Короче, когда я вернулась домой…
— Неужели он поджидал тебя?
— Только я дверь за собой захлопнула — он звонит по телефону и говорит, что сейчас придет. Я позапирала все двери и окна, кинулась наверх и спряталась под кровать тети Луизы. И минут, наверно, десять он кричал, ругался, молотил кулаками и звонил в двери — пытался до меня добраться, а я лежала под кроватью в полнейшем ужасе; сколько себя помню, никогда мне не было так страшно. Он являлся мне в кошмарах. И до сих пор это иногда повторяется. Один и тот же сон — что он забирается ко мне в спальню. Я знаю, это так по-ребячески, но стоило мне увидеть его сегодня, и я буквально окаменела от ужаса…
— Я первый человек, кому ты рассказываешь все это?
— Нет. После того как погибла тетя Луиза, я рассказала мисс Катто.
— И что она сказала?
— О, она была сама доброта, но при этом подошла к делу сугубо практически. Она заявила, что он просто-напросто развратный старикашка и что я должна выбросить все это из головы. Но ведь ты не властен над тем, что происходит у тебя в голове, разве не так? Если бы я могла совершить какой-нибудь физический поступок, к примеру, убить Билли Фосетта, раздавить его, как паука, тогда, может быть, мне и стало бы легче. А так я ничего не могу поделать — все в душе у меня переворачивается, как у психопатки, всякий раз, когда я слышу его имя или вспоминаю о нем.
— Это-то и произошло тогда в Рождество, когда я поцеловал тебя за портьерами в бильярдной?
Одно лишь упоминание Эдвардом о том инциденте настолько смутило ее, что кровь жаркой волной бросилась ей в лицо.
— Это было совсем, совсем по-другому, Эдвард! Ты не должен так думать. Но когда ты… дотронулся до меня… все пошло не так.
— Мне кажется, ты травмирована.
Она повернулась к нему, чуть не плача от отчаяния:
— Но почему мне никак не избавиться от этой травмы? Я не хочу жить с этим до конца своих дней. И я все еще боюсь его, ведь он так меня ненавидит…
— Почему он тебя ненавидит?
— Потому что я не подпустила его к себе. И еще потому, что когда тетя Луиза погибла, оказалось, что она завещала мне все свои деньги.
— Понимаю… Этого я не знал.
— Мне не велели никому говорить об этом. Не потому, что это какая-то тайна, просто говорить о деньгах вульгарно, сказала мисс Катто. Твоя мама, конечно, знает и твой отец тоже. А больше никто.
— Много денег? — спросил Эдвард. Джудит уныло кивнула.
— Однако это просто замечательно.
— Да, замечательно, пожалуй. Это значит, что я могу покупать людям подарки, а теперь вот у меня и собственный скромный автомобиль появился.
— И этого Билли Фосетт никогда тебе не простит?
— Он был на похоронах тети Луизы. У него был такой взгляд, что я не сомневалась — он с удовольствием бы меня прикончил.
Эдвард, вопреки своему обещанию, улыбнулся:
— Если бы взглядом можно было убивать, никого бы из нас давно уже не было в живых.
Он загасил окурок, обнял ее обеими руками и, наклонившись, поцеловал в щеку.
— Милая Джудит, какая пренеприятнейшая буря в малюсеньком стаканчике воды! Знаешь, что я об этом думаю? Я думаю, тебе необходим некий толчок. Что-то должно произойти. Я не знаю что, но тебя ждет какое-то неожиданное событие, и тогда все разрешится само собой, ты исцелишься и позабудешь обо всех своих комплексах. Ты не должна позволить одному тяжелому воспоминанию встать преградой между тобой и любовью. Слишком уж ты хороша для этого. И не всякий мужчина будет так же верен и терпелив, как я.
— Ох, Эдвард, мне так жаль…
— Тебе не стоит ни о чем сожалеть. Но обязательно дай мне знать, когда все это будет позади. А теперь, я думаю, пора отвезти тебя домой. Поскольку вечер получился насыщенный.
— Хорошо, что это ты оказался здесь, рядом со мной.
— Когда ты вернешься к нам в Нанчерроу?
— В следующее воскресенье.
— Мы будем тебя ждать.
Он поднялся на ноги и подождал, пока она выбиралась из-за столика. На город давно уж опустились вечерние сумерки. Солнце скрылось, нырнув в море, и синева неба сгустилась до оттенка сапфира. Мелкие волны плескались о причал, гавань была охвачена кольцом якорных огней рыболовных судов. На улице еще можно было увидеть людей — любителей понежиться в теплом вечернем воздухе, не спешивших укрыться в четырех стенах. Но Билли Фосетта и след простыл.
Эдвард взял Джудит под руку, и они медленно пошли туда, где он оставил свою машину.
Он позвонил на следующее утро. Джудит была в кухне — помогала миссис Уоррен мыть посуду после завтрака, — когда из лавки принеслась галопом Элли.
— Джудит, тебя к телефону. Назвался Эдвардом.
— Эдвард? — ухмыльнулась миссис Уоррен. — Однако он времени даром не теряет.
Джудит пропустила это замечание мимо ушей. Как была, не снимая передника, она спустилась в кабинет мистера Уоррена.
— Эдвард?
— Доброе утро.
— Еще только девять часов. Почему ты звонишь так рано?
— Хотел спросить, хорошо ли ты спала.
— Вот глупенький! Конечно же, хорошо. Я сожалею о том, что случилось вчера вечером, но предотвратить это было не в моей власти. Ты благополучно доехал? Дурацкий вопрос, разумеется, благополучно!
— Да, я доехал. Но… — он осекся. — Я тебе звоню еще и по другой причине. Дело в том, что у нас тут небольшая паника.
У Джудит сердце упало.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, не то чтобы… Хотя, вообще говоря, да. Тетя Лавиния заболела вчера вечером. Видно, позавчера она заработалась в саду, переохладилась и подхватила легкую простуду. Она легла в постель, но состояние ее ухудшилось, у нее обнаружилось воспаление легких. Бедняжка Изобель позвонила Мэри Милливей, доктор был уже несколько раз, при старушке круглосуточно дежурит сиделка, и все же все немного на взводе. Все произошло так быстро.
— О, Эдвард, какие ужасные новости!
Тетя Лавикия всегда представлялась Джудит несокрушимой и бессмертной, с ней, казалось, ничего не может случиться. — Но она ведь не умрет, нет?
— Мы все на это надеемся, но она ведь очень старенькая. Всем нам когда-то придется умереть, но никто не хочет, чтобы с ней это случилось сейчас.
— Твоя мама приехала?
— Папчик звонил ей вчера вечером. Она приедет сегодня.
— А что Афина? Она так любит тетю Лавинию!
— Афина в Шотландии с Рупертом Райкрофтом, они уехали в начале недели. Мы сначала колебались, сообщать ли ей, но потом папчик решил, что если случится самое худшее, Афина нам этого никогда не простит. Он взял у мамы номер и позвонил по междугородной в какой-то глухой шотландский городишко, но Афина, увы, отправилась на холмы смотреть охоту, и ему пришлось оставить ей сообщение.
— Бедная Афина! Как ты считаешь, она вернется домой?
— Не знаю. Путь уж больно не близкий. Поглядим.
— А Лавди? Она в порядке?
— Да, она в порядке. Глаза немножко на мокром месте, но Мэри Милливей по-матерински ее утешает, а приедет мама, и с Лавди все будет прекрасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
— Неужели он поджидал тебя?
— Только я дверь за собой захлопнула — он звонит по телефону и говорит, что сейчас придет. Я позапирала все двери и окна, кинулась наверх и спряталась под кровать тети Луизы. И минут, наверно, десять он кричал, ругался, молотил кулаками и звонил в двери — пытался до меня добраться, а я лежала под кроватью в полнейшем ужасе; сколько себя помню, никогда мне не было так страшно. Он являлся мне в кошмарах. И до сих пор это иногда повторяется. Один и тот же сон — что он забирается ко мне в спальню. Я знаю, это так по-ребячески, но стоило мне увидеть его сегодня, и я буквально окаменела от ужаса…
— Я первый человек, кому ты рассказываешь все это?
— Нет. После того как погибла тетя Луиза, я рассказала мисс Катто.
— И что она сказала?
— О, она была сама доброта, но при этом подошла к делу сугубо практически. Она заявила, что он просто-напросто развратный старикашка и что я должна выбросить все это из головы. Но ведь ты не властен над тем, что происходит у тебя в голове, разве не так? Если бы я могла совершить какой-нибудь физический поступок, к примеру, убить Билли Фосетта, раздавить его, как паука, тогда, может быть, мне и стало бы легче. А так я ничего не могу поделать — все в душе у меня переворачивается, как у психопатки, всякий раз, когда я слышу его имя или вспоминаю о нем.
— Это-то и произошло тогда в Рождество, когда я поцеловал тебя за портьерами в бильярдной?
Одно лишь упоминание Эдвардом о том инциденте настолько смутило ее, что кровь жаркой волной бросилась ей в лицо.
— Это было совсем, совсем по-другому, Эдвард! Ты не должен так думать. Но когда ты… дотронулся до меня… все пошло не так.
— Мне кажется, ты травмирована.
Она повернулась к нему, чуть не плача от отчаяния:
— Но почему мне никак не избавиться от этой травмы? Я не хочу жить с этим до конца своих дней. И я все еще боюсь его, ведь он так меня ненавидит…
— Почему он тебя ненавидит?
— Потому что я не подпустила его к себе. И еще потому, что когда тетя Луиза погибла, оказалось, что она завещала мне все свои деньги.
— Понимаю… Этого я не знал.
— Мне не велели никому говорить об этом. Не потому, что это какая-то тайна, просто говорить о деньгах вульгарно, сказала мисс Катто. Твоя мама, конечно, знает и твой отец тоже. А больше никто.
— Много денег? — спросил Эдвард. Джудит уныло кивнула.
— Однако это просто замечательно.
— Да, замечательно, пожалуй. Это значит, что я могу покупать людям подарки, а теперь вот у меня и собственный скромный автомобиль появился.
— И этого Билли Фосетт никогда тебе не простит?
— Он был на похоронах тети Луизы. У него был такой взгляд, что я не сомневалась — он с удовольствием бы меня прикончил.
Эдвард, вопреки своему обещанию, улыбнулся:
— Если бы взглядом можно было убивать, никого бы из нас давно уже не было в живых.
Он загасил окурок, обнял ее обеими руками и, наклонившись, поцеловал в щеку.
— Милая Джудит, какая пренеприятнейшая буря в малюсеньком стаканчике воды! Знаешь, что я об этом думаю? Я думаю, тебе необходим некий толчок. Что-то должно произойти. Я не знаю что, но тебя ждет какое-то неожиданное событие, и тогда все разрешится само собой, ты исцелишься и позабудешь обо всех своих комплексах. Ты не должна позволить одному тяжелому воспоминанию встать преградой между тобой и любовью. Слишком уж ты хороша для этого. И не всякий мужчина будет так же верен и терпелив, как я.
— Ох, Эдвард, мне так жаль…
— Тебе не стоит ни о чем сожалеть. Но обязательно дай мне знать, когда все это будет позади. А теперь, я думаю, пора отвезти тебя домой. Поскольку вечер получился насыщенный.
— Хорошо, что это ты оказался здесь, рядом со мной.
— Когда ты вернешься к нам в Нанчерроу?
— В следующее воскресенье.
— Мы будем тебя ждать.
Он поднялся на ноги и подождал, пока она выбиралась из-за столика. На город давно уж опустились вечерние сумерки. Солнце скрылось, нырнув в море, и синева неба сгустилась до оттенка сапфира. Мелкие волны плескались о причал, гавань была охвачена кольцом якорных огней рыболовных судов. На улице еще можно было увидеть людей — любителей понежиться в теплом вечернем воздухе, не спешивших укрыться в четырех стенах. Но Билли Фосетта и след простыл.
Эдвард взял Джудит под руку, и они медленно пошли туда, где он оставил свою машину.
Он позвонил на следующее утро. Джудит была в кухне — помогала миссис Уоррен мыть посуду после завтрака, — когда из лавки принеслась галопом Элли.
— Джудит, тебя к телефону. Назвался Эдвардом.
— Эдвард? — ухмыльнулась миссис Уоррен. — Однако он времени даром не теряет.
Джудит пропустила это замечание мимо ушей. Как была, не снимая передника, она спустилась в кабинет мистера Уоррена.
— Эдвард?
— Доброе утро.
— Еще только девять часов. Почему ты звонишь так рано?
— Хотел спросить, хорошо ли ты спала.
— Вот глупенький! Конечно же, хорошо. Я сожалею о том, что случилось вчера вечером, но предотвратить это было не в моей власти. Ты благополучно доехал? Дурацкий вопрос, разумеется, благополучно!
— Да, я доехал. Но… — он осекся. — Я тебе звоню еще и по другой причине. Дело в том, что у нас тут небольшая паника.
У Джудит сердце упало.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, не то чтобы… Хотя, вообще говоря, да. Тетя Лавиния заболела вчера вечером. Видно, позавчера она заработалась в саду, переохладилась и подхватила легкую простуду. Она легла в постель, но состояние ее ухудшилось, у нее обнаружилось воспаление легких. Бедняжка Изобель позвонила Мэри Милливей, доктор был уже несколько раз, при старушке круглосуточно дежурит сиделка, и все же все немного на взводе. Все произошло так быстро.
— О, Эдвард, какие ужасные новости!
Тетя Лавикия всегда представлялась Джудит несокрушимой и бессмертной, с ней, казалось, ничего не может случиться. — Но она ведь не умрет, нет?
— Мы все на это надеемся, но она ведь очень старенькая. Всем нам когда-то придется умереть, но никто не хочет, чтобы с ней это случилось сейчас.
— Твоя мама приехала?
— Папчик звонил ей вчера вечером. Она приедет сегодня.
— А что Афина? Она так любит тетю Лавинию!
— Афина в Шотландии с Рупертом Райкрофтом, они уехали в начале недели. Мы сначала колебались, сообщать ли ей, но потом папчик решил, что если случится самое худшее, Афина нам этого никогда не простит. Он взял у мамы номер и позвонил по междугородной в какой-то глухой шотландский городишко, но Афина, увы, отправилась на холмы смотреть охоту, и ему пришлось оставить ей сообщение.
— Бедная Афина! Как ты считаешь, она вернется домой?
— Не знаю. Путь уж больно не близкий. Поглядим.
— А Лавди? Она в порядке?
— Да, она в порядке. Глаза немножко на мокром месте, но Мэри Милливей по-матерински ее утешает, а приедет мама, и с Лавди все будет прекрасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154