Они смотрели друг на друга не более минуты, но казалось, будто прошла целая вечность.
– Здравствуйте, Элиана, – тихо произнес Максимилиан, и она так же негромко ответила:
– Здравствуйте.
Наступила пауза, затем Элиана предложила гостю сесть.
– Сколько же прошло лет? – сказал он, не сводя с нее задумчиво-печального взгляда.
– Шесть, – ответила она и, заметив, что Максимилиан хочет о чем-то спросить, промолвила: – Не надо меня ни о чем расспрашивать и не стоит рассказывать о том, как вы жили все эти годы. Лучше скажите, что вы намерены делать теперь? Вы вернулись во Францию насовсем?
– Пока – лишь на время. Но я вернусь через год, через два, как получится.
– С кем вы теперь? – спросила Элиана.
– Ни с кем. Я был с роялистами до тех пор, пока верил, что союз с другими монархиями может спасти страну. Я служу не Бурбонам, а Франции, и надеюсь, когда-нибудь к власти придут люди, способные оценить мои стремления и возможности.
– Мой отец тоже хотел служить во благо государства и народа, – сказала Элиана. В ее голосе звучали разочарование и грусть.
Максимилиан кивнул.
– Да, мне очень жаль наших отцов. Я бы не назвал их патриотами, это были, скорее, романтики старого времени. Наше поколение более расчетливо, а они служили лишь во имя своей веры, веры в будущее страны и короля. Теперь таких людей не осталось. – Он помолчал, а потом прибавил: – Чего я не могу простить якобинцам, так это того, что они убили в людях веру, веру в Бога. Проще восстановить разрушенный город и превратить пустыню в цветущий сад, чем возродить в человеке утраченную веру.
– Откуда вам знать? Ведь вы не священник.
– Неважно. Я уважаю служителей церкви, но я не стал бы возлагать на них столь непосильную задачу. Вера, она ведь, как и любовь, рождается в сердце неведомо отчего и умирает зачастую прежде гибели самого человека. Свет души меркнет – вот и все. Тут вам повезло, Элиана, этого вы не потеряли, я прав?
Молодая женщина ничего не ответила, только приподняла тонкие брови, и ее глаза из-под черных, прямых как стрелы ресниц блеснули холодком.
– Что же, по-вашему, спасет Францию? – спросила она через некоторое время.
Максимилиан невесело усмехнулся.
– Если народ разуверился в Небесном Спасителе, значит, нужен тот, кто заменит его на земле. Провидец, гений, человек, могущий повести людей за собой, тот, кто заставит страну сделать решительный шаг, гигантский прорыв в будущее.
– И будут жертвы? – прошептала Элиана, а Максимилиан спокойно ответил:
– Этого не избежать.
– И вы способны поверить в божественное предназначение личности?
– Я – нет, но люди поверят. И если они увидят воображаемый нимб над головой своего вождя, все будет в порядке.
– Но ведь это обман, греза?
– Вся жизнь есть сон, Элиана. И мы всегда будем сожалеть о прошлом и грезить о будущем, сколько б ни минуло веков.
– Vana somnia, – прошептала молодая женщина.
– Но ваш сон сбудется, я уверен, – сказал Максимилиан, но Элиана вновь не дала перевести разговор на их отношения:
– А вы хотели бы стать такой личностью? – полушутливо спросила она, хотя ее взгляд оставался серьезным.
Максимилиан рассмеялся.
– К счастью, я пережил подобные мечты! Теперь я слишком хорошо понимаю, что гений истории – есть ее жертва.
И еще нужно быть немного романтиком, Элиана; боюсь, что у меня недостаточно горячее сердце.
Когда он произнес эти слова, молодая женщина почему-то вспомнила Бернара, бросившегося в сражение со смертью с небольшим ножичком в руке. Бернар! Она часто думала об их единственной ночи. О, она провела бы еще одну такую ночь, тысячу таких ночей! Что-то подсказывало Элиане, что она могла бы быть очень счастлива с этим человеком.
А Максимилиан продолжал:
– Пока мне придется побыть не у дел, и я хочу вернуться за границу. Когда я узнал, что вы живы, то решил приехать в Париж и предложить вам стать моей женой.
Что-то мелькнуло в ее взоре, точно свет в ночи, но она не проронила ни слова.
Только теперь, при встрече с Максимилианом, Элиана поняла, как сильно изменилась. Она смотрела на себя его глазами и видела другую женщину, к которой еще не успела привыкнуть, которую не знала так хорошо, как ту, прежнюю. И ей еще предстояло разобраться в себе.
Она почувствовала, что прошлое наконец превратилось из живой боли в воспоминание – она сумела выбраться на берег из бурлящей реки и смогла увидеть горизонт.
– Мне казалось, вы любили меня, – сказал Максимилиан. – Возможно, тогда вас привлекало во мне что-то внешнее.
– Да, – медленно произнесла Элиана, – в моих глазах вы выглядели сказочным принцем, во многом я любила вас за вашу внешность. Но в этом нет ничего удивительного, ведь людям свойственно любить все красивое, необычное.
Максимилиан улыбнулся.
– А между тем красота – самое хрупкое и преходящее, что есть на земле. Ее век недолог. Мы бессильны перед временем и пространством, хотя, что мы, если даже то, что вырублено в граните, рано или поздно исчезнет без следа, даже самая высокая гора на земле – пылинка в океане Вселенной. Но страшнее другое: порою человек не в силах повлиять на природу важных для него вещей, на ход неразрывно связанных с его жизнью событий. Но чувства – их можно сберечь, и я сохранил их, те чувства, о которых писал в своем письме.
– В письме? – переспросила она.
– Да, в письме, которое я просил вам передать. Ваша сестра Шарлотта сказала мне… Вы не помните?
Элиана покачала головой. Она смотрела в ту таинственную даль, куда не может проникнуть свет ни одной, даже самой яркой звезды, которая доступна лишь взору человеческой души. И Максимилиан любовался точеными чертами лица молодой женщины, необыкновенным сочетанием хрупкости и силы, которое сейчас присутствовало в ее облике.
– И вы писали о том, что любите меня?
– Да, – вымолвил он и поцеловал руку Элианы, – я и теперь вас люблю.
Она замолчала – ее чувства были обострены до предела – потом сказала:
– Но я уже не та, что прежде.
– Я знаю, – отвечал Максимилиан, – вы были замужем и потеряли мужа, у вас есть ребенок, и вам очень многое пришлось пережить.
Элиана склонила голову.
– Я виновата перед Этьеном. Я не любила его, и меня мало интересовали его чувства. Он казался мне бездеятельным, неинтересным, я ничего не хотела о нем знать и не давала ему возможности узнать меня.
Максимилиан накрыл ее пальцы своими.
– Но вы же не виноваты в том, что случилось! У вас остался сын – единственный отпрыск рода де Талуэ. В конце концов, я неплохо знал Этьена и охотно помогу вам воспитать его ребенка.
– Нет, – сказала Элиана, – нет. Все не так, все намного сложнее.
Подняв взор, Максимилиан увидел, что ее карие глаза горят лихорадочным внутренним огнем. На миг в них появилось отчаянное пронзительное выражение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130