На мгновение ей показалось, что в его глазах мелькнуло выражение жалости.
— Ты натрешь все остальное? И надень на себя одежду. — С этим он поднялся, повернулся к ней широкой спиной и ушел к одному индейцу, оставшемуся у костра. Лоретта прижала шкуру к своей груди и села, не в состоянии поверить тому, что он оставил ее одеваться одну.
ГЛАВА 8
Охотник сидел на корточках у костра с кружкой кофе в ладонях, устремив взгляд на пляшущие языки пламени. Уголком глаза он видел ее желтые волосы и знал о каждом ее движении, о каждом ее взгляде на него. Каким-то образом ей удалось оставаться покрытой шкурой все то время, когда она натягивала на себя его рубашку и свои кружевные штаны.
Его брат, Воин, уселся рядом с ним и начал бросать щепки коры на угли, наблюдая, как они воспламеняются.
— Tosi tivo, должно быть, плохие любовники.
Охотник улыбнулся, испытывая немалую растерянность от замечания своего брата. Воин был таким — его мысли метались туда и сюда, подобно осенним листьям, подхваченным ветром.
— Ты не согласен? — не отставал Воин.
Голос Воина и модуляция языка команчей сладкой музыкой звучали в ушах Охотника. Разговор на языке tosi tivo с Желтыми Волосами оставлял плохой вкус на его языке.
— Tosi tivo плохие во всем.
Воин бросил взгляд в сторону Желтых Волос, прищурившись от дыма, попавшего ему в глаза.
— Она все еще скрывается под бизоньей шкурой. Твоя рубашка и ее кружева для нее недостаточны.
Охотник вопросительно посмотрел в темные глаза своего брата.
— Я думаю, что tosi tivo учат своих женщин таким глупостям, потому что они боятся.
— Хм. И чего же они боятся? Воин улыбнулся:
— Женщина, которую плохо любят, будет искать утешения еще где-нибудь.
Охотнику не понравилась эта мысль.
— С таким большим количеством детей, которых рожают их женщины, вряд ли им нужно какое-нибудь утешение. Беда в том, что у них нет чести. Они называют человека другом, а когда он не видит, используют его женщину. Большое количество одежды затрудняет использование чужой жены, нет?
Воин задумался, наморщив лоб. Он бросил оставшиеся щепки, которые собрал, в костер. Пламя сердито зашипело и вспыхнуло ярче.
— Это правда? А как же женщины? Разве они не отталкивают мужчин, которые хотят опозорить их?
— У женщин тоже нет чести.
Вытирая руки о свои штаны, Воин обеспокоенно посмотрел в сторону белой женщины.
— Ты должен научить ее. Если ты будешь убит в битве и я должен буду взять ее в свой вигвам, я хочу быть уверенным, что ее дети от тебя.
— Она научится. Я научу ее чести, даже если мне придется убить ее при этом.
Воин сорвал травинку и начал жевать ее с отсутствующим выражением лица. Охотнику знакомы были эти признаки. Мысли его брата переносились в другое место. Через минуту Воин сплюнул и сказал:
— Старик говорит, что тебе, возможно, придется ударить девушку, чтобы заставить ее повиноваться. Так у них принято. Она может не понять ничего другого. Это беспокоит меня. У тебя становится тяжелая рука, когда ты сердишься. В обычной ситуации это меня бы не беспокоило, но с Желтыми Волосами, боюсь, твое терпение лопнет, как влажная тетива.
Охотник собрал горсть древесных щепок и бросил их в пламя. Вспышка огня соответствовала его настроению.
— Она моя женщина, tahmah. Предоставь беспокоиться мне.
— Но у нее кости, как у птицы. Если ты выйдешь из себя и используешь свои кулаки, ты можешь раздробить их.
Охотник нахмурился, но ничего не ответил.
Старик, который стоял неподалеку и слушал, присоединился к ним у костра, чтобы налить себе еще кружку кофе. Когда кружка была наполнена, он отошел от костра.
— Ai-ee, Охотник, ты что, собираешься стать нашим обедом? В этом лесу уже так жарко, что я задыхаюсь.
Охотник уселся у костра в расчете на то, что к нему никто не присоединится, но он не собирался рассказывать об этом ни Старику, ни своему брату.
— Воин может постичь большие истины, наблюдая за огнем.
— У тебя неприятности с твоей женщиной, да? — Старик улыбнулся. — Вы молодые воины! Слишком гордые, чтобы спросить совета. Я жил с tosi tivo в течение многих зим, помни об этом. Мне известны про них такие вещи, о которых вы не подозреваете. — Лукавая улыбка появилась на лице Старика. — Особенно про женщин.
Охотник не был в настроении выслушивать советы.
— Девушка наполовину меньше меня. Думаю, я сумею справиться с ней, не спрашивая совета.
— Ты огорчаешь меня, Охотник. Куда подевалось твое терпение, которое ты проявляешь при обучении лошадей? Оно улетело с ветром?
— Лошадь стоит того, чтобы о ней беспокоиться. Желтые Волосы не стоит.
— Я знаю мужчин, которым очень нравятся золотые женщины. Может быть, ты привыкнешь к ней.
— Я предпочитаю лошадей. Черных.
— Женщины, лошади, какая разница, а? Хорошо обученные, как те, так и другие, дают мужчинам возможность плавной поездки и много удовольствия. Что происходит, когда тебе случается впервые заарканить мустанга?
Охотник знал, куда ведут такие разговоры, и не заглотнул наживку. За него ответил Воин:
— Каждый раз, когда он добегает до конца деревни, он падает.
— И чему это его учит? Не бояться веревки, так? Не сопротивляться веревке? После первого же урока он знает, что ты его хозяин, и позволяет тебе объезжать его. Белая женщина — то же самое. Она боится и дергает веревку. Как только ты сломаешь ее волю, битва выиграна.
Охотнику хотелось, чтобы все было так просто. Когда лошадь подчинялась движению руки, радость заполняла все его существо.
Поболтав остатки кофе, Охотник вылил их в огонь. Поднявшись на ноги, он сказал:
— Вы оба очень умны, и я рад выслушать ваши советы. Однако учить женщину я буду по-своему. Она ведь моя женщина, не правда ли?
— Будь осторожен, — предостерег Старик. — Tosi tivo непредсказуемы. Особенно женщины. У Мудрейшего однажды тоже была женщина с желтыми волосами. После одной ночи под его бизоньей шкурой она прыгнула в Реку Говорящей Воды и утопилась. Мудрейший не был плохим любовником.
Охотник небрежно пожал плечами, направляясь к своей стоянке. Женщина как-то переменилась. Когда он приблизился к матрацу, он понял, что перемены произошли в выражении ее глаз. В их голубой глубине появился какой-то лихорадочный блеск. Он остановился на расстоянии около трех футов и с минуту изучал ее. Им овладело беспокойство вопреки его воле. У нее был безумный вид воина, решившего сражаться насмерть.
Он сложил руки на груди. В его охотничьей рубашке она стала похожа на ребенка, узкие плечи затерялись в необъятных размерах рубашки, рукава закатаны, чтобы соответствовать длине гораздо более коротких рук. Она была так же беспомощна против него; как только что оперившийся птенец, еще не умеющий летать, слишком маленький, чтобы сопротивляться.
— Мы пойдем искать тень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
— Ты натрешь все остальное? И надень на себя одежду. — С этим он поднялся, повернулся к ней широкой спиной и ушел к одному индейцу, оставшемуся у костра. Лоретта прижала шкуру к своей груди и села, не в состоянии поверить тому, что он оставил ее одеваться одну.
ГЛАВА 8
Охотник сидел на корточках у костра с кружкой кофе в ладонях, устремив взгляд на пляшущие языки пламени. Уголком глаза он видел ее желтые волосы и знал о каждом ее движении, о каждом ее взгляде на него. Каким-то образом ей удалось оставаться покрытой шкурой все то время, когда она натягивала на себя его рубашку и свои кружевные штаны.
Его брат, Воин, уселся рядом с ним и начал бросать щепки коры на угли, наблюдая, как они воспламеняются.
— Tosi tivo, должно быть, плохие любовники.
Охотник улыбнулся, испытывая немалую растерянность от замечания своего брата. Воин был таким — его мысли метались туда и сюда, подобно осенним листьям, подхваченным ветром.
— Ты не согласен? — не отставал Воин.
Голос Воина и модуляция языка команчей сладкой музыкой звучали в ушах Охотника. Разговор на языке tosi tivo с Желтыми Волосами оставлял плохой вкус на его языке.
— Tosi tivo плохие во всем.
Воин бросил взгляд в сторону Желтых Волос, прищурившись от дыма, попавшего ему в глаза.
— Она все еще скрывается под бизоньей шкурой. Твоя рубашка и ее кружева для нее недостаточны.
Охотник вопросительно посмотрел в темные глаза своего брата.
— Я думаю, что tosi tivo учат своих женщин таким глупостям, потому что они боятся.
— Хм. И чего же они боятся? Воин улыбнулся:
— Женщина, которую плохо любят, будет искать утешения еще где-нибудь.
Охотнику не понравилась эта мысль.
— С таким большим количеством детей, которых рожают их женщины, вряд ли им нужно какое-нибудь утешение. Беда в том, что у них нет чести. Они называют человека другом, а когда он не видит, используют его женщину. Большое количество одежды затрудняет использование чужой жены, нет?
Воин задумался, наморщив лоб. Он бросил оставшиеся щепки, которые собрал, в костер. Пламя сердито зашипело и вспыхнуло ярче.
— Это правда? А как же женщины? Разве они не отталкивают мужчин, которые хотят опозорить их?
— У женщин тоже нет чести.
Вытирая руки о свои штаны, Воин обеспокоенно посмотрел в сторону белой женщины.
— Ты должен научить ее. Если ты будешь убит в битве и я должен буду взять ее в свой вигвам, я хочу быть уверенным, что ее дети от тебя.
— Она научится. Я научу ее чести, даже если мне придется убить ее при этом.
Воин сорвал травинку и начал жевать ее с отсутствующим выражением лица. Охотнику знакомы были эти признаки. Мысли его брата переносились в другое место. Через минуту Воин сплюнул и сказал:
— Старик говорит, что тебе, возможно, придется ударить девушку, чтобы заставить ее повиноваться. Так у них принято. Она может не понять ничего другого. Это беспокоит меня. У тебя становится тяжелая рука, когда ты сердишься. В обычной ситуации это меня бы не беспокоило, но с Желтыми Волосами, боюсь, твое терпение лопнет, как влажная тетива.
Охотник собрал горсть древесных щепок и бросил их в пламя. Вспышка огня соответствовала его настроению.
— Она моя женщина, tahmah. Предоставь беспокоиться мне.
— Но у нее кости, как у птицы. Если ты выйдешь из себя и используешь свои кулаки, ты можешь раздробить их.
Охотник нахмурился, но ничего не ответил.
Старик, который стоял неподалеку и слушал, присоединился к ним у костра, чтобы налить себе еще кружку кофе. Когда кружка была наполнена, он отошел от костра.
— Ai-ee, Охотник, ты что, собираешься стать нашим обедом? В этом лесу уже так жарко, что я задыхаюсь.
Охотник уселся у костра в расчете на то, что к нему никто не присоединится, но он не собирался рассказывать об этом ни Старику, ни своему брату.
— Воин может постичь большие истины, наблюдая за огнем.
— У тебя неприятности с твоей женщиной, да? — Старик улыбнулся. — Вы молодые воины! Слишком гордые, чтобы спросить совета. Я жил с tosi tivo в течение многих зим, помни об этом. Мне известны про них такие вещи, о которых вы не подозреваете. — Лукавая улыбка появилась на лице Старика. — Особенно про женщин.
Охотник не был в настроении выслушивать советы.
— Девушка наполовину меньше меня. Думаю, я сумею справиться с ней, не спрашивая совета.
— Ты огорчаешь меня, Охотник. Куда подевалось твое терпение, которое ты проявляешь при обучении лошадей? Оно улетело с ветром?
— Лошадь стоит того, чтобы о ней беспокоиться. Желтые Волосы не стоит.
— Я знаю мужчин, которым очень нравятся золотые женщины. Может быть, ты привыкнешь к ней.
— Я предпочитаю лошадей. Черных.
— Женщины, лошади, какая разница, а? Хорошо обученные, как те, так и другие, дают мужчинам возможность плавной поездки и много удовольствия. Что происходит, когда тебе случается впервые заарканить мустанга?
Охотник знал, куда ведут такие разговоры, и не заглотнул наживку. За него ответил Воин:
— Каждый раз, когда он добегает до конца деревни, он падает.
— И чему это его учит? Не бояться веревки, так? Не сопротивляться веревке? После первого же урока он знает, что ты его хозяин, и позволяет тебе объезжать его. Белая женщина — то же самое. Она боится и дергает веревку. Как только ты сломаешь ее волю, битва выиграна.
Охотнику хотелось, чтобы все было так просто. Когда лошадь подчинялась движению руки, радость заполняла все его существо.
Поболтав остатки кофе, Охотник вылил их в огонь. Поднявшись на ноги, он сказал:
— Вы оба очень умны, и я рад выслушать ваши советы. Однако учить женщину я буду по-своему. Она ведь моя женщина, не правда ли?
— Будь осторожен, — предостерег Старик. — Tosi tivo непредсказуемы. Особенно женщины. У Мудрейшего однажды тоже была женщина с желтыми волосами. После одной ночи под его бизоньей шкурой она прыгнула в Реку Говорящей Воды и утопилась. Мудрейший не был плохим любовником.
Охотник небрежно пожал плечами, направляясь к своей стоянке. Женщина как-то переменилась. Когда он приблизился к матрацу, он понял, что перемены произошли в выражении ее глаз. В их голубой глубине появился какой-то лихорадочный блеск. Он остановился на расстоянии около трех футов и с минуту изучал ее. Им овладело беспокойство вопреки его воле. У нее был безумный вид воина, решившего сражаться насмерть.
Он сложил руки на груди. В его охотничьей рубашке она стала похожа на ребенка, узкие плечи затерялись в необъятных размерах рубашки, рукава закатаны, чтобы соответствовать длине гораздо более коротких рук. Она была так же беспомощна против него; как только что оперившийся птенец, еще не умеющий летать, слишком маленький, чтобы сопротивляться.
— Мы пойдем искать тень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130