И слезы навернулись на ее глаза.
– Он не любил сражаться, – тихо сказала она, – он верил, что если тем, кто хочет войны, дать возможность убивать друг друга, то на земле воцарится мир и покой. Он предлагал нам остаться в стороне от этой междоусобицы, но он должен был поддерживать моего отца, своего лорда, которому всегда был верен. Он был очень храбрым.
– Да, как и все в Эденби, – ровно сказал Тристан, и повернулся к Гаю, – Генрих должен быть благодарен вам, сэр, за то, что вы перешли на его сторону и так храбро сражались.
Гай не ответил. Тристан схватил Женевьеву за запястье.
– Мы отъезжаем теперь же, миледи!
– Теперь!
– Да, миледи, – он слегка наклонил голову. В голосе его все еще были гневные ноты, в прикосновении она чувствовала еле сдерживаемую ярость.
– Тесс сложила мои вещи. Зимний день короток, нам нужно проехать много миль до первого ночлега. Милорд, я полагаю, что вы готовы к тому, чтобы выехать?
Тот кивнул. Тристан пошел к выходу, крепко держа Женевьеву за руку и гремя сапогами по каменному полу.
Отряд уже собрался во дворе. Леди Эдвина стояла в дверях со старым Грисвальдом, Мэттью и несколькими другими словами, собираясь поднести прощальный кубок.
Тристан не выпускал руки Женевьевы, пока они не вышли во двор. Гай молча следовал за ними, и Женевьева не осмеливалась глянуть в его сторону.
Лорд Гиффорд подошел к ней и вежливо сказал, что ему очень хотелось бы увидеть ее снова. Томас Тайдуэлл по-братски обнял и поблагодарил ее за оказанное гостеприимство. Женевьева только слабо улыбнулась в ответ, ибо знала, что Тристан может возразить, что это вовсе не ее заслуга.
Эдвина стояла рядом, печальная от того, что они так скоро уезжают. Тристан был мрачен, даже обращаясь к Эдвине, он сказал, что погода начинает портиться и им нужно наверстать упущенное время, потом вскочил на Пирожка и конь резво скакнул в сторону Женевьевы. Тристан пристально посмотрел на нее сверху, в его глазах все еще читалось обвинение. Она ответила ему твердым взглядом. Он холодно поклонился.
– Миледи, вы несвободны больше, – он глянул поверх ее головы и обернувшись, Женевьева увидела Тибальда, стоявшего, скрестив руки на груди.
И ее сердце, казалось, перестало биться. Теперь ее снова будут держать взаперти. Тибальд получил приказ. Возможно, что он будет спать у ее дверей, время от времени меняясь местами с Роджером де Трейном.
Она обернулась и посмотрела на Тристана, облизывая сухие губы и попыталась что-то сказать ему:
– Тристан, я не…
Он низко наклонился к ней и хрипло прошептал:
– Миледи, берегитесь, если я снова застану вас с ним, то отхлещу плетью с превеликим удовольствием. А его, клянусь, убью. Берегитесь, я предупредил вас.
Он выпрямился и крикнув, поднял руку. И отряд стуча подкованными копытами, проскакал к воротам замка.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Во время путешествия в Лондон, Тристан старался находиться в компании лорда Гиффорда, и избегал сэра Гая.
Его гнев был настолько силен, что по ночам он долго не мог уснуть, лежа с открытыми глазами и едва сдерживаясь, чтобы не встать, не разбудить Гая и не избить его голыми руками.
Он не слышал, что было сказано между Женевьевой и Гаем, но он видел их вместе в пустой часовне, и этого было достаточно. Внутренний голос подсказывал ему, что этот человек что-то замышляет против него. Но это были всего лишь подозрения, и он ничего не мог предпринять, во всяком случае, пока у него не будет веских доказательств. Если он убьет Гая только из ревности, то без сомнения его положение при дворе сильно пошатнется. Сейчас ему остается только набраться терпения и ждать, когда сэр Гай проявит свою истинную сущность, но ожидание это было подобно пытке.
С ним были Джон и Томас, и Тристан был благодарен им за то, что они всегда предостерегали его и удерживали от необдуманных поступков. Джон все время напоминал Тристану, что если Гай может быть в чем-то и виноват, то Женевьева, скорее всего, невинна.
Временами заступничество Джона сильно раздражало Тристана, и тогда он ругался и пытался доказать Женевьеве, что она скрыла что-то от него, когда разговаривала с Гаем в часовне. Она могла нервничать по любой другой причине, но Тристан чувствовал, что она лгала ему, защищая Гая. Почему? Неужели Гай и вправду был лучшим другом Акселя? Или это также было ложью? Тристан допускал такую возможность. Он никак не мог забыть, какими глазами смотрел Гай на Женевьеву в ту далекую ночь, когда Тристан впервые вошел в Эденби. Он уже тогда заподозрил западню, не поверив, что влюбленный мужчина способен позволить своей любимой лечь в постель с победителем.
Прибытие в Лондон совсем не повлияло на настроение Тристана.
Едва он переступил порог опочивальни Генриха Тюдора, как понял, что заговоры и мятежи еще долго будут беспокоить королевство. Король был внешне спокоен, но его спокойствие предвещало бурю. Мать Елизаветы, вдовствующая королева, герцогиня Йоркская, планировала избавиться от Генриха с тем, чтобы ее дочь стала единолично править страной. Король не был готов открыто противостоять ей, но ему было известно, что при дворе существует Йоркская фракция и среди них Фрэнсис, виконт Ловелл, один из ближайших друзей Ричарда III и Джон де ла Поул, граф Линкольн, которого Ричард рассматривал, как своего преемника с тех пор, как его собственный сын умер в 1484 г.
Наконец, был еще один претендент на престол, некий Ламгерт Симнел, сын Оксфордского плотника, провозглашенный графом Варвиком, сыном герцога и прямым потомком Лионела, сына Эдуарда III.
Генрих прекрасно знал, что Симнел – самозванец, ибо держал настоящего Варвика в Тауэре и мог бы предъявить его в любую минуту. Но неприятности сыпались как из рога изобилия. Генрих ожидал мятежа в ближайшем будущем. Именно поэтому он и призвал к себе Тристана де ла Тера. Всем было ясно, что для того, чтобы собрать серьезные силы, мятежникам понадобится время. Правда Ирландские лорды недавно собрались неподалеку от Дублина, и Генрих предполагал что он сможет предупредить восстание, если сумеет разогнать этот сброд.
Короли Йоркской династии время от времени предоставляли Ирландии самоуправление, поэтому Ирландцы были заинтересованы в том, чтобы на трон воссел кто-то от Йорков. Генрих надеялся выиграть время, прежде чем успеют подняться наиболее могущественные лорды. Тристану вовсе не хотелось идти на Ирландию. У него было настолько плохое настроение, что Джон даже предложил Тристану просить короля, чтобы тот послал в Эденби за Женевьевой.
– Она будет дожидаться твоего возвращения здесь, при Дворе, вместе с Эдвиной, – и добавил. – И, так как Гай отправляется на войну вместе с тобой…
Тристан побагровел от гнева.
– Я не хочу, чтобы она была здесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
– Он не любил сражаться, – тихо сказала она, – он верил, что если тем, кто хочет войны, дать возможность убивать друг друга, то на земле воцарится мир и покой. Он предлагал нам остаться в стороне от этой междоусобицы, но он должен был поддерживать моего отца, своего лорда, которому всегда был верен. Он был очень храбрым.
– Да, как и все в Эденби, – ровно сказал Тристан, и повернулся к Гаю, – Генрих должен быть благодарен вам, сэр, за то, что вы перешли на его сторону и так храбро сражались.
Гай не ответил. Тристан схватил Женевьеву за запястье.
– Мы отъезжаем теперь же, миледи!
– Теперь!
– Да, миледи, – он слегка наклонил голову. В голосе его все еще были гневные ноты, в прикосновении она чувствовала еле сдерживаемую ярость.
– Тесс сложила мои вещи. Зимний день короток, нам нужно проехать много миль до первого ночлега. Милорд, я полагаю, что вы готовы к тому, чтобы выехать?
Тот кивнул. Тристан пошел к выходу, крепко держа Женевьеву за руку и гремя сапогами по каменному полу.
Отряд уже собрался во дворе. Леди Эдвина стояла в дверях со старым Грисвальдом, Мэттью и несколькими другими словами, собираясь поднести прощальный кубок.
Тристан не выпускал руки Женевьевы, пока они не вышли во двор. Гай молча следовал за ними, и Женевьева не осмеливалась глянуть в его сторону.
Лорд Гиффорд подошел к ней и вежливо сказал, что ему очень хотелось бы увидеть ее снова. Томас Тайдуэлл по-братски обнял и поблагодарил ее за оказанное гостеприимство. Женевьева только слабо улыбнулась в ответ, ибо знала, что Тристан может возразить, что это вовсе не ее заслуга.
Эдвина стояла рядом, печальная от того, что они так скоро уезжают. Тристан был мрачен, даже обращаясь к Эдвине, он сказал, что погода начинает портиться и им нужно наверстать упущенное время, потом вскочил на Пирожка и конь резво скакнул в сторону Женевьевы. Тристан пристально посмотрел на нее сверху, в его глазах все еще читалось обвинение. Она ответила ему твердым взглядом. Он холодно поклонился.
– Миледи, вы несвободны больше, – он глянул поверх ее головы и обернувшись, Женевьева увидела Тибальда, стоявшего, скрестив руки на груди.
И ее сердце, казалось, перестало биться. Теперь ее снова будут держать взаперти. Тибальд получил приказ. Возможно, что он будет спать у ее дверей, время от времени меняясь местами с Роджером де Трейном.
Она обернулась и посмотрела на Тристана, облизывая сухие губы и попыталась что-то сказать ему:
– Тристан, я не…
Он низко наклонился к ней и хрипло прошептал:
– Миледи, берегитесь, если я снова застану вас с ним, то отхлещу плетью с превеликим удовольствием. А его, клянусь, убью. Берегитесь, я предупредил вас.
Он выпрямился и крикнув, поднял руку. И отряд стуча подкованными копытами, проскакал к воротам замка.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Во время путешествия в Лондон, Тристан старался находиться в компании лорда Гиффорда, и избегал сэра Гая.
Его гнев был настолько силен, что по ночам он долго не мог уснуть, лежа с открытыми глазами и едва сдерживаясь, чтобы не встать, не разбудить Гая и не избить его голыми руками.
Он не слышал, что было сказано между Женевьевой и Гаем, но он видел их вместе в пустой часовне, и этого было достаточно. Внутренний голос подсказывал ему, что этот человек что-то замышляет против него. Но это были всего лишь подозрения, и он ничего не мог предпринять, во всяком случае, пока у него не будет веских доказательств. Если он убьет Гая только из ревности, то без сомнения его положение при дворе сильно пошатнется. Сейчас ему остается только набраться терпения и ждать, когда сэр Гай проявит свою истинную сущность, но ожидание это было подобно пытке.
С ним были Джон и Томас, и Тристан был благодарен им за то, что они всегда предостерегали его и удерживали от необдуманных поступков. Джон все время напоминал Тристану, что если Гай может быть в чем-то и виноват, то Женевьева, скорее всего, невинна.
Временами заступничество Джона сильно раздражало Тристана, и тогда он ругался и пытался доказать Женевьеве, что она скрыла что-то от него, когда разговаривала с Гаем в часовне. Она могла нервничать по любой другой причине, но Тристан чувствовал, что она лгала ему, защищая Гая. Почему? Неужели Гай и вправду был лучшим другом Акселя? Или это также было ложью? Тристан допускал такую возможность. Он никак не мог забыть, какими глазами смотрел Гай на Женевьеву в ту далекую ночь, когда Тристан впервые вошел в Эденби. Он уже тогда заподозрил западню, не поверив, что влюбленный мужчина способен позволить своей любимой лечь в постель с победителем.
Прибытие в Лондон совсем не повлияло на настроение Тристана.
Едва он переступил порог опочивальни Генриха Тюдора, как понял, что заговоры и мятежи еще долго будут беспокоить королевство. Король был внешне спокоен, но его спокойствие предвещало бурю. Мать Елизаветы, вдовствующая королева, герцогиня Йоркская, планировала избавиться от Генриха с тем, чтобы ее дочь стала единолично править страной. Король не был готов открыто противостоять ей, но ему было известно, что при дворе существует Йоркская фракция и среди них Фрэнсис, виконт Ловелл, один из ближайших друзей Ричарда III и Джон де ла Поул, граф Линкольн, которого Ричард рассматривал, как своего преемника с тех пор, как его собственный сын умер в 1484 г.
Наконец, был еще один претендент на престол, некий Ламгерт Симнел, сын Оксфордского плотника, провозглашенный графом Варвиком, сыном герцога и прямым потомком Лионела, сына Эдуарда III.
Генрих прекрасно знал, что Симнел – самозванец, ибо держал настоящего Варвика в Тауэре и мог бы предъявить его в любую минуту. Но неприятности сыпались как из рога изобилия. Генрих ожидал мятежа в ближайшем будущем. Именно поэтому он и призвал к себе Тристана де ла Тера. Всем было ясно, что для того, чтобы собрать серьезные силы, мятежникам понадобится время. Правда Ирландские лорды недавно собрались неподалеку от Дублина, и Генрих предполагал что он сможет предупредить восстание, если сумеет разогнать этот сброд.
Короли Йоркской династии время от времени предоставляли Ирландии самоуправление, поэтому Ирландцы были заинтересованы в том, чтобы на трон воссел кто-то от Йорков. Генрих надеялся выиграть время, прежде чем успеют подняться наиболее могущественные лорды. Тристану вовсе не хотелось идти на Ирландию. У него было настолько плохое настроение, что Джон даже предложил Тристану просить короля, чтобы тот послал в Эденби за Женевьевой.
– Она будет дожидаться твоего возвращения здесь, при Дворе, вместе с Эдвиной, – и добавил. – И, так как Гай отправляется на войну вместе с тобой…
Тристан побагровел от гнева.
– Я не хочу, чтобы она была здесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130