И ты будешь счастлива. А сейчас я, даже если бы и согласился с твоим планом, не смог бы сделать тебя счастливой, потому что люблю другую. Ты ведь не согласилась бы быть «женой из желтых комнат»?
Лек не сомневался, что гордая Валиндра ответит:
«Нет».
У короля была верховная жена-королева, мать Чакрабона и Вачиравуда, чуть ниже рангом стояли три жены-королевы. Остальные жены пользовались в разное время большим или меньшим расположением Рамы V, хотя каждая имела право просить короля об интимной встрече в желтых комнатах и получить согласие. Но если ее близость с королем ограничивалась только этими кратковременными свиданиями, она получала обидное прозвание «жены из желтых комнат».
Валиндра, похолодев от унижения, произнесла:
– Да. Что может ведать в любви россиянка? Узнав меня, ты не захотел бы ее видеть!
– Я запрещаю говорить со мной в таком тоне! Еще слово – и я уйду.
Лек был далек и непреклонен. Валиндра помолчала, но, не удержавшись, продолжила:
– Она разноцветная. Синие глаза и рыжие волосы. Разве это красиво?
– Откуда ты знаешь? Ты же не видела Катрин!
Валиндре пришлось признаться, что однажды, одевшись попроще, она пробралась в Парускаван и внимательно рассмотрела россиянку.
– Да не рыжие у нее волосы, а русые.
– Нет, рыжие, – упиралась Валиндра, – пестрая, как… как… попугай.
– Ну, всему есть предел, – поднялся Лек, – поговорили, и хватит. Только смотри, вздумаешь мстить – тебе самой не поздоровится.
Он ушел полный беспокойства. Надо же, и в Парускаване успела побывать. Что еще от нее теперь ждать? В любой момент ее улыбка может превратиться из умоляющей в торжествующую.
А Валиндра, оставшись одна, безжизненно смотрела в потолок, повторяя мудрые слова Сунтона Пу: «Тот, кто любит, будет всегда хвалить, тот, кто ненавидит, будет всегда осуждать. Избежать похвалы или осуждения невозможно».
Несколько дней она не предпринимала никаких шагов. Лежала, бесцельно водя пальцем по узорам настенного ковра, отказывалась есть. Кто-то из обеспокоенных родных попросил зайти к ней доктора Вильсона. К его помощи прибегали в тяжелых случаях почти все члены королевского семейства. Спокойный, всегда уверенный в себе англичанин потрогал лоб девушки, оттянул нижнее веко, попросил показать язык и через час прислал красивый флакон, пахнущий камфарой, который еще через минуту оказался в корзине для мусора. Не с кем было поделиться изматывающими душу мыслями, хотя во Внутреннем дворце, где жили только женщины и малолетние принцы, ее постоянно окружали десятки доброжелательных лиц. Но как советовал учитель Рачамани: «Не доверяй ни одному смертному, ибо пороки их неисчислимы. Лиана, обвивающая корявый ствол, не так изворотлива, как человеческая душа. Надейся лишь на себя…» А что, если сходить к нему? И с каждой минутой эта мысль привлекала Валиндру все больше и больше, пока она не решила, что Рачамани – единственный человек, который сможет ей помочь.
Она еле дождалась одиннадцати часов, когда звенит гонг, созывающий монахов к трапезе, потом еще час гуляла по саду, пытаясь успокоиться и обдумать, что же говорить Рачамани.
Монаха Валиндра застала в его любимой беседке, до самой крыши оплетенной золотистыми цветами люфы. Перебирая базиликовые четки, он задумчиво глядел на мутные медленные воды Менама. Заметив тень на пороге беседки, Рачамани поднял взгляд на принцессу и после обычных приветствий спросил:
– Что привело вас сюда сегодня?
– Только вы можете мне помочь, – зашептала Валиндра, оглядываясь: не притаился ли кто за широкими листьями люфы? Ее глаза лихорадочно блестели.
– Спасибо за доверие, принцесса, но я вижу, ваши переживания связаны с делами лирическими. Чем же я могу помочь? Молитвой? Здесь следует больше прислушиваться к собственному сердцу и быть мудрой. Стараться быть мудрой. Но, может быть, ваш избранник не королевской крови? Тогда не поможет никто.
– Королевской, – уронила она, – но мне нужны не просто молитвы.
– Магия?..– тихо выдохнул Рачамани.
– Да. Мне нужно, чтобы вы приворожили одного из принцев. – Валиндра умоляюще глядела на задумавшегося монаха.
Сколько же можно размышлять? А ему, наверное, очень много лет. Благословляя ее месячной крошкой, он уже носил титул пра бидхитхам. Из его рук она получила в подарок несколько ветхих пальмовых листьев с древними письменами. Стар… Если бы был мирянином, возраст выдавала бы седина, а так… волосы и брови сбриты до костяного блеска… пыльно-желтая от времени слоновая кость. И глаза тоже словно подернуты пылью.
– А известно ли вам, – заговорил наконец Рачамани, – что магия приравнена королем к суевериям и пятнадцать лет назад его величество издал указ, по которому все люди, использующие в своих целях суеверия жителей, должны подвергаться наказаниям?
– Да. Ну и пусть. Никто не узнает. И я вас конечно же отблагодарю. Только скажите о своих желаниях. Но пусть считается, что мои подарки не имеют никакого отношения к нашему сегодняшнему разговору.
Монах посуровел:
– У меня нет никаких желаний, кроме благоденствия народа, и поэтому я не принимаю никаких пожертвований. Только из личной привязанности к вам я согласен вспомнить о магических чарах. Но чьего расположения вы добиваетесь?
Валиндра молчала.
– Чары не могут подействовать, если они адресованы в никуда.
Собравшись с духом, Валиндра выговорила: «Чакрабон». И таким тоном, полным горечи, надежды и гнева, было произнесено это короткое слово, что Рачамани понял – уговоры бесполезны.
– Хорошо. Сможете ли вы покинуть свои покои завтра, после заката? Придете сюда же, когда пробьет первая ночная стража. Я приготовлю все необходимое.
Следующим утром Рачамани нашел кусок хорошей глины, тщательно размял ее, получая удовольствие от свежего земляного запаха, и стал лепить две человеческие фигурки. Времени было достаточно. Он тщательно ваял мужской и женский образы, а сам думал, что предпринять. Как читают заклинания, он знал прекрасно, но в магию не верил. Поэтому и не сопротивлялся слишком упорно. Ну пусть девочка посмотрит спектакль, от которого принцу не будет вреда. Но что она предпримет дальше? Чакрабон был на два года старше Валиндры, и на два года дольше Рачамани испытывал к нему не меньшую симпатию, чем к его сестре. Он не хотел, чтобы принцу и его жене, кем бы она ни была, стало еще хуже. Им и так несладко. Для бедной женщины Парускаван стал башней из слоновой кости. Можно было бы самому навестить принца, но он почти все время на службе, вечером у короля. Да и Валиндра легко узнает о посещении, и неизвестно, что выкинет. Лучше все же, на правах наставника, контролировать поступки девушки.
Рачамани написал на листке бумаги несколько английских слов и подозвал проходившую мимо монашку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94