»
Как ни странно, Элиана не разделяла этого восторга. Она соглашалась с Эмилем, который сказал:
– Сколько же раз люди будут плевать в лицо собственным убеждениям?
Молодая женщина радовалась одному: теперь она могла, как мечтал Бернар, «пойти своею дорогой, какой бы трудной она ни была».
И она знала: понадобится еще немало сил, чтобы выжить, во всем разобраться и разглядеть на огромном небосклоне мира свет своей одинокой звезды.
ГЛАВА VIII
Вскоре, как и предсказывали некоторые мудрые люди, в стране началась страшная неразбериха. Диктатура рухнула, вернуться к тому, что было до Революции, Франция тоже уже не могла, и потому общественность пребывала в растерянности, не зная, какая судьба отныне ждет государство и его многострадальный народ. Колесо ненависти покатилось в другую сторону, и теперь начались гонения на бывших якобинцев. Повсюду бесчинствовали банды «золотой молодежи», нувориши устраивали бесстыдные оргии. Все традиции, казалось, были уничтожены, нравственные принципы безжалостно попирались. На смену подчеркнутой скромности пришла кричащая роскошь, люди стремились насладиться жизнью. Получив в руки кубок свободы, они спешили выпить его до дна и, опьяненные, забывали обо всем.
Те, кто во время Революции сумели нажить капитал, (а таких, особенно в буржуазной среде, оказалось немало) старались выгодно вложить свои средства – в предприятия, недвижимость. Теперь, когда никто не боялся приобретать собственность, особняки и конфискованное имущество эмигрантов и казненных дворян шли нарасхват.
Хорошенькие женщины спешили устроить свою судьбу: многие вдовы павших жертвами гильотины аристократов превратились в живое украшение салонов новоявленных хозяев жизни, иначе говоря, стали содержанками.
Дочери бывших дворян выходили замуж за сыновей банкиров, а уцелевшие отпрыски разорившихся знатных фамилий заключали брачные соглашения с наследницами богатых буржуа.
В жизни же большинства простых людей мало что изменилось: они так же голодали и мерзли, и считали гроши. В начале 1795 года Дезире родила мальчика, и они с Эмилем переехали в предместье Сент-Антуан, где Элиана регулярно навещала свою бывшую служанку, ныне ставшую верной подругой.
Сейчас она как никогда сильно ощущала одиночество. Элиана потеряла всякую связь с прежним кругом и понятия не имела, как войти в него снова, и в то же время те, кто окружал ее теперь, в немалой степени оставались для нее чужими.
Жизнь стала много ярче и веселей, открылись театры, рестораны, игорные дома, музеи, аттракционы, магазины, множество кафе, а между тем единственным развлечением, что осталось ей, были прогулки по Парижу. Случалось, молодая женщина поднималась на Монмартрский холм, прежде застроенный изящными, словно игрушечными домиками, с полными цветов балконами и зелеными палисадниками, потом спускалась по крутым улочкам, блуждала по ставшим неузнаваемыми местам и вспоминала: раньше здесь был маленький овощной рынок, а тут стояла торговка похожими на пышно завитые кудри городских модниц разноцветными гиацинтами, а на этом месте росли виноградные кусты.
А Маре, ее родной элегантный Маре, теперь напоминал драгоценную безделушку, проданную с аукциона и попавшую в руки того, кто совершенно не разбирается ни в хороших вещах, ни в искусстве. Вековые традиции этого прелестного уголка были забыты, отныне здесь властвовала новая жизнь.
И их особняк, особняк де Мельянов, с резьбой на фронтоне, облицованный серым мрамором, такой красивый и гордый, принадлежал неизвестно кому.
Все это было очень грустно, и все же, вглядываясь в поднимавшийся с Сены голубоватый туман, в золотистое свечение над башнями Нотр-Дам, шпилем Сент-Шапель и куполом Пантеона, Элиана думала: все возродится – и красота Парижа, и его величие.
Однажды, когда она в очередной раз проходила мимо родительского дома (Элиану неудержимо тянуло сюда, хотя это свидание с прошлым причиняло ей немалые страдания), ее окликнула какая-то женщина, высунувшаяся из остановившегося у тротуара фиакра.
– Мадемуазель, позвольте вас на минутку?
Элиана оглянулась и подошла.
– Да, я вас слушаю.
Женщина смотрела на нее с величайшей растерянностью и изумлением, не произнося ни слова, – Элиана не сразу поняла, что видит перед собой знакомое лицо, а потом неуверенно произнесла:
– Шарлотта?
– Элиана! – запинаясь, прошептала та. – Это ты, малышка? Ты жива?!
Элиана вскочила на подножку кареты, и сестры обнялись, а после, отстранившись, смотрели друг на друга во все глаза.
Молодая женщина меньше всего ожидала встретить Шарлотту – здесь и в это время! Неужели и впрямь все так переменилось, что Шарлотта смогла вернуться в Париж?!
Как это всегда бывает после долгой разлуки, обе заговорили сбивчиво и торопливо.
– Я приезжала сюда несколько дней подряд, пыталась хоть что-то узнать, – сказала Шарлотта, – и уже отчаялась. И вдруг – ты!
– Я часто прихожу к нашему дому. Но откуда… Шарлотта быстро мотнула головой и приложила палец к губам.
– Я здесь под чужим именем и с фальшивым паспортом. Говорят, пока эмигрантам опасно появляться в Париже. Но я просто не могла удержаться, чтобы не приехать. Пять лет, как от вас нет вестей! – Она окинула сестру внимательным взглядом. – Я тебя едва узнала, ты стала совсем взрослая! Но так похудела, и этот наряд… Ну, иди же сюда, садись и поехали!
Шарлотта всегда была скупой как на улыбку, так и на слезы, и этот поток эмоций ошеломил Элиану. Она не сразу смогла прийти в себя от безумной радости, которую вызвала неожиданная встреча.
Когда молодая женщина забралась в карету и устроилась на кожаном сиденье, Шарлотта спросила уже более сдержанно и спокойно:
– Мама, папа, Этьен – они живы?
Элиана заглянула в глаза сестры, потом на мгновение опустила голову. Ее голос прозвучал печально и глухо:
– Этьен погиб в августе девяносто второго, а чуть позднее умерла мама. Отца арестовали в девяносто третьем и… никаких следов. Тогда все происходило… так быстро.
Шарлотта отвернулась, чтобы скрыть подступившие слезы. Потом обняла Элиану.
– После обо всем мне расскажешь… А ты? Значит, тебя не тронули?
– Мне удалось уцелеть.
Шарлотта провела рукою по щеке младшей сестры.
– Но тебе пришлось многое вынести, девочка, ведь так? Ну ничего, все позади. А где ты живешь? Впрочем, неважно, мы немедленно едем в гостиницу, где мы с Полем остановились.
– Поль тоже здесь?
– Конечно, не могла же я приехать одна. Он очень обрадуется, когда узнает, что я так быстро тебя нашла.
– Мне нужно заехать домой, – сказала Элиана, – и взять сына.
Серые глаза Шарлотты с удивлением и растерянностью уставились на сестру.
– Так ты осталась с ребенком, бедняжка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Как ни странно, Элиана не разделяла этого восторга. Она соглашалась с Эмилем, который сказал:
– Сколько же раз люди будут плевать в лицо собственным убеждениям?
Молодая женщина радовалась одному: теперь она могла, как мечтал Бернар, «пойти своею дорогой, какой бы трудной она ни была».
И она знала: понадобится еще немало сил, чтобы выжить, во всем разобраться и разглядеть на огромном небосклоне мира свет своей одинокой звезды.
ГЛАВА VIII
Вскоре, как и предсказывали некоторые мудрые люди, в стране началась страшная неразбериха. Диктатура рухнула, вернуться к тому, что было до Революции, Франция тоже уже не могла, и потому общественность пребывала в растерянности, не зная, какая судьба отныне ждет государство и его многострадальный народ. Колесо ненависти покатилось в другую сторону, и теперь начались гонения на бывших якобинцев. Повсюду бесчинствовали банды «золотой молодежи», нувориши устраивали бесстыдные оргии. Все традиции, казалось, были уничтожены, нравственные принципы безжалостно попирались. На смену подчеркнутой скромности пришла кричащая роскошь, люди стремились насладиться жизнью. Получив в руки кубок свободы, они спешили выпить его до дна и, опьяненные, забывали обо всем.
Те, кто во время Революции сумели нажить капитал, (а таких, особенно в буржуазной среде, оказалось немало) старались выгодно вложить свои средства – в предприятия, недвижимость. Теперь, когда никто не боялся приобретать собственность, особняки и конфискованное имущество эмигрантов и казненных дворян шли нарасхват.
Хорошенькие женщины спешили устроить свою судьбу: многие вдовы павших жертвами гильотины аристократов превратились в живое украшение салонов новоявленных хозяев жизни, иначе говоря, стали содержанками.
Дочери бывших дворян выходили замуж за сыновей банкиров, а уцелевшие отпрыски разорившихся знатных фамилий заключали брачные соглашения с наследницами богатых буржуа.
В жизни же большинства простых людей мало что изменилось: они так же голодали и мерзли, и считали гроши. В начале 1795 года Дезире родила мальчика, и они с Эмилем переехали в предместье Сент-Антуан, где Элиана регулярно навещала свою бывшую служанку, ныне ставшую верной подругой.
Сейчас она как никогда сильно ощущала одиночество. Элиана потеряла всякую связь с прежним кругом и понятия не имела, как войти в него снова, и в то же время те, кто окружал ее теперь, в немалой степени оставались для нее чужими.
Жизнь стала много ярче и веселей, открылись театры, рестораны, игорные дома, музеи, аттракционы, магазины, множество кафе, а между тем единственным развлечением, что осталось ей, были прогулки по Парижу. Случалось, молодая женщина поднималась на Монмартрский холм, прежде застроенный изящными, словно игрушечными домиками, с полными цветов балконами и зелеными палисадниками, потом спускалась по крутым улочкам, блуждала по ставшим неузнаваемыми местам и вспоминала: раньше здесь был маленький овощной рынок, а тут стояла торговка похожими на пышно завитые кудри городских модниц разноцветными гиацинтами, а на этом месте росли виноградные кусты.
А Маре, ее родной элегантный Маре, теперь напоминал драгоценную безделушку, проданную с аукциона и попавшую в руки того, кто совершенно не разбирается ни в хороших вещах, ни в искусстве. Вековые традиции этого прелестного уголка были забыты, отныне здесь властвовала новая жизнь.
И их особняк, особняк де Мельянов, с резьбой на фронтоне, облицованный серым мрамором, такой красивый и гордый, принадлежал неизвестно кому.
Все это было очень грустно, и все же, вглядываясь в поднимавшийся с Сены голубоватый туман, в золотистое свечение над башнями Нотр-Дам, шпилем Сент-Шапель и куполом Пантеона, Элиана думала: все возродится – и красота Парижа, и его величие.
Однажды, когда она в очередной раз проходила мимо родительского дома (Элиану неудержимо тянуло сюда, хотя это свидание с прошлым причиняло ей немалые страдания), ее окликнула какая-то женщина, высунувшаяся из остановившегося у тротуара фиакра.
– Мадемуазель, позвольте вас на минутку?
Элиана оглянулась и подошла.
– Да, я вас слушаю.
Женщина смотрела на нее с величайшей растерянностью и изумлением, не произнося ни слова, – Элиана не сразу поняла, что видит перед собой знакомое лицо, а потом неуверенно произнесла:
– Шарлотта?
– Элиана! – запинаясь, прошептала та. – Это ты, малышка? Ты жива?!
Элиана вскочила на подножку кареты, и сестры обнялись, а после, отстранившись, смотрели друг на друга во все глаза.
Молодая женщина меньше всего ожидала встретить Шарлотту – здесь и в это время! Неужели и впрямь все так переменилось, что Шарлотта смогла вернуться в Париж?!
Как это всегда бывает после долгой разлуки, обе заговорили сбивчиво и торопливо.
– Я приезжала сюда несколько дней подряд, пыталась хоть что-то узнать, – сказала Шарлотта, – и уже отчаялась. И вдруг – ты!
– Я часто прихожу к нашему дому. Но откуда… Шарлотта быстро мотнула головой и приложила палец к губам.
– Я здесь под чужим именем и с фальшивым паспортом. Говорят, пока эмигрантам опасно появляться в Париже. Но я просто не могла удержаться, чтобы не приехать. Пять лет, как от вас нет вестей! – Она окинула сестру внимательным взглядом. – Я тебя едва узнала, ты стала совсем взрослая! Но так похудела, и этот наряд… Ну, иди же сюда, садись и поехали!
Шарлотта всегда была скупой как на улыбку, так и на слезы, и этот поток эмоций ошеломил Элиану. Она не сразу смогла прийти в себя от безумной радости, которую вызвала неожиданная встреча.
Когда молодая женщина забралась в карету и устроилась на кожаном сиденье, Шарлотта спросила уже более сдержанно и спокойно:
– Мама, папа, Этьен – они живы?
Элиана заглянула в глаза сестры, потом на мгновение опустила голову. Ее голос прозвучал печально и глухо:
– Этьен погиб в августе девяносто второго, а чуть позднее умерла мама. Отца арестовали в девяносто третьем и… никаких следов. Тогда все происходило… так быстро.
Шарлотта отвернулась, чтобы скрыть подступившие слезы. Потом обняла Элиану.
– После обо всем мне расскажешь… А ты? Значит, тебя не тронули?
– Мне удалось уцелеть.
Шарлотта провела рукою по щеке младшей сестры.
– Но тебе пришлось многое вынести, девочка, ведь так? Ну ничего, все позади. А где ты живешь? Впрочем, неважно, мы немедленно едем в гостиницу, где мы с Полем остановились.
– Поль тоже здесь?
– Конечно, не могла же я приехать одна. Он очень обрадуется, когда узнает, что я так быстро тебя нашла.
– Мне нужно заехать домой, – сказала Элиана, – и взять сына.
Серые глаза Шарлотты с удивлением и растерянностью уставились на сестру.
– Так ты осталась с ребенком, бедняжка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130