Она не могла похвастаться большим опытом общения с молодыми людьми, поэтому трудно было сказать наверняка.
Она снова повернулась к окну. С минуты на минуту они будут проезжать по мосту через реку Теймар, соединяющему города Плимут и Салташ; к тому же, она не хотела пропустить еще одно великолепное зрелище — военные корабли, стоящие на якоре в гавани.
У Джесс было другое на уме. Ей уже наскучило глядеть в окно, и она стала выискивать новое развлечение. Поерзала коленями на месте, потом сползла на пол и опять вскарабкалась на сиденье. Проделывая эту операцию, она пребольно ударила своим ботинком по голени Джудит.
— Ой, Джесс! Сиди смирно!
В отместку за это замечание Джесс запустила в сестру своим Голли. Джудит ничего не стоило взять да выкинуть мерзкую куклу наружу через щель наверху окна — и та исчезла бы навсегда, — но вместо этого она подняла ее и швырнула назад в Джесс. Кукла попала той в лицо, и она заревела.
— О, Джудит!.. — с укоризной произнесла мать, посадив младшую дочь себе на колени. Когда рыдания стихли, она обратилась к молодому человеку с извинениями. — Простите, мы тут шумим и вас беспокоим.
Он поднял глаза от страницы и улыбнулся. Обворожительная улыбка обнажила ровные и белые, как будто из рекламы зубной пасты, зубы и, озарив ничем не примечательные черты их спутника, совершенно преобразила его лицо. Теперь перед ними был почти красавец.
— Ничего страшного, — заверил он.
— Вы едете из Лондона?
У Молли явно было настроение поговорить. Молодой человек, похоже, это понял, потому что он тут же закрыл и положил свою книгу.
— Да.
— Ездили в гости на Рождество?
— Нет, я работал в Рождество и в Новый год. А сейчас как раз еду отдыхать.
— Боже мой, какой кошмар! Могу себе представить — работать в Рождество! И чем же вы занимаетесь?
Джудит подумала, что ее мать довольно бесцеремонно расспрашивает незнакомца, но тот, кажется, не имел ничего против.
— Я врач-стажер при больнице святого Томаса.
— Aх, так вы врач…
— Совершенно верно.
У Джудит чуть было не сорвалось с языка: «Вы так молодо выглядите, а уже врач»; хорошо, что она вовремя одумалась, а не то бы эта фраза ужасно всех сконфузила. Теперь стало понятно, что за внушительный, громоздкий том был у него в руках. Вероятно, он читал описание какой-нибудь неведомой болезни.
— Не слишком-то весело вы отметили Рождество.
— Напротив. Рождество в больнице — большая потеха. Разукрашенные палаты, медсестры, поющие хором рождественские гимны…
— А теперь вы едете домой?
— Да, в Труро. Там живут мои родители.
— А мы дальше, почти до самого конца маршрута. Мы были в гостях у моей сестры и ее мужа. Он моряк, капитан, сейчас заведует Военно-морским техническим колледжем. — В словах матери звучали хвастливые нотки, и Джудит, желая перевести разговор в другое русло, показала в окно:
—А вот и салташский мост.
Как ни странно, перспектива увидеть мост произвела на молодого человека не меньшее впечатление, чем на нее.
—Я бы хотел посмотреть. — Он поднялся, подошел и встал возле нее, опершись рукой на край приоткрытого окна. А потом улыбнулся ей, и она увидела, что глаза у него в крапинку, частью карие, а отчасти зеленые, точно пятнистая форель.
—Нельзя ведь упустить такое необыкновенное зрелище, правда?
Поезд замедлил ход. Мимо проносились с грохотом железные балки моста, а далеко внизу серебрились холодные зимние воды речного устья, покрытого целой флотилией глянцево-серых крейсеров, эсминцев, неповоротливых баркасов, маленьких резвых катеров и корабельных шлюпок, все под белыми флагами британского военно-морского флота.
— Этот мост… есть в нем что-то особенное, — сказала она.
— Потому что он переносит нас из Девона в Корнуолл?
— Не только поэтому.
— Потому что этот шедевр воздвиг Брюнель?..
— Извините?..
— Брюнель. Он спроектировал этот мост по заказу «Грейт Уэстерн Рейлвей», где служил главным инженером-конструктором. В те времена это сооружение было настоящей сенсацией. Да и сейчас выглядит очень впечатляюще.
Они погрузились в молчание. Молодой человек стоял у окна до тех пор, пока поезд не миновал мост и не въехал в Салташ на корнуолльском берегу Теймара, и только тогда вернулся на свое место и опять взялся за книгу.
Через минуту-другую к ним зашел служащий из вагона-ресторана и сообщил, что чай готов. Молли спросила у молодого врача, не желает ли он присоединиться к ним, но он вежливо сказался. Оставив его в купе, они отправились по тряским, гремящим коридорам в вагон-ресторан, где их усадили за покрытый белой льняной скатертью столик, на котором уже красовалась чайная посуда из белого фарфора. Маленькие светильники с розвыми абажурами были зажжены, и свет их на фоне сгущавшегося в сумерки холодного зимнего дня за окном создавал ощущение уюта и изысканности. Затем к ним подошел официант, неся чай в фарфоровом чайнике, маленький молочник, кувшин с кипятком и сахарницу. Не успела Молли и глазом моргнуть, как Джесс сунула в рот три кусочка рафинада. Другой официант принес им бутерброды, горячие, намазанные маслом булочки, нарезанный кекс с изюмом и цукатами и завернутое в фольгу шоколадное печенье.
Молли наполнила всем чашки, и Джудит стала запивать крепким горячим чаем булочки. Вглядываясь в сгущающийся вечерний сумрак, она подумала о том, что день, если разобраться, прошел на так уж скверно. Начался он немного грустно — когда она проснулась утром и подумала о том, что праздники кончились, — а во время завтрака, когда мама и тетя Бидди поссорились, уже решила про себя, что это катастрофа, что все непоправимо испорчено. Впрочем, мама и тетя Бидди, похоже, перестали сердиться друг на друга, и из этого Джудит сделала утешительный вывод о том, что тетя Бидди и дядя Боб в самом деле любят ее и хотят, чтобы она приехала к ним еще, несмотря на то что мама и тетя Луиза вряд ли ее отпустят. Тетя Бидди отнеслась к ней с особенной добротой и пониманием, говорила с ней, как со взрослой, и дала мудрые советы, которые Джудит никогда не забудет. А еще очень здорово было, что дядя Боб нежданно-негаданно появился на вокзале, что он все-таки пришел проститься и проводить их, а ей подарил напоследок десять шиллингов — первый вклад на будущий граммофон. И, наконец, беседа с молодым врачом в купе. Жалко, что он отказался выпить с ними чаю; хотя, может быть, им уже не о чем было бы разговаривать. И все же он очень милый. И держится так спокойно и естественно. Пока они ехали через салташский мост, он стоял совсем близко к Джудит, и она ощущала приятный твидовый запах его пиджака, а конец его длинного шарфа лег ей на колено. Он сказал: Брюнель. Этот мост построил Брюнель. Ей пришло в голову, что неплохо было бы иметь такого вот, как он, старшего брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Она снова повернулась к окну. С минуты на минуту они будут проезжать по мосту через реку Теймар, соединяющему города Плимут и Салташ; к тому же, она не хотела пропустить еще одно великолепное зрелище — военные корабли, стоящие на якоре в гавани.
У Джесс было другое на уме. Ей уже наскучило глядеть в окно, и она стала выискивать новое развлечение. Поерзала коленями на месте, потом сползла на пол и опять вскарабкалась на сиденье. Проделывая эту операцию, она пребольно ударила своим ботинком по голени Джудит.
— Ой, Джесс! Сиди смирно!
В отместку за это замечание Джесс запустила в сестру своим Голли. Джудит ничего не стоило взять да выкинуть мерзкую куклу наружу через щель наверху окна — и та исчезла бы навсегда, — но вместо этого она подняла ее и швырнула назад в Джесс. Кукла попала той в лицо, и она заревела.
— О, Джудит!.. — с укоризной произнесла мать, посадив младшую дочь себе на колени. Когда рыдания стихли, она обратилась к молодому человеку с извинениями. — Простите, мы тут шумим и вас беспокоим.
Он поднял глаза от страницы и улыбнулся. Обворожительная улыбка обнажила ровные и белые, как будто из рекламы зубной пасты, зубы и, озарив ничем не примечательные черты их спутника, совершенно преобразила его лицо. Теперь перед ними был почти красавец.
— Ничего страшного, — заверил он.
— Вы едете из Лондона?
У Молли явно было настроение поговорить. Молодой человек, похоже, это понял, потому что он тут же закрыл и положил свою книгу.
— Да.
— Ездили в гости на Рождество?
— Нет, я работал в Рождество и в Новый год. А сейчас как раз еду отдыхать.
— Боже мой, какой кошмар! Могу себе представить — работать в Рождество! И чем же вы занимаетесь?
Джудит подумала, что ее мать довольно бесцеремонно расспрашивает незнакомца, но тот, кажется, не имел ничего против.
— Я врач-стажер при больнице святого Томаса.
— Aх, так вы врач…
— Совершенно верно.
У Джудит чуть было не сорвалось с языка: «Вы так молодо выглядите, а уже врач»; хорошо, что она вовремя одумалась, а не то бы эта фраза ужасно всех сконфузила. Теперь стало понятно, что за внушительный, громоздкий том был у него в руках. Вероятно, он читал описание какой-нибудь неведомой болезни.
— Не слишком-то весело вы отметили Рождество.
— Напротив. Рождество в больнице — большая потеха. Разукрашенные палаты, медсестры, поющие хором рождественские гимны…
— А теперь вы едете домой?
— Да, в Труро. Там живут мои родители.
— А мы дальше, почти до самого конца маршрута. Мы были в гостях у моей сестры и ее мужа. Он моряк, капитан, сейчас заведует Военно-морским техническим колледжем. — В словах матери звучали хвастливые нотки, и Джудит, желая перевести разговор в другое русло, показала в окно:
—А вот и салташский мост.
Как ни странно, перспектива увидеть мост произвела на молодого человека не меньшее впечатление, чем на нее.
—Я бы хотел посмотреть. — Он поднялся, подошел и встал возле нее, опершись рукой на край приоткрытого окна. А потом улыбнулся ей, и она увидела, что глаза у него в крапинку, частью карие, а отчасти зеленые, точно пятнистая форель.
—Нельзя ведь упустить такое необыкновенное зрелище, правда?
Поезд замедлил ход. Мимо проносились с грохотом железные балки моста, а далеко внизу серебрились холодные зимние воды речного устья, покрытого целой флотилией глянцево-серых крейсеров, эсминцев, неповоротливых баркасов, маленьких резвых катеров и корабельных шлюпок, все под белыми флагами британского военно-морского флота.
— Этот мост… есть в нем что-то особенное, — сказала она.
— Потому что он переносит нас из Девона в Корнуолл?
— Не только поэтому.
— Потому что этот шедевр воздвиг Брюнель?..
— Извините?..
— Брюнель. Он спроектировал этот мост по заказу «Грейт Уэстерн Рейлвей», где служил главным инженером-конструктором. В те времена это сооружение было настоящей сенсацией. Да и сейчас выглядит очень впечатляюще.
Они погрузились в молчание. Молодой человек стоял у окна до тех пор, пока поезд не миновал мост и не въехал в Салташ на корнуолльском берегу Теймара, и только тогда вернулся на свое место и опять взялся за книгу.
Через минуту-другую к ним зашел служащий из вагона-ресторана и сообщил, что чай готов. Молли спросила у молодого врача, не желает ли он присоединиться к ним, но он вежливо сказался. Оставив его в купе, они отправились по тряским, гремящим коридорам в вагон-ресторан, где их усадили за покрытый белой льняной скатертью столик, на котором уже красовалась чайная посуда из белого фарфора. Маленькие светильники с розвыми абажурами были зажжены, и свет их на фоне сгущавшегося в сумерки холодного зимнего дня за окном создавал ощущение уюта и изысканности. Затем к ним подошел официант, неся чай в фарфоровом чайнике, маленький молочник, кувшин с кипятком и сахарницу. Не успела Молли и глазом моргнуть, как Джесс сунула в рот три кусочка рафинада. Другой официант принес им бутерброды, горячие, намазанные маслом булочки, нарезанный кекс с изюмом и цукатами и завернутое в фольгу шоколадное печенье.
Молли наполнила всем чашки, и Джудит стала запивать крепким горячим чаем булочки. Вглядываясь в сгущающийся вечерний сумрак, она подумала о том, что день, если разобраться, прошел на так уж скверно. Начался он немного грустно — когда она проснулась утром и подумала о том, что праздники кончились, — а во время завтрака, когда мама и тетя Бидди поссорились, уже решила про себя, что это катастрофа, что все непоправимо испорчено. Впрочем, мама и тетя Бидди, похоже, перестали сердиться друг на друга, и из этого Джудит сделала утешительный вывод о том, что тетя Бидди и дядя Боб в самом деле любят ее и хотят, чтобы она приехала к ним еще, несмотря на то что мама и тетя Луиза вряд ли ее отпустят. Тетя Бидди отнеслась к ней с особенной добротой и пониманием, говорила с ней, как со взрослой, и дала мудрые советы, которые Джудит никогда не забудет. А еще очень здорово было, что дядя Боб нежданно-негаданно появился на вокзале, что он все-таки пришел проститься и проводить их, а ей подарил напоследок десять шиллингов — первый вклад на будущий граммофон. И, наконец, беседа с молодым врачом в купе. Жалко, что он отказался выпить с ними чаю; хотя, может быть, им уже не о чем было бы разговаривать. И все же он очень милый. И держится так спокойно и естественно. Пока они ехали через салташский мост, он стоял совсем близко к Джудит, и она ощущала приятный твидовый запах его пиджака, а конец его длинного шарфа лег ей на колено. Он сказал: Брюнель. Этот мост построил Брюнель. Ей пришло в голову, что неплохо было бы иметь такого вот, как он, старшего брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154