Впрочем, они у нее были, когда она жила с Этьеном, тогда она могла притворяться, но потом… С Максимилианом все было по-другому, и Элиана спрашивала себя: «Отчего женщина столь бессильна перед своими чувствами? Или человек всегда становится слабым, если боится что-то потерять?»
Она нашла взглядом возлюбленного – он беседовал в мужском кругу и не смотрел на нее.
Элиана долго наблюдала за ним и вдруг поняла, чем он отличается от Бернара: она могла представить Максимилиана на дипломатической арене, в аристократическом салоне, верхом на коне в Булонском лесу, где угодно, но только не на войне.
Она также заметила скрытое противостояние между гражданскими лицами и военными и сказала об этом своему любовнику, когда они вернулись в гостиницу.
– Да, – согласился Максимилиан, – это обычное дело. Военные не очень-то нас любят, для них мы – «министерские крысы», «взяточники», «подлецы».
– А вы правда берете взятки? – поинтересовалась Элиана, и он от души расхохотался, а потом шутливо произнес:
– В наше время, дорогая, взятки берут даже короли. И после прибавил, уже серьезно:
– Собственно, я тоже не слишком высокого мнения о военных, по крайней мере, о некоторых из них. Что такое солдат? Это не человек, а существо, подчиняющееся приказам, зависящее от чужой воли.
– Но среди них есть и таланты, и герои!
– Я этого не отрицаю и также согласен с тем, что в наше время война – историческая необходимость. В данный момент только таким способом можно добиться мира и процветания для страны.
Он пустился в рассуждения, но Элиана, что случалось крайне редко, не слушала его. Она сидела, подперев руками пламенеющие румянцем щеки, и смотрела куда-то невидящими, печальными глазами.
Максимилиан подошел сзади и положил руки ей на плечи.
– Похоже, ты недовольна поездкой?
– Нет, – задумчиво отвечала она, – я ни о чем не жалею.
– Но ты грустишь.
Элиана поймала его руку и прижала ладонью к своей щеке – доверительный, нежный жест. А потом произнесла то, что, по крайней мере, являлось чистейшей правдой:
– Я скучаю по своему сыну.
ГЛАВА III
Хотя по возвращении в Париж Элиана чувствовала себя далеко не блестяще, она ни с кем не делилась своими мыслями и переживаниями. В последнее время Максимилиан стал чаще задерживаться на службе, но она не огорчалась и не выговаривала ему. Приезжал Арман Бонклер, и молодая женщина держалась с ним холодно и резко, решительно отвергая все ухаживания, и в конце концов попросила больше не наносить ей визитов.
Элиана сократила количество приемов, но Максимилиан, похоже, ничего не заметил; в последнее время он, казалось, вообще мало интересовался тем, что касалось их совместной жизни.
В те дни газеты уделяли достаточно внимания тому, чем занят генерал Бонапарт, и вот однажды Элиана узнала, что 19 мая был дан сигнал к отплытию флотилии из Тулона в Египет.
Она так и не рассказала Максимилиану о своей встрече с Бернаром, полагая, что это может привести к ненужным осложнениям. Молодая женщина не догадывалась, что ее любовник в свою очередь не был полностью откровенен с нею.
Например, Элиана не знала, что вскоре после возвращения из Тулона Максимилиана вызвал к себе его непосредственный начальник, господин Рюмильи.
Разговор происходил в знаменитом на весь Париж доме на улице Гренель – в те годы там размещалось министерство внешних сношений Франции. Это был построенный в классическом стиле трехэтажный особняк, фасад которого украшали десятиметровые колонны и высокий длинный балкон.
Максимилиан вошел в кабинет и коротко поклонился. Потом посмотрел на начальника.
Господину Рюмильи исполнилось пятьдесят лет; ему довелось служить еще в Королевском министерстве иностранных дел, и он давно изучил все тонкости своей профессии. Его внешность обращала на себя внимание: выпуклый лоб, прямой крупный нос, зачесанная назад грива седых волос, умный властный взгляд светлых глаз, сурово сомкнутые губы.
– Садитесь, Максимилиан, – сказал он, указывая на кресло.
Тот сел, не опуская взора, в котором не было подобострастия, лишь холодноватое почтение к патрону. Максимилиан знал, что Рюмильи не за что его отчитывать. И сегодняшнюю встречу он понимал так: две уважающие друг друга стороны садятся за стол переговоров.
Они обсудили текущие дела, затем господин Рюмильи заметил:
– Вы ловкий человек, Максимилиан. За столь короткий срок прошли уже три ступени нашего ведомства и наверняка полны самых смелых планов!
В глазах Максимилиана промелькнуло выражение согласия. «Ловкий» звучало не очень хорошо, он предпочел бы называться талантливым, но это не влияло на суть дела.
Да, он был умным человеком, человеком тонкого расчета, умеющим предугадывать события политической истории.
Десять лет назад он примкнул к первой волне эмиграции и сумел спасти большую часть своего состояния, что удалось сделать немногим. Вскоре порвал с роялистами, почувствовав, что их время прошло, и выжидал до тех пор, пока не уловил, куда дует ветер. Он начал служить Директории не сразу, а когда на горизонте появились люди, понимающие, сколь недолговечен этот режим, и вместе с ними принялся готовить почву для очередных преобразований. Он не сомневался, что следующей силой, способной захватить власть, станет верхушка армии, и был уверен, что сохранит пост и при новом правительстве.
Когда не удавалось повлиять на обстоятельства, Максимилиан умел так приспособиться к ним, что казалось, будто трудности – всего лишь своеобразные ступени, по которым он год от года поднимался к успеху. Он, едва ли не единственный в этом пропитанном духом продажности ведомстве, ничем себя не запятнал, и иногда его сравнивали с легким светлым кораблем, плавно скользящим по волнам жизни вперед и вперед, вслед за своей звездой.
– Вы никогда не совершали ошибок, ведь так, Максимилиан?
Максимилиан позволил себе улыбку.
– Не думаю. Как всякий человек…
– В первую очередь вы – политик, – веско произнес Рюмильи. – Вы понимаете, что это значит?
– Конечно.
– Мне хорошо известны ваши способности: вы отличный служащий, вы умны и честны, и преданны делу. Но сейчас я намерен поговорить о другом, – Рюмильи сделал паузу, во время которой Максимилиан чуть заметно кивнул в знак согласия. – По долгу службы я интересуюсь жизнью своих сотрудников и знаю о них, может быть, даже больше, чем положено знать. Например, мне известно, что вы состоите в связи с одной особой…
Когда патрон произнес «с особой», Максимилиан насторожился. Это не предвещало ничего хорошего. Еще никто и никогда не говорил об Элиане как об «особе». Она была дамой, причем дамой из высшего общества. И если ее перестали считать таковой, значит, он упустил из виду что-то важное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130