Таких имен и фамилий просто на свете не бывает!
— Клянусь, его правда так зовут! Частенько, когда ему нечем заняться, он отыскивает меня и великодушно позволяет мне угостить его выпивкой. Все, что он говорит, банально до крайности, а стоит поднять серьезный вопрос, как он поражает беспечностью, доходящей просто до безумия. Как будто новая война не важнее матча по крикету или игры в «пятерки» в Итоне, где Перегрин маялся в отрочестве.
— Может быть, он просто притворяется. А в душе так же полон дурных предчувствий и страхов, как и все мы.
— Вы имеете в виду истинно английское хладнокровие? Каменное лицо вопреки всему? Сдержанность, что бы ни случилось?
— Не знаю. Вероятно.
— Меня эти характеристики выводят из себя. Мне тут же вспоминается Питер Пэн, размахивающий своим маленьким мечом и готовый сразиться с Капитаном Хуком.
— Я ненавидела Питера Пэна, — заявила Лавди, — просто не выносила эту книгу.
— Какое совпадение, я тоже. «Смерть — это будет чертовски увлекательное приключение». Должно быть, самая большая глупость из всего, когда-либо написанного человеком.
— Не думаю, что умереть — это приключение. И вряд ли тетя Лавиния так считает. — Лавди замолчала, потом спросила. — Который час?
— Половина пятого. Почему вам не купят часы?
— Покупают, только я вечно их теряю. Наверно, нам пора назад. — Она проворно поднялась, вмиг загоревшись нетерпением. — Скоро остальные уже должны вернуться. Я очень надеюсь, что не случилось ничего страшного.
Что ни скажи в ответ на это, все будет звучать бледно и бессмысленно, решил Гас и промолчал. Он поднялся на ноги и тотчас ощутил силу ветра, от которого не спасал даже толстый шерстяной свитер.
— Тогда пойдемте. И как насчет умеренного темпа на этот раз? Он произнес это веселым, беспечным тоном, хотя и понимал, что сейчас не время для шуток. Впрочем, Лавди все разно не слушала. Она отвернулась от него, будто не желая расставаться со скалами, с чайками, с бурным морем и возвращаться к реальности. И в этот момент Гас увидел… не Лавди, а девушку с картины Лоры Найт, репродукцию которой он когда-то тайком вырезал из журнала «Студия». Даже одета она была точно так же: поношенные теннисные туфли, полосатая бумажная юбка, видавший виды свитер для крикета, весь в очаровательных пятнах от сока малины. Только волосы были другие. Не каштановая с медным отливом толстая коса, перекинутая через плечо, а напоминающая головку хризантемы копна темных, блестящих, взъерошенных ветром кудрей.
Медленно они возвращались тем же маршрутом, по которому Гас мчался за ней прежде, только в обратном направлении. Теперь Лавди, казалось, никуда не торопилась. Они пересекли дно карьера и вскарабкались по ступеням на вершину сланцеватого обрыва. Потом направились через лес, останавливаясь время от времени передохнуть, замедляя шаг на деревянных мостиках, чтобы поглядеть в темные воды стремительного ручья, бегущего у них под ногами. К тому времени как они вышли на открытое место и впереди показался дом, Гас согрелся. Укрытые от ветра сады нежились в лучах солнца, льющегося на гладко постриженные газоны, и он остановился на минуту, стянул через голову свитер и перекинул его через плечо. Лавди тоже приостановилась, ожидая его. Он поймал ее взгляд, и она улыбнулась. Когда они снова двинулись, она сказала:
— Когда дни действительно жаркие, бывает досадно: не успеешь добраться досюда, как уже все на свете не жаль отдать, лишь бы вернуться и снова окунуться…
Она резко замолчала — что-то услышала. Улыбка слетела с ее лица, и она застыла на месте, прислушиваясь. Гас различил где-то далеко шум приближающейся машины. Вскоре из-за деревьев в начале подъездной аллеи показался величественный «даймлер», он пересек выложенное гравием пространство и затормозил у боковой стены дома.
— Это они…
По дороге с моря Лавди все время болтала и казалась бодрой и жизнерадостной, но теперь в ее голосе зазвучала тревога.
— Папчик с Эдвардом вернулись. Боже, скорее узнать, как дела!..
И, бросив Гаса, она побежала вперед по уступам травяных террас. Он услышал, как она окликнула их:
— Почему вы так долго? Как дела? Все хорошо?..
Гас, моля Бога, чтобы так оно и было, последовал за ней намеренно неспешным шагом. Весь задор разом его покинул, он жалел, что вообще приехал, и желал бы оказаться сейчас где угодно, только не здесь. Учитывая обстоятельства, Эдвард имел полное право начисто забыть о своем кембриджском знакомце, которого невзначай пригласил к себе, а теперь ему придется с натугой изображать радость и радушие. На мгновение Гас от всей души посетовал, что не прислушался к своему первоначальному инстинктивному побуждению, не сложил чемоданы обратно в машину и не уехал. Это Лавди уговорила его остаться. Наверно, она была неправа. В такой скверный момент оказаться неожиданным гостем!
Но было уже слишком поздно что-то исправлять. Он медленно поднялся по широким каменным ступеням, надвое разделяющим верхнюю террасу, и выбрался на ровную площадку перед домом. «Даймлер», все еще с открытыми дверцами, стоял рядом с его машиной. Выбравшиеся из автомобиля пассажиры скучились небольшой группкой, но Эдвард, едва завидев Гаса, отделился от остальных и пошел ему навстречу с улыбкой и распростертыми руками.
— Гас! Рад тебя видеть!
Он был так явно обрадован, что все сомнения Гаса улетучились, и его переполнило благодарное чувство.
— И я тебя.
— Извини нас за все это…
— Это я должен просить извинения…
— С какой стати тебе извиняться?
— Просто я не могу отделаться от ощущения, что я здесь лишний.
— О, не будь ты распоследним кретином! Я же приглашал тебя…
— Ваш дворецкий сказал мне о тяжелой болезни твоей двоюродной бабушки. Ты уверен, что мне стоит остаться?
— В любом случае, твое присутствие ничего не изменит. Разве что ты не дашь нам раскиснуть и впасть в уныние. А что касается тети Лавинии, то она, кажется, не собирается сдаваться. Она крепкая старушка, и я не допускаю мысли, что она не поправится… Ну, как доехал? Сколько времени ушло на путешествие? Надеюсь, тебя с грехом пополам встретили и Лавди не бросила гостя на произвол судьбы. Уезжая, я строго наказал ей позаботиться о тебе.
— Она твой наказ выполнила. Мы прогулялись до маленькой бухты.
— Чудеса да и только! Как правило, она не столь компанейская. Ну, теперь пойдем, познакомишься с отцом и с Мэри… — Эдвард повернулся к остальным и застыл на месте, недоуменно нахмурившись. — Впрочем, Мэри, кажется, исчезла, — пожал он плечами. — Надеюсь, она направилась к миссис Неттлбед распорядиться насчет чая. Что ж, познакомься, по крайней мере, с моим отцом. Папчик!
Полковник был поглощен разговором с дочерью, явно прилагая все усилия, чтобы успокоить и обнадежить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
— Клянусь, его правда так зовут! Частенько, когда ему нечем заняться, он отыскивает меня и великодушно позволяет мне угостить его выпивкой. Все, что он говорит, банально до крайности, а стоит поднять серьезный вопрос, как он поражает беспечностью, доходящей просто до безумия. Как будто новая война не важнее матча по крикету или игры в «пятерки» в Итоне, где Перегрин маялся в отрочестве.
— Может быть, он просто притворяется. А в душе так же полон дурных предчувствий и страхов, как и все мы.
— Вы имеете в виду истинно английское хладнокровие? Каменное лицо вопреки всему? Сдержанность, что бы ни случилось?
— Не знаю. Вероятно.
— Меня эти характеристики выводят из себя. Мне тут же вспоминается Питер Пэн, размахивающий своим маленьким мечом и готовый сразиться с Капитаном Хуком.
— Я ненавидела Питера Пэна, — заявила Лавди, — просто не выносила эту книгу.
— Какое совпадение, я тоже. «Смерть — это будет чертовски увлекательное приключение». Должно быть, самая большая глупость из всего, когда-либо написанного человеком.
— Не думаю, что умереть — это приключение. И вряд ли тетя Лавиния так считает. — Лавди замолчала, потом спросила. — Который час?
— Половина пятого. Почему вам не купят часы?
— Покупают, только я вечно их теряю. Наверно, нам пора назад. — Она проворно поднялась, вмиг загоревшись нетерпением. — Скоро остальные уже должны вернуться. Я очень надеюсь, что не случилось ничего страшного.
Что ни скажи в ответ на это, все будет звучать бледно и бессмысленно, решил Гас и промолчал. Он поднялся на ноги и тотчас ощутил силу ветра, от которого не спасал даже толстый шерстяной свитер.
— Тогда пойдемте. И как насчет умеренного темпа на этот раз? Он произнес это веселым, беспечным тоном, хотя и понимал, что сейчас не время для шуток. Впрочем, Лавди все разно не слушала. Она отвернулась от него, будто не желая расставаться со скалами, с чайками, с бурным морем и возвращаться к реальности. И в этот момент Гас увидел… не Лавди, а девушку с картины Лоры Найт, репродукцию которой он когда-то тайком вырезал из журнала «Студия». Даже одета она была точно так же: поношенные теннисные туфли, полосатая бумажная юбка, видавший виды свитер для крикета, весь в очаровательных пятнах от сока малины. Только волосы были другие. Не каштановая с медным отливом толстая коса, перекинутая через плечо, а напоминающая головку хризантемы копна темных, блестящих, взъерошенных ветром кудрей.
Медленно они возвращались тем же маршрутом, по которому Гас мчался за ней прежде, только в обратном направлении. Теперь Лавди, казалось, никуда не торопилась. Они пересекли дно карьера и вскарабкались по ступеням на вершину сланцеватого обрыва. Потом направились через лес, останавливаясь время от времени передохнуть, замедляя шаг на деревянных мостиках, чтобы поглядеть в темные воды стремительного ручья, бегущего у них под ногами. К тому времени как они вышли на открытое место и впереди показался дом, Гас согрелся. Укрытые от ветра сады нежились в лучах солнца, льющегося на гладко постриженные газоны, и он остановился на минуту, стянул через голову свитер и перекинул его через плечо. Лавди тоже приостановилась, ожидая его. Он поймал ее взгляд, и она улыбнулась. Когда они снова двинулись, она сказала:
— Когда дни действительно жаркие, бывает досадно: не успеешь добраться досюда, как уже все на свете не жаль отдать, лишь бы вернуться и снова окунуться…
Она резко замолчала — что-то услышала. Улыбка слетела с ее лица, и она застыла на месте, прислушиваясь. Гас различил где-то далеко шум приближающейся машины. Вскоре из-за деревьев в начале подъездной аллеи показался величественный «даймлер», он пересек выложенное гравием пространство и затормозил у боковой стены дома.
— Это они…
По дороге с моря Лавди все время болтала и казалась бодрой и жизнерадостной, но теперь в ее голосе зазвучала тревога.
— Папчик с Эдвардом вернулись. Боже, скорее узнать, как дела!..
И, бросив Гаса, она побежала вперед по уступам травяных террас. Он услышал, как она окликнула их:
— Почему вы так долго? Как дела? Все хорошо?..
Гас, моля Бога, чтобы так оно и было, последовал за ней намеренно неспешным шагом. Весь задор разом его покинул, он жалел, что вообще приехал, и желал бы оказаться сейчас где угодно, только не здесь. Учитывая обстоятельства, Эдвард имел полное право начисто забыть о своем кембриджском знакомце, которого невзначай пригласил к себе, а теперь ему придется с натугой изображать радость и радушие. На мгновение Гас от всей души посетовал, что не прислушался к своему первоначальному инстинктивному побуждению, не сложил чемоданы обратно в машину и не уехал. Это Лавди уговорила его остаться. Наверно, она была неправа. В такой скверный момент оказаться неожиданным гостем!
Но было уже слишком поздно что-то исправлять. Он медленно поднялся по широким каменным ступеням, надвое разделяющим верхнюю террасу, и выбрался на ровную площадку перед домом. «Даймлер», все еще с открытыми дверцами, стоял рядом с его машиной. Выбравшиеся из автомобиля пассажиры скучились небольшой группкой, но Эдвард, едва завидев Гаса, отделился от остальных и пошел ему навстречу с улыбкой и распростертыми руками.
— Гас! Рад тебя видеть!
Он был так явно обрадован, что все сомнения Гаса улетучились, и его переполнило благодарное чувство.
— И я тебя.
— Извини нас за все это…
— Это я должен просить извинения…
— С какой стати тебе извиняться?
— Просто я не могу отделаться от ощущения, что я здесь лишний.
— О, не будь ты распоследним кретином! Я же приглашал тебя…
— Ваш дворецкий сказал мне о тяжелой болезни твоей двоюродной бабушки. Ты уверен, что мне стоит остаться?
— В любом случае, твое присутствие ничего не изменит. Разве что ты не дашь нам раскиснуть и впасть в уныние. А что касается тети Лавинии, то она, кажется, не собирается сдаваться. Она крепкая старушка, и я не допускаю мысли, что она не поправится… Ну, как доехал? Сколько времени ушло на путешествие? Надеюсь, тебя с грехом пополам встретили и Лавди не бросила гостя на произвол судьбы. Уезжая, я строго наказал ей позаботиться о тебе.
— Она твой наказ выполнила. Мы прогулялись до маленькой бухты.
— Чудеса да и только! Как правило, она не столь компанейская. Ну, теперь пойдем, познакомишься с отцом и с Мэри… — Эдвард повернулся к остальным и застыл на месте, недоуменно нахмурившись. — Впрочем, Мэри, кажется, исчезла, — пожал он плечами. — Надеюсь, она направилась к миссис Неттлбед распорядиться насчет чая. Что ж, познакомься, по крайней мере, с моим отцом. Папчик!
Полковник был поглощен разговором с дочерью, явно прилагая все усилия, чтобы успокоить и обнадежить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154