Только вот дети… – Тут голос Бернара дрогнул, а суровые черты его лица исказила боль. – Для них было бы лучше, если б я погиб при Ватерлоо.
Элиана произнесла, пытаясь преодолеть душевный гнет и леденящее чувство страха:
– Дети прекрасно знают, какой у них отец. Бернар покачал головой.
– Не в этом дело. Просто теперь на них будут смотреть как на детей преступника.
– Неправда. Все более или менее здравомыслящие люди понимают, что такие доблестные офицеры, как ты, стали безвинными жертвами государственного переворота.
– И все-таки я виноват, Элиана! Виноват перед тобой. Не знаю, как получилось, что я не подумал о тебе. Бог с ним с императором, с Францией, с честью и долгом! Но вот ты…
– Пожалуйста, не надо так говорить! Если б ты поступил по-другому, то терзался бы не меньше, чем сейчас.
Бернар помолчал. Потом промолвил:
– Не уверен, назначат ли тебе пенсию. Если придется туго, воспользуйся процентами с той суммы, что положена на имя Розали. Мальчики должны получить хорошее образование. И, пожалуйста, не сообщай ничего Ролану. Напишешь позже. Скажи, я так просил. Кстати, от него есть известия?
– Да. Пока за него пишет Маргарита. Они очень довольны путешествием. И, конечно, счастливы вместе. – И внезапно не выдержала: – Ради Бога, Бернар, не говори со мной так, будто все кончено! Вспомни Люксембургскую тюрьму! Ты же сумел спастись!
Он улыбнулся.
– Тогда, двадцать лет назад, я был так молод! Ведь чудеса случаются, когда в них веришь! Все изменилось, Элиана. Я уже не тот, давно не тот. И бежать отсюда нельзя: всюду охранники и решетки. И меня никуда не поведут, расстреляют прямо на тюремном дворе. Элиана! – Он порывисто прижал ее к себе. – Ты подарила мне столько счастья! Воспитала наших детей! Мне жаль оставлять тебя одну! Я думал, хотя бы теперь, после стольких лет коротких встреч и долгих разлук, мы наконец будем вместе, но получилось иначе. Знаю, тебе было нелегко со мной. Случалось, я причинял тебе боль… Прости, если можешь, любимая!
Внезапно Элиана почувствовала: что-то в ее душе затвердело. Женщина знала, что не заплачет, – ни сейчас, ни в последующие дни. Настало время думать, а не плакать, действовать, а не скорбеть. Уверенность и сила – вот что ей понадобится теперь.
– Я еще приду к тебе, дорогой.
– Если разрешат.
– Я добьюсь свидания.
Вскоре пришел охранник, и супруги простились. Элиану не удивило это, казалось бы, несвойственное Бернару смирение перед своей участью и готовность покориться судьбе. Слишком много видел он смерти! Ведь тогда, в девяносто третьем, она тоже ни во что не верила.
Женщина вышла на улицу. Адель поджидала ее на противоположной стороне. Она нетерпеливо ходила взад-вперед, и ветер раздувал подол ее скромного мериносового платья. Было пасмурно, над Парижем клубились густые темные облака, а по пока еще сухой земле мчались подхваченные вихрем листья и пыль.
Элиана быстро перебежала через дорогу и тут же встретила вопросительно-тревожный взгляд дочери. Младших детей удалось уговорить остаться дома, но Адель не желала ничего слушать и поехала с матерью.
Женщина смотрела на свою дочь, на ее нежное лицо, обрамленное серой бархатной шляпкой с завязанными под подбородком голубыми лентами. В семье считалось, что девушка похожа на мать; отчасти так оно и было, но… Эти светло-каштановые волосы, бирюзовые глаза, классически правильные черты лица…
Максимилиан! Максимилиан со своими связями, могущественный, всесильный, вот кто наверняка сумеет ей помочь!
Элиана сжала руку Адели.
– Скорее! Мы едем на улицу Гренель!
– Но зачем?
– К моему… к моему знакомому. Идем, дорогая, я все расскажу по дороге.
Элиане далеко не сразу удалось попасть в здание министерства, а затем они с Аделью более получаса ожидали в эффектно обставленной приемной.
Наконец женщине позволили войти в огромный кабинет со светлым паркетом, темно-красным ковром и такого же цвета бархатными портьерами. Она огляделась. Всюду полированное дерево, позолота, неяркие тона – благородство и изысканная строгость. Элиана заметила, что золотых пчел империи сменили геральдические лилии: другое правительство – другая символика.
Максимилиан поднялся ей навстречу из-за тяжелого стола с массивной чернильницей и кипой бумаг.
– Элиана! Не верю своим глазам! Счастлив видеть тебя снова! Входи же!
Несколько ошеломленная его многословностью, она сделала шаг вперед.
Максимилиан улыбался: ставшая привычной сдержанность дипломата растаяла, как лед в пламени костра, стоило ему взглянуть на Элиану.
Он, как всегда, был элегантно одет – в черный английского покроя сюртук с бархатным воротником, обшитый шелковым кантом, и белый галстук.
Пока он усаживал Элиану в мягкое кресло, чуть высокомерная отрешенность в его похожих на светлые зеркала глазах сменилась выражением удивления и искренней радости.
– Признаться, не надеялась застать тебя здесь, – сказала женщина.
– Я еще не подал в отставку: остались кое-какие дела. Хотя, думаю, мое время прошло. Наверняка вскоре назначат новое министерство.
– Но ты, возможно, сумеешь удержаться на своем посту?
– Вряд ли я стану стремиться к этому. Лучше отправлюсь в качестве посланника в одну из европейских стран, отстаивать интересы Франции, а если не получится, уединюсь в своем поместье и начну писать мемуары. – Он улыбнулся. – Не такая уж плохая мысль, верно?
– Да, – промолвила Элиана, понимая, что на самом деле ему вовсе не весело. – А как дела у Софи?
– Софи уехала в Австрию. Она нашла себя на дипломатическом поприще. Впрочем, надеюсь, в личной жизни ей тоже в конце концов повезет, ведь она еще совсем не старая, привлекательная женщина. Я ее не осуждаю. К сожалению, мне не удалось дать ей то, к чему она стремилась. А как твой сын и Маргарита? Они еще не вернулись?
– Нет, они решили попытать счастья в чужих краях. Наверное, поедут в Америку.
Глаза Максимилиана внезапно сверкнули живым огнем.
– Как мы с тобою, помнишь? Давно это было…
Когда он увидел выражение лица Элианы, улыбка сбежала с его лица.
– Что случилось? Я что-то не так сказал? Возможно, я не имел права напоминать…
– Нет-нет, не в этом дело. Прости, я должна объяснить, зачем пришла.
– Да, конечно, я слушаю, – немного растерянно отвечал Максимилиан.
– Я хочу попросить у тебя помощи. Бернар осужден за измену – он отдал приказ своему полку перейти на сторону императора. Его приговорили к расстрелу. Это должно случиться через неделю. Пожалуйста, помоги!
– Боже мой! Как ужасно, Элиана! Не ожидал, что это коснется твоей семьи! – Он встал, подошел к ней, положил руки на ее плечи. Потом отстранился и снова сел за стол. Женщина заметила, как помрачнело его лицо. – Не знаю, как тебе и сказать… Я сделал бы все, что в моих силах, но… Постой, что ты имеешь в виду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Элиана произнесла, пытаясь преодолеть душевный гнет и леденящее чувство страха:
– Дети прекрасно знают, какой у них отец. Бернар покачал головой.
– Не в этом дело. Просто теперь на них будут смотреть как на детей преступника.
– Неправда. Все более или менее здравомыслящие люди понимают, что такие доблестные офицеры, как ты, стали безвинными жертвами государственного переворота.
– И все-таки я виноват, Элиана! Виноват перед тобой. Не знаю, как получилось, что я не подумал о тебе. Бог с ним с императором, с Францией, с честью и долгом! Но вот ты…
– Пожалуйста, не надо так говорить! Если б ты поступил по-другому, то терзался бы не меньше, чем сейчас.
Бернар помолчал. Потом промолвил:
– Не уверен, назначат ли тебе пенсию. Если придется туго, воспользуйся процентами с той суммы, что положена на имя Розали. Мальчики должны получить хорошее образование. И, пожалуйста, не сообщай ничего Ролану. Напишешь позже. Скажи, я так просил. Кстати, от него есть известия?
– Да. Пока за него пишет Маргарита. Они очень довольны путешествием. И, конечно, счастливы вместе. – И внезапно не выдержала: – Ради Бога, Бернар, не говори со мной так, будто все кончено! Вспомни Люксембургскую тюрьму! Ты же сумел спастись!
Он улыбнулся.
– Тогда, двадцать лет назад, я был так молод! Ведь чудеса случаются, когда в них веришь! Все изменилось, Элиана. Я уже не тот, давно не тот. И бежать отсюда нельзя: всюду охранники и решетки. И меня никуда не поведут, расстреляют прямо на тюремном дворе. Элиана! – Он порывисто прижал ее к себе. – Ты подарила мне столько счастья! Воспитала наших детей! Мне жаль оставлять тебя одну! Я думал, хотя бы теперь, после стольких лет коротких встреч и долгих разлук, мы наконец будем вместе, но получилось иначе. Знаю, тебе было нелегко со мной. Случалось, я причинял тебе боль… Прости, если можешь, любимая!
Внезапно Элиана почувствовала: что-то в ее душе затвердело. Женщина знала, что не заплачет, – ни сейчас, ни в последующие дни. Настало время думать, а не плакать, действовать, а не скорбеть. Уверенность и сила – вот что ей понадобится теперь.
– Я еще приду к тебе, дорогой.
– Если разрешат.
– Я добьюсь свидания.
Вскоре пришел охранник, и супруги простились. Элиану не удивило это, казалось бы, несвойственное Бернару смирение перед своей участью и готовность покориться судьбе. Слишком много видел он смерти! Ведь тогда, в девяносто третьем, она тоже ни во что не верила.
Женщина вышла на улицу. Адель поджидала ее на противоположной стороне. Она нетерпеливо ходила взад-вперед, и ветер раздувал подол ее скромного мериносового платья. Было пасмурно, над Парижем клубились густые темные облака, а по пока еще сухой земле мчались подхваченные вихрем листья и пыль.
Элиана быстро перебежала через дорогу и тут же встретила вопросительно-тревожный взгляд дочери. Младших детей удалось уговорить остаться дома, но Адель не желала ничего слушать и поехала с матерью.
Женщина смотрела на свою дочь, на ее нежное лицо, обрамленное серой бархатной шляпкой с завязанными под подбородком голубыми лентами. В семье считалось, что девушка похожа на мать; отчасти так оно и было, но… Эти светло-каштановые волосы, бирюзовые глаза, классически правильные черты лица…
Максимилиан! Максимилиан со своими связями, могущественный, всесильный, вот кто наверняка сумеет ей помочь!
Элиана сжала руку Адели.
– Скорее! Мы едем на улицу Гренель!
– Но зачем?
– К моему… к моему знакомому. Идем, дорогая, я все расскажу по дороге.
Элиане далеко не сразу удалось попасть в здание министерства, а затем они с Аделью более получаса ожидали в эффектно обставленной приемной.
Наконец женщине позволили войти в огромный кабинет со светлым паркетом, темно-красным ковром и такого же цвета бархатными портьерами. Она огляделась. Всюду полированное дерево, позолота, неяркие тона – благородство и изысканная строгость. Элиана заметила, что золотых пчел империи сменили геральдические лилии: другое правительство – другая символика.
Максимилиан поднялся ей навстречу из-за тяжелого стола с массивной чернильницей и кипой бумаг.
– Элиана! Не верю своим глазам! Счастлив видеть тебя снова! Входи же!
Несколько ошеломленная его многословностью, она сделала шаг вперед.
Максимилиан улыбался: ставшая привычной сдержанность дипломата растаяла, как лед в пламени костра, стоило ему взглянуть на Элиану.
Он, как всегда, был элегантно одет – в черный английского покроя сюртук с бархатным воротником, обшитый шелковым кантом, и белый галстук.
Пока он усаживал Элиану в мягкое кресло, чуть высокомерная отрешенность в его похожих на светлые зеркала глазах сменилась выражением удивления и искренней радости.
– Признаться, не надеялась застать тебя здесь, – сказала женщина.
– Я еще не подал в отставку: остались кое-какие дела. Хотя, думаю, мое время прошло. Наверняка вскоре назначат новое министерство.
– Но ты, возможно, сумеешь удержаться на своем посту?
– Вряд ли я стану стремиться к этому. Лучше отправлюсь в качестве посланника в одну из европейских стран, отстаивать интересы Франции, а если не получится, уединюсь в своем поместье и начну писать мемуары. – Он улыбнулся. – Не такая уж плохая мысль, верно?
– Да, – промолвила Элиана, понимая, что на самом деле ему вовсе не весело. – А как дела у Софи?
– Софи уехала в Австрию. Она нашла себя на дипломатическом поприще. Впрочем, надеюсь, в личной жизни ей тоже в конце концов повезет, ведь она еще совсем не старая, привлекательная женщина. Я ее не осуждаю. К сожалению, мне не удалось дать ей то, к чему она стремилась. А как твой сын и Маргарита? Они еще не вернулись?
– Нет, они решили попытать счастья в чужих краях. Наверное, поедут в Америку.
Глаза Максимилиана внезапно сверкнули живым огнем.
– Как мы с тобою, помнишь? Давно это было…
Когда он увидел выражение лица Элианы, улыбка сбежала с его лица.
– Что случилось? Я что-то не так сказал? Возможно, я не имел права напоминать…
– Нет-нет, не в этом дело. Прости, я должна объяснить, зачем пришла.
– Да, конечно, я слушаю, – немного растерянно отвечал Максимилиан.
– Я хочу попросить у тебя помощи. Бернар осужден за измену – он отдал приказ своему полку перейти на сторону императора. Его приговорили к расстрелу. Это должно случиться через неделю. Пожалуйста, помоги!
– Боже мой! Как ужасно, Элиана! Не ожидал, что это коснется твоей семьи! – Он встал, подошел к ней, положил руки на ее плечи. Потом отстранился и снова сел за стол. Женщина заметила, как помрачнело его лицо. – Не знаю, как тебе и сказать… Я сделал бы все, что в моих силах, но… Постой, что ты имеешь в виду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130