— Мы все тут банитованные!..
Бряцнули выхваченные из ножен гусарские сабли. Запорожцы расступились, тоже хватаясь за оружие.
— Запорожцы! — властно крикнул Богдан. — Пан наказной несет тут государственную службу. Он приехал сюда и, естественно, должен был спросить, прервав нашу дружескую беседу. А я благодарю вас… Если еще раз приедет к вам наш побратим Максим Кривонос, посоветуйте ему, чтобы он не рисковал жизнью. Хотел бы и я встретиться с ним и посоветовать, как другу. Да ему тоже ума не занимать, — кажется, снова собирался податься в Европу… Ну что же, пан Станислав, Кривоноса, говорят, уже нет на Сечи, запорожцы не станут мне врать. Да и тяжело уследить за таким, искренне вам говорю. За двадцать лет всю Европу исколесил вдоль и поперек, с самим Рембрандтом подружился. А у нас он обреченный… В нем заговорило благородное отцовское чувство, он разыскивает родственников, у которых хочет найти пристанище. А такой человек помог бы и татар навсегда изгнать из наших земель! Думаю, что придет время, когда будут за это благодарить его.
— И Корона?..
— Мне понятна ирония пана Станислава. Да, и Корона еще не сложила оружия, пока платит позорную дань турецкому султану. Для того чтобы избавиться от нее, и такие «банитованные» тоже будут нужны для Речи Посполитой!.. А возвращаться нам, пан Станислав, действительно пора. Пан коронный гетман, очевидно, уже заметил наше отсутствие. Замешкались мы…
6
В связи с торжественным открытием Кодацкой крепости король нарочным прислал коронному гетману поздравительное послание. Завершение восстановления южного форпоста Речи Посполитой на Днепре в кругах шляхты считалось очень важным событием, имеющим большое значение для усмирения казацкой вольницы. Разбитые в боях, устрашенные сожжением на колах их побратимов накануне триумфальной поездки Потоцкого по Левобережью, казаки притихли, совершая тайком панихиды по погибшим во время жестокой кровавой «пацификации».
Королевское послание представляло собой скорее заклятие отцов иезуитского ордена, чем поздравление. Выдержанное в тоне наставлений духовного генерала, оно предвещало величайшую трагедию для украинского народа. Кровь, бесправие, унижение на собственной земле, в своем убогом доме!..
Конецпольский сообщил гостям о получении этого послания, но не разрешил читать его. Он не хотел портить настроение своим гостям, сидевшим за широкими столами в тени раскидистых столетних дубов на живописном берегу Днепра. Возвышавшаяся над валами, окруженная со всех сторон водой крепость, казалось, напирала всей громадой скалистых глыб на эти гостеприимные столы.
Конецпольскому хотелось, чтобы гости восторгались не евангелическим посланием короля, а созданной им могучей крепостью на Днепре!
— Мы получили еще и мо-о-наршее поздравление от его величества короля Влад-дислава. Устами отцов апостольской церкви пан король предрекает, чтоб эта крепость навечно осталась твердыней нашего королевства! Пусть же крепнет военное могущество знатной шляхты и нерушимо стоит этот форпо-ост, оберегающий нашу безо-опасность на далеких рубежах страны, у берегов неспокойного Днепра! Та-ак поднимем же первый бо-окал за здоровье его величества короля Речи Посполитой пана Владислава!
— Виват! Виват первому шляхтичу Владиславу!
— Да здравствует король Речи Посполитой!
— Ур-а-а-а!
Гости, стоя за столами в тени вековых дубов, пили за здоровье и долголетие короля. Сквозь густые кроны деревьев пробивались лучи солнца, играя на гранях хрустальной посуды на столах. Щедро приправленный лестью гостей, этот обед приобретал оттенок какой-то мистической торжественности. А первый тост, провозглашенный хозяином в честь короля, превращался в символический ритуал шляхты.
Адам Кисель воспользовался удобным моментом, чтобы первым засвидетельствовать свои верноподданнические чувства, и бросил хрустальный бокал на землю, разбив его вдребезги. Осколки зазвенели, словно взывали о помощи!.. Казалось, что этим звоном хотели заглушить гул могучих днепровских порогов. Богдан даже поежился от такого проявления верноподданнических чувств, выражаемых звоном безжалостно разбитого дорогого бокала. Подавляя раздражение, он тоже поднял руку с пустым бокалом. Будто нарочито выждал, пока все успокоятся, а затем с такой силой бросил хрустальный бокал в сплетение корней дуба, что казалось, искры посыпались, когда он разбился на мелкие части.
— Виват, у-ура-а-а! — закричал он во весь голос.
Сенаторы были шокированы поведением полковника из простого казацкого рода. Вишневецкий переглянулся с Любомирским, старались разгадать его поступок сенаторы Збаражский и Казановский, которые прежде всего заботились об укреплении безопасности Кодацкой крепости, окруженной казаками — настоящими хозяевами приднепровской земли!
И трудно было понять, почему Конецпольский улыбнулся, когда Хмельницкий, разбив бокал, посмотрел на него. Богдан в ответ почтительно поклонился ему и тоже вежливо улыбнулся.
А слуги уже подали другие бокалы — розовые, золотистые, зеленые и кроваво-красные, которые еще больше украсили стол, освещенные пробивающимися сквозь ветви лучами заходящего солнца. Богдану поставили красный бокал, отчего у него тревожно забилось и без того возбужденное сердце.
«Красный кубок — к ссоре…» — вдруг вспомнил Богдан слова Мелашки.
И он обвел взором столы, ища глазами, кому из гостей поставили такой же ярко-красный бокал, как и ему. Коронный гетман держал светлый, с золотым ободком хрустальный бокал. Станиславу Потоцкому достался зеленый с росинками. А Вишневецкий вертел в руках такой же, как и у Богдана, ярко-красный бокал. Лучи солнца переливались на гранях хрусталя, что, очевидно, забавляло лубенского магната. Маршалок обеда будто сознательно разделил гостей, поставив одним розовые, другим зеленые и небольшой группе ярко-красные, точно кровь, бокалы.
Вот Адам Кисель — с ним пересекаются пути Богдана. Но литовский канцлер Сапега, к которому Богдан не питал неприязни, тоже держал в руке красный бокал.
7
Какой же бокал подали полковнику личной гвардии гусар коронного гетмана Станиславу Хмелевскому?
Богдан улыбнулся, подумав о недоброй примете. В это время слуга налил ему венгерского вина. Словно кровью угостил! Хмельницкий поискал глазами свободный бокал другого цвета. Неужели слуги намеренно подали кроваво-красные бокалы только ему, Вишневецкому и Киселю?
«Не буду пить из красного бокала!»
В это время к Хмельницкому подошел сидевший на противоположном конце стола Станислав Хмелевский. Богдан оторопел: у Хмелевского в руке горел такой же кроваво-красный бокал.
— Не ужасайся, мой милый друг! — успокоил его Хмелевский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153