Немного спустя, после того как он поближе познакомился с новыми для себя окрестностями, Кембридж пробудил в нем художнический инстинкт, и вскоре его альбом заполнился беглыми карандашными набросками. Плоскодонки на поросшем ивами берегу реки Кем, мост Вздохов, внутренние дворы колледжа Корпус-Кристи, парные башни Королевского колледжа на фоне беспредельных небес над безликой заболоченной равниной. Самый масштаб, чистота пропорций и перспективы бросали ему вызов; яркий колорит неба и лугов, витражей, осенней листвы так и просился на бумагу. Он чувствовал, что окружен не только неисчерпаемыми кладезями знаний, но и красотой, которая, что потрясло его, не имела ничего общего с природой, а была создана человеческими руками.
Учился он в Пембрук-Колледже инженерному делу, Эдвард Кэри-Льюис занимался там же, но изучал английский и философию. Оба поступили в университет в одно и то же время, в осеннем триместре 1937 года, но познакомились и подружились лишь в последнем триместре второго курса. Тому были вполне определенные причины. Изучая разные дисциплины, они не могли встречаться на консультациях и семинарах, да и жили в разных частях Пембрука. В то время как Гас играл в крикет и регби, Эдвард не проявлял интереса к командным спортивным играм, зато проводил много времени в университетском клубе авиаторов, решив получить квалификацию летчика.
Поэтому их дорожки редко пересекались, хотя Гас, разумеется, видел Эдварда неоднократно, к примеру, в дальнем конце столовой колледжа во время праздников и официальных мероприятий, когда все студенты приглашались на торжественный ужин, или когда Эдвард с шумом катил мимо по Тринити-стрит в своем синем «триумфе», всякий раз — с одной или двумя хорошенькими пассажирками. Бывало, Гас мельком замечал Эдварда в толчее паба, где тот неизменно бывал душой шумной компании, которую обычно угощал выпивкой за свой счет. И при каждой такой встрече Гас поражался — всякий раз Эдвард казался более счастливым, уверенным в себе, щедрым, чем раньше. Первоначальная безотчетная антипатия (Гас не посмел бы признаться даже самому себе в том, что причиной ее была зависть) переросла в неприязнь, но природное благоразумие не давало ему обнаруживать свои чувства. Какой прок наживать себе врага, ведь он с этим парнем даже словом ни разу не перемолвился. Слишком уж Эдвард великолепен, хорош во всех отношениях — так хорош, что даже не верится. Должен же существовать хоть один изъян в этой безупречности, но не Гаса это дело выискивать его.
Так что он решил выкинуть все это из головы и сосредоточился на учебе. Но у капризной судьбы имелись свои планы. В летний триместр 1939 года Гаса Каллендера и Эдварда Кэри-Льюиса поселили на одной лестничной площадке в комнатах с общей миниатюрной кухней. Однажды под вечер, собираясь выпить чаю и уже поставив чайник на огонь, Гас услышал, как по лестнице взбежали чьи-то шаги и задержались у открытой двери в его комнату.
— Эй, привет! — окликнул незнакомый голос.
Он обернулся и увидел, что в дверях стоит Эдвард Кэри-Льюис — на лоб свисает прядь светлых волос, вокруг шеи обмотано длинное студенческое кашне.
— Привет.
— Ты Энгус Каллендер.
— Верно.
— Эдвард Кэри-Лыоис. Похоже, мы соседи. Как тебе квартирка?
— Ничего.
— Чаи гоняешь? — бессовестно намекнул новый знакомец.
— Да. Хочешь — присоединяйся.
— А пожевать у тебя что-нибудь найдется?
— Да, кекс с цукатами и орехами.
— Отлично, я умираю с голоду,
Эдвард вошел, они сели у открытого окна и стали пить чай, Гас выкурил сигарету, а Эдвард один съел почти весь кекс. Разговорились. Так… о всяких пустяках, но уже через пятнадцать минут Гас понял, что жестоко, абсолютно ошибался насчет Эдварда Кэри-Льюиса — тот не оказался ни снобом, ни глупцом. Непринужденные манеры и прямой, открытый взгляд голубых глаз были в нем совершенно естественными, в них не было ничего напускного, а его самоуверенность происходила не от утонченного воспитания, а от того, что он был сам себе хозяин и считал себя не лучше, но и не хуже любого из окружающих.
Когда заварочный чайник опустел, а кекс заметно уменьшился в размере, Эдвард поднялся со стула и стал осматриваться в жилище Гаса — читать названия на корешках книг, листать какой-то журнал.
— Мне нравится твой прикаминный коврик из тигриной шкуры.
— Купил в лавке старьевщика.
Теперь Эдвард разглядывал картины Гаса, переходя от одной к другой, словно посетитель на какой-нибудь выставке. — Премилая акварель. Что это за местность?
— Озерный край.
— У тебя тут целая коллекция. Ты все это купил?
— Нет, написал. Это мои работы.
Эдвард повернул голову и обратил на Гаса изумленный взгляд.
— Правда? Ты на редкость талантливый человек. И приятно сознавать, что если завалишь экзамен, то всегда сможешь добыть себе кусок хлеба живописью. — Он вернулся к осмотру. — А маслом пишешь?
— Да, иногда.
— И это тоже твоя работа?
— Нет, — сознался Гас. — Стыдно говорить об этом, но я вырезал ее из иллюстрированного журнала, еще когда учился в школе. Но мне она так нравится, что я всюду вожу ее с собой.
— Твое воображение поразила прелестная девушка или же скалы с морем?
— Я думаю, композиция в целом.
Живописный район гор и озер на сезеро-эападе Англии.
— И кто автор? — Лора Найт.
— Это Корнуолл, — заметил Эдвард.
— Да, я знаю. А как ты догадался?
— Море Корнуолла ни с чем не спутаешь.
— Ты хорошо знаешь Корнуолл? — нахмурился Гас.
— Надо думать. Ведь я там живу. И всегда жил. Это моя родина. Гас помолчал, потом проговорил:
—Удивительно…
— Что удивительно?
— Ничего, просто я всегда очень интересовался корнуолльскими художниками. Меня поражало, какое множество ярких талантов расцвело в этом отдаленном, окраинном месте и какой отклик получило их творчество.
— Я не знаток по этой части, но Ньюлин наводнен художниками, кишит ими как мышами. Целые колонии живописцев.
— Ты знаком с кем-нибудь из них? Эдвард покачал головой:
— Признаться, нет. В том, что касается искусства, я полный профан. У нас в Нанчерроу много картин со сценами охоты и мрачных семейных портретов. Ты знаешь, о чем я — предки с каменными лицами и собаками. — Он задумался и немного погодя добавил: — Вот разве что портрет моей матери, написанный де Ласло. Очаровательная вещь. Он висит над камином в гостиной. — Эдвард словно бы разом выдохся и показался совершенно измученным. Без всяких церемоний он зевнул во весь рот. — Господи, как я устал. Пойду приму ванну. Спасибо за чай. У тебя тут очень уютно. — Он неторопливым шагом направился к двери, открыл ее и снова обернулся: — Что ты делаешь сегодня вечером?
— Ничего особенного.
— Наша компания — я и еще несколько человек — едем на машине в Грантчестер посидеть в тамошнем пабе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154