игнат:
– В буфете вроде посвободнее и чай обещали согреть. Пойдемте туда.
Отец Григорий уже сидел за непокрытым столом в жирных лужицах, оставшихся, наверное, с обеда, приоткрывая по очереди свои кулечки, откусывал и них что-то невидимое, прихлебывая жиденький станционный чай.
– Ничего хорошего, – скривив губки, протянула Зоя.
– Да уж… – в тон ей ответила Катя, глянув на засиженную мухами витрину («Откуда сейчас мухи? С лета не мыли…») с сухими бутербродами. Скорченные от старости кусочки сыра безнадежно покоились на серых сухариках.
Буфетчица, зевая, вышла.
Степан Петрович, тоже не соблазнившись предложенным ужином, сказал:
– Вы тут прикорните, а я пойду отыщу наше начальство и скажу, что мы в буфете, чтоб не забыли нас ненароком.
Не хотелось ни спать, ни разговаривать. Катя прикрыла глаза и постаралась представить бал в особняке Храповицких. Не получалось. Виделись бородатые, угрюмые лица.
Только задремала, послышался протяжный свисток – ледокол подошел к берегу. Они вышли в морозную тьму. От станции к пристани бесконечными серебристыми стрелками тянулись рельсы. Девушки двинулись за первой партией мрачных людей, обвешанных мешками, тупо и мерно переступавших со шпалы на шпалу.
В ярком электрическом свете на пристани все немного оживились. Какому-то замерзшему солдату надоело притопывать на месте. Он попробовал пойти по кругу вприсядку, подобрав полы шинели. Приклад винтовки гулко стучал по ледяной земле.
Огромный матрос повел всех по переплетениям сходней и мостков. Ледокол слегка вздрагивал, когда паровоз вкатывал несколько очередных вагонов на нижнюю палубу. Обломки серых льдин бились об обшивку «Байкала». Под ними угадывалась черная холодная бездна.
Капитан стоял наверху, сам распределяя врачей и сестер по каютам первого класса, неожиданно теплым и чистым.
– Неужели добрались до постели? – пробормотала Зоя, зевая, и откинула покрывало.
Сильно качало. В коротком сне Катя взлетала на дачных качелях, касаясь протянутыми ладонями желтых липовых соцветий. А потом веревка оборвалась и она чуть не упала – пароход дернулся.
…Тьма за круглым стеклом иллюминатора стала чуть реже. Захотелось вдохнуть свежего воздуха, и Катя, накинув шубку, вышла на палубу. В сумраке она сначала не поняла, что навалено на промерзшие доски но, приглядевшись к изредка шевелящейся и похрапывающей темной массе, узнала в ней солдат. Кому повезло, спали вповалку под брезентом, кому нет прямо так, приткнувшись к едва теплым стенам столовой или к основанию пароходной трубы.
Клубами плавал стойкий запах перегара.
Она увидела знакомую фигуру. Степан Петрович шел от капитанской рубки.
– С добрым утром, Катюша. Как спалось? Сейчас причаливаем. Я вас будить шел.
– Здравствуйте… Хорошо… А отчего они так много пьют? – кивнула девушка в сторону солдат.
– Не от веселья, Катенька, не от праздника. Не околеть бы на морозе. Да и чтобы головы затуманить, а то ведь если задумаешься, совсем тошно будет а сделать ничего нельзя. Ну иди, поднимай подружку а я остальных обойду.
Ледокол точно вписался в дебаркадер. Верхние и нижние части сходней сомкнулись. Не разглядеть где кончались рельсы нижней палубы и начинались пристанские. Катя еще раз с жалостью оглянулась на сизые лица солдат в сизом полумраке и пошла к своему новенькому вагону в белоснежный уют.
За Байкалом поезд стал двигаться томительно медленно. Пропускали воинские эшелоны, ждали встречные составы, часами простаивали на станциях. Отец Григорий доел наконец свою провизию и теперь спал почти все время, оживая лишь тогда, когда Игнат приносил судки с едой госпитальной кухни.
Степан Петрович, иногда спрашивая, не надоел ли он своей старческой болтовней, рассказывал очередной случай из практики:
– А знаете, девочки, когда у меня единственный раз в жизни тряслись руки и я едва не уронил младенца? В первые роды собственной жены. Теперь уже Коляша постарше вас будет…
От Благовещенска до Харбина добирались еще десять дней. Казалось, пешком было бы куда быстрее.
На полустанках ждали встречного, а среди сопок где на много верст вокруг ни одной живой души, – неизвестно чего. Но стало значительно теплее, и в Харбине днем развозило.
Зоя и Степан Петрович оставили Катю караулить вещи, а сами отправились в управление военно-медицинской инспекции.
Зал вокзала был маленьким, битком набитым. Обшарпанные стены, заплеванные полы, бессмысленная толчея. На чемоданы упали куски отсыревшей штукатурки. Катя посмотрела на потолок в грязных потеках и стала перетаскивать вещи в сухой угол. Какой-то заросший мужик тут же взялся подсобить, умильно поглядывая на нее красными глазками. Катя достала гривенник.
– А говорили, здесь новый вокзал построили.
– Построили, милая, построили, вон он стоит. – Мужик показал в окно на новое современное здание, радующее взгляд салатными стенами. – Так туда людей не пущают. Начальство обосновалось… Наместник Алексеев со своим штабом…
Ждать пришлось недолго. Сначала прибежала Зоя.
– Все в порядке. Мы остаемся здесь. Сереженька побеспокоился, чтобы лично мы были затребованы в его госпиталь.
– Видела хоть его?
– Ну когда же? Сейчас вместе и пойдем. Носильщика надо крикнуть…
– Не зовите. Игнат вам поможет, – подошел Степан Петрович. – Он теперь полностью в мое распоряжение перешел, денщиком.
– Спасибо. А вас куда направили?
– В полевой госпиталь двадцатого полка.
– До свиданья. Спасибо вам за все, Степан Петрович. Может, будете в Харбине – заходите.
– Ладно, еще встретимся. Как говорится: все там будем…
– Что за мрачные шутки? Что нужно будет – пишите, пришлем. Здесь как-никак почти столица.
Весь медперсонал размещался в кирпичном одноэтажном доме коридорного типа рядом с госпиталем. Сестра-хозяйка провела девушек в узкую, выбеленную мелом комнату с жестко накрахмаленными занавесками, скатертью и постельным бельем. Сильно пахло дезинфекцией.
– Еще не проветрилось. Анна Захаровна тут жила. Брюшной тиф подхватила. В инфекционном сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94