И то, и другое имело бы один результат: я вместе с
машиной рухнул бы вниз, на ждущие свою жертву острые обломки скал. Потом я
услыхал слабое потрескивание и проклял себя за легкомыслие, за то, что не
проверил, нет ли в середине бруса дырки от выпавшего сучка... Но вот,
наконец, машина въехала на карниз, я сбросил газ и чуть-чуть повернул руль
вправо. "Тойота" шлепнулась на правые колеса, качнулась на мягкой подвеске
и замерла. Я вытер пот, заливавший мне глаза, и откинулся на спинку
сидения.
Однако, долго отдыхать было некогда, надо было заметать следы. Я
отогнал "тойоту" на несколько десятков метров дальше по карнизу, поставил
ее за кустами так, чтобы машину нельзя было заметить с противоположной
стороны ущелья. Потом вернулся к своему "мосту", проверил, не сдвинулся ли
он с места, и, убедившись в полной его исправности, перешел назад, на
дорогу, по которой приехал. Разрушив "трамплин", я вернулся на карниз и
сбросил брус в расселину, причем он своим концом раздвинул удерживающие
его бордюрные камни так, что создавалось впечатление, будто их разворотила
свалившаяся в пропасть машина. Подумав, я вынул из багажника запасное
колесо, облил его бензином из канистры, поджег и бросил вслед за брусом.
Через несколько секунд из каньона повалил густой черный дым, пробиваясь
сквозь плотно сомкнутые кроны елей, росших на дне. И тут я услыхал звук
работающего на повышенных оборотах двигателя.
Я отскочил от края карниза и лег за большим валуном так, чтобы,
оставаясь незамеченным, наблюдать за площадкой в конце дороги на
противоположной стороне расщелины. Через минуту из-за поворота появился
белый "мерседес".
Не заглушив двигатель, из него вышли три человека, четвертый остался
внутри, на заднем сидении. Никого из тех, которых я мог рассмотреть, я
прежде не встречал. Они подошли к куче строительного мусора и камней,
осмотрели край обрыва, где лежали раздвинутые бордюрные камни, наклонились
к следам протекторов "тойоты", отпечатавшимся на пыльной дороге. Я молил
небо, чтобы они не заметили среди них отпечатки моих ног. Впрочем, вряд ли
они смогли бы отличить их от многочисленных следов, оставленных
побывавшими здесь дорожными рабочими. Потом двое из них подошли к самому
краю и, наклонившись, пытались рассмотреть что-то на дне, но в темноте
провала были видны лишь густые заросли кустарника и верхушки елей, из-под
которых валили клубы черного дыма. Я надеялся, что мои преследователи не
захватили с собой альпинистское снаряжение. Без веревок, кошек и крючьев
спуститься в каньон в этом месте было практически невозможно. Постояв у
края, все трое сели в машину и несколько минут о чем-то совещались. Потом,
с трудом развернувшись на узкой дороге, "мерседес" уехал, и звук его
мотора постепенно стих вдали.
Я вышел из своего убежища и через полчаса выехал на грунтовую дорогу,
ведущую к Блейквессли, городку, расположенному в двадцати километрах южнее
магистрального шоссе.
9
Большие дети - большие хлопоты.
Поговорка
Переночевав в маленькой гостинице на центральной улице Блейквессли, я
ранним утром выехал из городка. Проехав примерно пятнадцать километров по
узкому, но содержащемуся муниципальными властями здешнего фюльке [фюльке -
территориальная единица Норвегии] в образцовом порядке шоссе, я снова
оказался на магистрали, идущей от Осло почти через всю Норвегию и после
Шиботна сворачивающую на юго-восток, к границе с Финляндией. Но так далеко
ехать на машине я не собирался. Не говоря уже о том, что я мог со своей
"тойотой" цвета бычьей крови снова попасть в поле зрения моих противников,
путь мой лежал гораздо ближе. Поэтому, когда добравшись до портового
городка Му, я купил железнодорожный билет на Будё, конечный пункт той
самой магистрали, в вагоне-ресторане которой я совсем недавно лакомился
десертом из клубники и сыра. Многострадальную "тойоту" я оставил на
платной стоянке, заплатив за неделю вперед. За щетку стеклоочистителя я
засунул записку с телефоном и адресом прокатной конторы, в которой взял
машину. По истечении срока персонал стоянки обнаружит этот листок,
позвонит по телефону в Тронхейм, и те пришлют кого-нибудь забрать машину
или распорядятся ее судьбой как-нибудь иначе по собственному усмотрению.
Моя совесть была чиста - возможные убытки, включая сожженное колесо, с
лихвой компенсировались размером залога, который я оставил, нанимая машину
на месяц. Даже если он их не удовлетворит, вряд ли владельцы фирмы проката
станут заявлять в полицию и расклеивать плакаты с моими приметами на
стенах придорожных кафе.
Через два часа я уже был в Будё. На этот раз никто не демонстрировал
мне в поезде дуло пистолета и не пытался сбросить меня под колеса вагона.
На меня, насколько я мог заметить, вообще никто не обращал внимания. То ли
мой свитер и кейс со снастями делали меня неотличимым от идущих косяками,
как сельдь во время сезонных миграций, любителей рыбной ловли, то ли мои
преследователи окончательно уверовали в то, что мои кости тлеют на дне
каньона в диких горах, но только несмотря на все обычные приемы проверки -
внезапные остановки для завязывания шнурков, рассматривание отражений в
витринах, возвращение после заворачивания за угол, - я не обнаружил ни на
вокзале, ни во время хождения по городу никаких признаков слежки. Однако,
только к вечеру я рискнул позвонить по телефону, чтобы убедиться, что явка
в Будё не провалена.
Хозяином квартиры был седой, как лунь, пенсионер-норвежец,
напоминающий широкой бородой Хемингуэя. Еще во время войны он помогал
бежавшим из лагеря советским военнопленным, и завязавшуюся с той поры
дружбу с русскими не могли поколебать никакие перемены политического курса
советского и норвежского правительств. Люди такого сорта хранят верность
друзьям, а не отвлеченным идеям. Он был готов помочь мне, как помогал
сорок пять лет назад изможденному от голода стриженому русскому пареньку,
знавшему десяток слов по-немецки, которого потом срезал снайпер-эсэсовец
во время боя в порту, когда отряд норвежского Сопротивления пытался
воспрепятствовать погрузке никелевого концентрата, необходимого для
выплавки брони "королевских тигров".
Он молча выслушал мою просьбу, и пока я пил сваренный им отличный
кофе, написал записку, в которой, как он объяснил на ломаном английском,
рекомендовал меня, своего хорошего знакомого и любителя-рыболова,
владельцу маленького рыбачьего судна и своему родственнику Олафу
Кристенсену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
машиной рухнул бы вниз, на ждущие свою жертву острые обломки скал. Потом я
услыхал слабое потрескивание и проклял себя за легкомыслие, за то, что не
проверил, нет ли в середине бруса дырки от выпавшего сучка... Но вот,
наконец, машина въехала на карниз, я сбросил газ и чуть-чуть повернул руль
вправо. "Тойота" шлепнулась на правые колеса, качнулась на мягкой подвеске
и замерла. Я вытер пот, заливавший мне глаза, и откинулся на спинку
сидения.
Однако, долго отдыхать было некогда, надо было заметать следы. Я
отогнал "тойоту" на несколько десятков метров дальше по карнизу, поставил
ее за кустами так, чтобы машину нельзя было заметить с противоположной
стороны ущелья. Потом вернулся к своему "мосту", проверил, не сдвинулся ли
он с места, и, убедившись в полной его исправности, перешел назад, на
дорогу, по которой приехал. Разрушив "трамплин", я вернулся на карниз и
сбросил брус в расселину, причем он своим концом раздвинул удерживающие
его бордюрные камни так, что создавалось впечатление, будто их разворотила
свалившаяся в пропасть машина. Подумав, я вынул из багажника запасное
колесо, облил его бензином из канистры, поджег и бросил вслед за брусом.
Через несколько секунд из каньона повалил густой черный дым, пробиваясь
сквозь плотно сомкнутые кроны елей, росших на дне. И тут я услыхал звук
работающего на повышенных оборотах двигателя.
Я отскочил от края карниза и лег за большим валуном так, чтобы,
оставаясь незамеченным, наблюдать за площадкой в конце дороги на
противоположной стороне расщелины. Через минуту из-за поворота появился
белый "мерседес".
Не заглушив двигатель, из него вышли три человека, четвертый остался
внутри, на заднем сидении. Никого из тех, которых я мог рассмотреть, я
прежде не встречал. Они подошли к куче строительного мусора и камней,
осмотрели край обрыва, где лежали раздвинутые бордюрные камни, наклонились
к следам протекторов "тойоты", отпечатавшимся на пыльной дороге. Я молил
небо, чтобы они не заметили среди них отпечатки моих ног. Впрочем, вряд ли
они смогли бы отличить их от многочисленных следов, оставленных
побывавшими здесь дорожными рабочими. Потом двое из них подошли к самому
краю и, наклонившись, пытались рассмотреть что-то на дне, но в темноте
провала были видны лишь густые заросли кустарника и верхушки елей, из-под
которых валили клубы черного дыма. Я надеялся, что мои преследователи не
захватили с собой альпинистское снаряжение. Без веревок, кошек и крючьев
спуститься в каньон в этом месте было практически невозможно. Постояв у
края, все трое сели в машину и несколько минут о чем-то совещались. Потом,
с трудом развернувшись на узкой дороге, "мерседес" уехал, и звук его
мотора постепенно стих вдали.
Я вышел из своего убежища и через полчаса выехал на грунтовую дорогу,
ведущую к Блейквессли, городку, расположенному в двадцати километрах южнее
магистрального шоссе.
9
Большие дети - большие хлопоты.
Поговорка
Переночевав в маленькой гостинице на центральной улице Блейквессли, я
ранним утром выехал из городка. Проехав примерно пятнадцать километров по
узкому, но содержащемуся муниципальными властями здешнего фюльке [фюльке -
территориальная единица Норвегии] в образцовом порядке шоссе, я снова
оказался на магистрали, идущей от Осло почти через всю Норвегию и после
Шиботна сворачивающую на юго-восток, к границе с Финляндией. Но так далеко
ехать на машине я не собирался. Не говоря уже о том, что я мог со своей
"тойотой" цвета бычьей крови снова попасть в поле зрения моих противников,
путь мой лежал гораздо ближе. Поэтому, когда добравшись до портового
городка Му, я купил железнодорожный билет на Будё, конечный пункт той
самой магистрали, в вагоне-ресторане которой я совсем недавно лакомился
десертом из клубники и сыра. Многострадальную "тойоту" я оставил на
платной стоянке, заплатив за неделю вперед. За щетку стеклоочистителя я
засунул записку с телефоном и адресом прокатной конторы, в которой взял
машину. По истечении срока персонал стоянки обнаружит этот листок,
позвонит по телефону в Тронхейм, и те пришлют кого-нибудь забрать машину
или распорядятся ее судьбой как-нибудь иначе по собственному усмотрению.
Моя совесть была чиста - возможные убытки, включая сожженное колесо, с
лихвой компенсировались размером залога, который я оставил, нанимая машину
на месяц. Даже если он их не удовлетворит, вряд ли владельцы фирмы проката
станут заявлять в полицию и расклеивать плакаты с моими приметами на
стенах придорожных кафе.
Через два часа я уже был в Будё. На этот раз никто не демонстрировал
мне в поезде дуло пистолета и не пытался сбросить меня под колеса вагона.
На меня, насколько я мог заметить, вообще никто не обращал внимания. То ли
мой свитер и кейс со снастями делали меня неотличимым от идущих косяками,
как сельдь во время сезонных миграций, любителей рыбной ловли, то ли мои
преследователи окончательно уверовали в то, что мои кости тлеют на дне
каньона в диких горах, но только несмотря на все обычные приемы проверки -
внезапные остановки для завязывания шнурков, рассматривание отражений в
витринах, возвращение после заворачивания за угол, - я не обнаружил ни на
вокзале, ни во время хождения по городу никаких признаков слежки. Однако,
только к вечеру я рискнул позвонить по телефону, чтобы убедиться, что явка
в Будё не провалена.
Хозяином квартиры был седой, как лунь, пенсионер-норвежец,
напоминающий широкой бородой Хемингуэя. Еще во время войны он помогал
бежавшим из лагеря советским военнопленным, и завязавшуюся с той поры
дружбу с русскими не могли поколебать никакие перемены политического курса
советского и норвежского правительств. Люди такого сорта хранят верность
друзьям, а не отвлеченным идеям. Он был готов помочь мне, как помогал
сорок пять лет назад изможденному от голода стриженому русскому пареньку,
знавшему десяток слов по-немецки, которого потом срезал снайпер-эсэсовец
во время боя в порту, когда отряд норвежского Сопротивления пытался
воспрепятствовать погрузке никелевого концентрата, необходимого для
выплавки брони "королевских тигров".
Он молча выслушал мою просьбу, и пока я пил сваренный им отличный
кофе, написал записку, в которой, как он объяснил на ломаном английском,
рекомендовал меня, своего хорошего знакомого и любителя-рыболова,
владельцу маленького рыбачьего судна и своему родственнику Олафу
Кристенсену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74