Он еще не сказал, где они поселятся по возвращении в Париж, будет ли у них общий дом, и это немного беспокоило молодую женщину.
И потом… было еще кое-что, о чем она не могла говорить с Максимилианом. Элиана очень скучала по своему маленькому сыну, которого пришлось оставить на попечение Дезире. Она и не помышляла ехать без него, но Максимилиан очень рассудительно объяснил ей, что такое дальнее и длительное путешествие опасно для ребенка, и молодая женщина была вынуждена согласиться. К слову сказать, видя отношение Максимилиана к мальчику, Элиана лишний раз убеждалась в том, что поступила правильно. Законный брак был невозможен, и молодая женщина подозревала, что ее возлюбленный тоже всерьез на это не рассчитывал. Что же касается ее сына, Максимилиан ни разу не пожелал взглянуть на него и вообще не упоминал о ребенке. Элиана думала, что дело не в неприязни, просто он был равнодушен к маленькому созданию, казавшемуся ему непонятным и чужим. Но для нее-то Ролан был своим, и она его очень любила. И не собиралась жертвовать этой любовью даже ради Максимилиана.
Они прибыли в Америку и посетили столицу Соединенных Штатов Филадельфию. Это был необычный с точки зрения европейца город с длинными симметричными улицами, домами из красного кирпича и оживленным портом.
К удивлению Элианы, они встретили в этом городе множество своих соотечественников. Французы старались держаться все вместе и почти фанатично цеплялись за привезенные с родины обычаи и привычки. Обуреваемые тоскою по Франции, они пытались создать маленький искусственный Париж, призрачный город своей мечты, и упорно не хотели верить рассказам Элианы и Максимилиана об оргиях и балах нуворишей и их породнении со старой аристократией.
Мир, в котором жили эмигранты, напоминал Элиане сон о старых временах, сон, в котором все кажется до боли нереальным, и молодая женщина не знала, что было лучше: остаться во Франции и пережить все те ужасы, что пережила она, или поселиться здесь, вдали от земли, взрастившей тебя, земли своей мечты и любви, зная, что никогда не вернешься обратно, потому что все, что ты там имел и оставил, погибло. Она не смогла бы ответить на вопрос, что страшнее: увидеть воочию, как изменилась родина, или представлять ее прежней, но только в мыслях.
Элиана не слишком хорошо чувствовала себя в этом обществе, она желала уединения и покоя, и Максимилиан соглашался с нею. Они отправились путешествовать по побережью и наконец остановились в маленьком городке, расположенном в серповидной бухте и издалека казавшемся похожим на пестрое одеяло: лоскутки красных черепичных крыш среди моря зеленых деревьев. Выше были зеленовато-серые горы и бездонная синева небес, а внизу сверкал океан; живой, колышущийся, прохладный, он поблескивал волнами, точно огромная рыба – золотисто-синей чешуей.
Они сняли сложенный из желто-коричневого, ноздреватого ракушечника и побеленный известкой домик на окраине городка. Внутри было небогато: занавески из набивного ситца, старая ореховая мебель – буфет, стол, стулья, кровать. В небольшом саду цвели клумбы и росло несколько фруктовых деревьев. Домик скрывали заросли кустарника, в гуще которого прятались тени, а на поверхности играло солнце, расцвечивая листву различными оттенками, от лимонного до золотого.
Первое время Максимилиан и Элиана жили очень уединенно; они по обыкновению рано вставали и уходили бродить по склонам гор. Возвращались под вечер, усталые и счастливые, опаленные солнцем, с полевыми цветами в волосах, приводили себя в порядок и отдыхали, любуясь струившимся в окна закатом, а ночью предавались страсти и любви.
Позднее они стали появляться в городке; прогуливались по набережной, где молодая женщина восторгалась длинноносыми лодками, быстро скользящими по волнам залива, яхтами с яркими флагами и парусами, напоминавшими лебяжьи крылья, которые заходящее солнце любовно раскрашивало в нежно-розовые и золотистые тона.
Блуждали по узким улочкам, спускались по высеченным в скале ступенькам, придерживая шляпы, чтобы их не унесло порывом океанского ветра. Они шли вниз, а справа и слева тянулись белые стены домов, сверху – полоса красных крыш, кое-где заслоненная зеленью деревьев. Покупали на рынке фрукты, засахаренные каштаны и миндаль…
По воскресеньям ходили в церковь, стоявшую на центральной площади в прохладной, душистой тени пирамидальных кипарисов, раскинувших в стороны ветви с сизовато-зеленой хвоей, немного печальных, чутких к малейшему дуновению ветра. Элиане нравились эти смолистые деревья, исполненные таинственного готического благородства.
Они почти ни с кем не общались, они были одни, они были вдвоем. И хотя сквозь обволакивающее душу ощущение умиротворенности все чаще прорывалось чувство тоски по Франции и сыну, Элиана понимала, что путешествие пошло ей на пользу: она стала улыбчивей и веселей, похорошела и посвежела, а главное – молодая женщина наконец-то полностью осознала, что перешла ту грань, которая отделяла прошлое от будущего. Теперь она могла смотреть вперед.
Ей необходимо было окунуться в этот незнакомый мир, очутиться на краю земли, чтобы избавиться от боли и понять, что делать дальше.
Элиана мечтала поскорее вернуться в Париж, но она знала, что всегда будет помнить это побережье, таинственный шум трав в ночи, грозное дыхание невидимого во тьме океана, свои разговоры с Максимилианом и его горячие объятия. Здесь, в Америке, молодой женщине казалось, будто жизнь течет далеко-далеко, за какой-то стеной, и ее не стоит бояться. Здесь возлюбленный принадлежал только ей.
И вот настал час отъезда. Приближался конец века, загадочный рубеж, когда время то несется быстрой рекой, увлекаемое вихрем перемен, то словно замирает в момент осмысления итогов, в секундах прощания с былым – перед началом новой жизни.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА I
Новая спальня Элианы де Мельян была просторной и красивой: большое, занимавшее почти всю стену окно с видом на Пале-Рояль, гладкие белые стены, лепной потолок, узорчатый паркет. Из мебели – широкая низкая кровать с белоснежными атласными подушками, тонкими простынями и одеялом на лебяжьем пуху, изящный туалетный столик с овальным зеркалом, мягкие кресла и пуфы. В облицованном белым мрамором камине пылал яркий огонь.
Едва часы в соседнем помещении пробили семь, молодая женщина соскользнула с постели, потянулась, выгибая шею и красивые округлые плечи. Нерасчесанные густые светлые волосы волнами падали на бледно-розовое кружево сорочки, поверх которой она накинула белый атласный пеньюар с широкими рукавами.
Она раздвинула шелковые шторы, в спальню проник свет, и комната сразу наполнилась воздухом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130