У него менее двадцати четырех часов, чтобы найти способ спасения для Дэвон; не стоит рисковать — арестуют их, и они вообще ничего не смогут сделать.
Уинклер набычился, но возражать не стал. Только когда они оказались в экипаже Хантера, он вымолвил:
— Завтра ее повесят.
— Если мы хотим, чтобы этого не случилось, мне придется попотеть, — задумчиво произнес Хантер, откинувшись на бархатную спинку сиденья и устало проводя рукой по темным волосам. У него не было готового плана спасения Дэвон. Если бы ей дали срок — пусть самый большой, ее можно было выручить — купить документ об освобождении, но в данной ситуации даже дядя с его связями, пожалуй, не поможет. Он взглянул на парня, сидящего напротив. — Это будет чудом, если мы ее отсюда вытащим, Уинклер. У Дэвон очень влиятельные враги.
Слабый свет от единственного в камере окошка падал на Дэвон. Она почувствовала чью-то руку на своем плече. Это была Монахиня. Их перемирие продолжалось, каждая из сторон старалась избегать столкновения. Чего ей теперь от нее надо? Уж не пришло ли время платить по счету?
— Мы слышали, ты от нас скоро уходишь. .
Дэвон слабо кивнула. Ее куколка теперь порвана и раздавлена. Оказалось, что к смерти она все-таки внутренне не готова. Отчаянно хотелось жить.
Глаза Дэвон наполнились слезами. Вот она уже ничего не видит вокруг. Вдруг она почувствовала, что Монахиня сочувственно гладит ее по плечу. Дэвон обратила к ней свой удивленный, какой-то стеклянный взгляд и выразила свои чувства как-то легко и просто.
— Я не понимаю.
— Ага. Да я и сама ничего не секу. Кто ты мне? Никто. А вот гляжу на тебя, молодая, красивая. И все это — к чертям, в Тайберн! Тебе здесь не место, конечно. Ты неплохо блефанула с нами, суками, но ты не жестокая Бедняжка ты моя — как ты боролась за жизнь!
Дэвон сделала судорожный глоток. Хотелось броситься на шею к Монахине и выплакаться как следует. Ей нужно было человеческое тепло. Нужны были материнские руки — больше, чем когда-либо в жизни. Но нет, не стоит смущать Монахиню этими нюнями. Дэвон пожала руку старухе и отвернулась. Отошла в тень, уткнулась лицом в холодную сырую стену Слезы, долго сдерживаемые, наконец, прорвались наружу, и она впервые за много лет позволила себе вволю пореветь.
Монахиня бросила взгляд на окно: время! Скоро придут стражники и уведут с собой Дэвон. Вот она: маленькая одинокая фигурка в углу Монахиня дотронулась до пузырька с настойкой опия, который висел на шнурке, спускавшемся с шеи в укромное место между ее могучими грудями. Подошла к Дэвон — все-таки есть у нее к этой девице какая-то симпатия! — бросила подозрительный взгляд по сторонам, сняла с шеи шнурок с пузырьком и сунула его в руку Дэвон.
— Выпей-ка это, девка. Поможет Дэвон посмотрела на пузырек. Может быть, это даст ей более легкую смерть, чем на виселице?
Поняв, о чем думает Дэвон, Монахиня отрицательно замотала головой.
— Да нет, это только опий. Я принимаю его, когда нужно отключиться на время. Помогает забыть, где я и почему.
Дэвон открыла пузырек и поднесла его к губам. Желудок у нее был пустой, а нервы истощены до предела — действие спирта с опиумом было почти мгновенным. Взгляд ее глаз, направленных на старуху, стал сразу неверным и остекленевшим.
— Если бы это был яд! — пробормотала она, хватаясь за стену.
— О господи, девка! Будь сильной! Не давай этим подонкам такого удовольствия — не проси о пощаде! Все равно из этого ничего не выйдет, только толпу позабавишь!
Дэвон моргнула и выдавила кривую усмешку.
— Я не подведу, Монахиня. Ты хороший друг.
— Черт побери, на тебя это подействовало сильнее, чем я думала. Какие тут друзья, пыпочка, ты что? — рявкнула Монахиня.
— Ну, все равно, — пробормотала Дэвон — Уже поздно.
Раздался звук ключа, поворачиваемого в замке. В камере воцарилось молчание. Все испытывали что-то вроде незнакомого им чувства жалости. Мало кто даже обменялся парой слов с ней, пока она была здесь, но, пожалуй, каждая готова была сейчас предложить себя вместо нее. Все понимали, что, наверное, и им в свое время придется пройти по этим узким лестницам к телеге, ожидавшей внизу. Вошли стражники и грубо схватили ее за руки. Вот они уже уводят ее — только патетические рыдания Альмы прервали тяжелое молчание.
— Покажи им, что ты крепкий орешек! — выкрик Монахини слился с грохотом захлопнувшейся за Дэвон двери камеры — И не проси пощады — не дай им поразвлечься!
Последние слова монахини отозвались в ушах Дэвон каким-то неясным шепотом. Она мечтательно взглянула на голубое небо. Облачка, такие легкие — вот так легко у нее сейчас в голове. Она улыбнулась. Какой чудесный день! Медик и священник, сопровождавшие на казнь каждого осужденного, печально переглянулись: вот и еще одна жертва помешательства!
— Какой чудесный день! — эти слова вибрировали в мозгу Дэвон, когда стражники сажали ее в телегу и привязывали к борту — чтобы не сбежала. В своем наркотическом кайфе она не слышала улюлюканий и шуточек, раздававшихся из толпы, собравшейся по обе стороны булыжной мостовой и сопровождавшей ее на всем пути к месту назначения. Слишком чудесный день, чтобы обращать на это внимание.
Казни всегда привлекали массу зевак — и бедняков, и богачей. Какое это было развлечение — наблюдать последние минуты жизни осужденного! Многие обращались к толпе с настоящими речами, где описывали всю свою жизнь, начиная с самого детства, рассказывали о семье и своих прегрешениях, о том, как дошли до жизни такой. Некоторые плакали, другие веселили присутствовавших; порой даже раздавались аплодисменты. Никто не знал, во что выльется очередная казнь-представление.
Когда они приблизились к концу улицы Марилебоун Лейн, толпа стала гуще. Густые вязы создавали тень — зрителям было не жарко. За шиллинг можно было забраться на специально подогнанные телеги, чтобы рассмотреть все получше. Но эту роскошь могли позволить себе немногие. Дэвон по-прежнему не обращала внимания ни на кого и на что, что-то напевая про себя.
— Будь я проклят, она, по-моему, совсем свихнулась, — произнес один из стражников, развязывая ей руки и подталкивая ее, чтобы она слезала. — Как будто на прогулку собралась.
— Какой чудесный день! — пробормотала Дэвон, улыбнувшись ему.
— Да, подходящий для повешения, — отозвался стражник, грубо подталкивая ее к эшафоту.
— Повешения? — недоуменно переспросила Дэвон, внезапно принявшись ковырять землю каблуком.
— Да, да, сука ты этакая! Ты думаешь, зачем мы сюда собрались! Подышать свежим воздухом?
Она несколько раз моргнула, с каким-то неясным ощущением, что вроде бы что-то не так. Она потрясла головой, чтобы рассеять туман, который застилал ей глаза и мешал сосредоточиться. Но это лишь привело к тому, что перед глазами заплясали какие-то темные тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Уинклер набычился, но возражать не стал. Только когда они оказались в экипаже Хантера, он вымолвил:
— Завтра ее повесят.
— Если мы хотим, чтобы этого не случилось, мне придется попотеть, — задумчиво произнес Хантер, откинувшись на бархатную спинку сиденья и устало проводя рукой по темным волосам. У него не было готового плана спасения Дэвон. Если бы ей дали срок — пусть самый большой, ее можно было выручить — купить документ об освобождении, но в данной ситуации даже дядя с его связями, пожалуй, не поможет. Он взглянул на парня, сидящего напротив. — Это будет чудом, если мы ее отсюда вытащим, Уинклер. У Дэвон очень влиятельные враги.
Слабый свет от единственного в камере окошка падал на Дэвон. Она почувствовала чью-то руку на своем плече. Это была Монахиня. Их перемирие продолжалось, каждая из сторон старалась избегать столкновения. Чего ей теперь от нее надо? Уж не пришло ли время платить по счету?
— Мы слышали, ты от нас скоро уходишь. .
Дэвон слабо кивнула. Ее куколка теперь порвана и раздавлена. Оказалось, что к смерти она все-таки внутренне не готова. Отчаянно хотелось жить.
Глаза Дэвон наполнились слезами. Вот она уже ничего не видит вокруг. Вдруг она почувствовала, что Монахиня сочувственно гладит ее по плечу. Дэвон обратила к ней свой удивленный, какой-то стеклянный взгляд и выразила свои чувства как-то легко и просто.
— Я не понимаю.
— Ага. Да я и сама ничего не секу. Кто ты мне? Никто. А вот гляжу на тебя, молодая, красивая. И все это — к чертям, в Тайберн! Тебе здесь не место, конечно. Ты неплохо блефанула с нами, суками, но ты не жестокая Бедняжка ты моя — как ты боролась за жизнь!
Дэвон сделала судорожный глоток. Хотелось броситься на шею к Монахине и выплакаться как следует. Ей нужно было человеческое тепло. Нужны были материнские руки — больше, чем когда-либо в жизни. Но нет, не стоит смущать Монахиню этими нюнями. Дэвон пожала руку старухе и отвернулась. Отошла в тень, уткнулась лицом в холодную сырую стену Слезы, долго сдерживаемые, наконец, прорвались наружу, и она впервые за много лет позволила себе вволю пореветь.
Монахиня бросила взгляд на окно: время! Скоро придут стражники и уведут с собой Дэвон. Вот она: маленькая одинокая фигурка в углу Монахиня дотронулась до пузырька с настойкой опия, который висел на шнурке, спускавшемся с шеи в укромное место между ее могучими грудями. Подошла к Дэвон — все-таки есть у нее к этой девице какая-то симпатия! — бросила подозрительный взгляд по сторонам, сняла с шеи шнурок с пузырьком и сунула его в руку Дэвон.
— Выпей-ка это, девка. Поможет Дэвон посмотрела на пузырек. Может быть, это даст ей более легкую смерть, чем на виселице?
Поняв, о чем думает Дэвон, Монахиня отрицательно замотала головой.
— Да нет, это только опий. Я принимаю его, когда нужно отключиться на время. Помогает забыть, где я и почему.
Дэвон открыла пузырек и поднесла его к губам. Желудок у нее был пустой, а нервы истощены до предела — действие спирта с опиумом было почти мгновенным. Взгляд ее глаз, направленных на старуху, стал сразу неверным и остекленевшим.
— Если бы это был яд! — пробормотала она, хватаясь за стену.
— О господи, девка! Будь сильной! Не давай этим подонкам такого удовольствия — не проси о пощаде! Все равно из этого ничего не выйдет, только толпу позабавишь!
Дэвон моргнула и выдавила кривую усмешку.
— Я не подведу, Монахиня. Ты хороший друг.
— Черт побери, на тебя это подействовало сильнее, чем я думала. Какие тут друзья, пыпочка, ты что? — рявкнула Монахиня.
— Ну, все равно, — пробормотала Дэвон — Уже поздно.
Раздался звук ключа, поворачиваемого в замке. В камере воцарилось молчание. Все испытывали что-то вроде незнакомого им чувства жалости. Мало кто даже обменялся парой слов с ней, пока она была здесь, но, пожалуй, каждая готова была сейчас предложить себя вместо нее. Все понимали, что, наверное, и им в свое время придется пройти по этим узким лестницам к телеге, ожидавшей внизу. Вошли стражники и грубо схватили ее за руки. Вот они уже уводят ее — только патетические рыдания Альмы прервали тяжелое молчание.
— Покажи им, что ты крепкий орешек! — выкрик Монахини слился с грохотом захлопнувшейся за Дэвон двери камеры — И не проси пощады — не дай им поразвлечься!
Последние слова монахини отозвались в ушах Дэвон каким-то неясным шепотом. Она мечтательно взглянула на голубое небо. Облачка, такие легкие — вот так легко у нее сейчас в голове. Она улыбнулась. Какой чудесный день! Медик и священник, сопровождавшие на казнь каждого осужденного, печально переглянулись: вот и еще одна жертва помешательства!
— Какой чудесный день! — эти слова вибрировали в мозгу Дэвон, когда стражники сажали ее в телегу и привязывали к борту — чтобы не сбежала. В своем наркотическом кайфе она не слышала улюлюканий и шуточек, раздававшихся из толпы, собравшейся по обе стороны булыжной мостовой и сопровождавшей ее на всем пути к месту назначения. Слишком чудесный день, чтобы обращать на это внимание.
Казни всегда привлекали массу зевак — и бедняков, и богачей. Какое это было развлечение — наблюдать последние минуты жизни осужденного! Многие обращались к толпе с настоящими речами, где описывали всю свою жизнь, начиная с самого детства, рассказывали о семье и своих прегрешениях, о том, как дошли до жизни такой. Некоторые плакали, другие веселили присутствовавших; порой даже раздавались аплодисменты. Никто не знал, во что выльется очередная казнь-представление.
Когда они приблизились к концу улицы Марилебоун Лейн, толпа стала гуще. Густые вязы создавали тень — зрителям было не жарко. За шиллинг можно было забраться на специально подогнанные телеги, чтобы рассмотреть все получше. Но эту роскошь могли позволить себе немногие. Дэвон по-прежнему не обращала внимания ни на кого и на что, что-то напевая про себя.
— Будь я проклят, она, по-моему, совсем свихнулась, — произнес один из стражников, развязывая ей руки и подталкивая ее, чтобы она слезала. — Как будто на прогулку собралась.
— Какой чудесный день! — пробормотала Дэвон, улыбнувшись ему.
— Да, подходящий для повешения, — отозвался стражник, грубо подталкивая ее к эшафоту.
— Повешения? — недоуменно переспросила Дэвон, внезапно принявшись ковырять землю каблуком.
— Да, да, сука ты этакая! Ты думаешь, зачем мы сюда собрались! Подышать свежим воздухом?
Она несколько раз моргнула, с каким-то неясным ощущением, что вроде бы что-то не так. Она потрясла головой, чтобы рассеять туман, который застилал ей глаза и мешал сосредоточиться. Но это лишь привело к тому, что перед глазами заплясали какие-то темные тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74