Он с улыбкой пододвинул последние бумаги сэру Гэмфри, сидевшему от него по правую руку и подумал, что лучшего мэра для города ему не найти. У сэра Гэмфри было небольшое поместье сразу же за границей нового города. Люди любили и уважали его за то, что он был честен и справедлив.
– Благодарю вас, джентльмены! – сказал Тристан, поднимая бокал, – за всеобщее процветание!
Из кухни показался Грисвальд и кашлянул, явно намекая, что пора расходиться. Пировавшие начали ставить свои бокалы на стол и прощаться. Ушли все, кроме старого сэра Гэмфри, который подошел к камину и стал смотреть на огонь. Тристан осушил свой бокал, терпеливо ожидая, когда сэр Гэмфри начнет говорить. Он знал, что тот скажет о Женевьеве, и был готов ответить.
– Ты хорошо сделал, Тристан!
– Спасибо.
– Ты проявил большое милосердие к своим бывшим врагам. Ты вернул мне мой дом. Томкин теперь свободный человек и служит тебе в качестве управляющего по собственному выбору. Леди Эдвина и Джон обрели настоящее счастье. Все это…
– Все это я слышал неоднократно, – нетерпеливо перебил его Тристан. – «Не заходи слишком далеко, старик», – подумал он и подлил себе еще вина. Трижды за эти две недели он приходил к Женевьеве, трижды требовал от нее объяснений, и всякий раз она молчала, склонив голову.
Итак, леди Эденби снова его пленница и заперта в своей комнате. Тристан же, все это время жил в бывшей спальне сэра Эдгара. Часто приходила ему в голову мысль о том, что его жизнь гораздо хуже, чем жизнь Женевьевы, ибо все это время не знал он ни сна, ни покоя. Он желал ее, страстно, безнадежно, он желал ее любви, но она предавала его снова и снова, и он не мог справиться со своим желанием и своим недоверием к ней.
Тристан заглянул в свой бокал и подумал, что с тех пор, как он заглянул в ее глаза впервые, она стала для него смыслом жизни, самой жизнью… Неожиданно он грохнул своим бокалом по столу с такой силой, что хрупкое стекло разлетелось на мелкие осколки, и вскочил. Его охватило острое желание немедленно избавиться от этого наваждения.
Не обращая внимания на сэра Гэмфри, Тристан подошел к подножию лестницы и крикнул:
– Джон, Джон! Спустись вниз!
Минуту спустя появился Джон, он с любопытством смотрел на Тристана, ибо не слышал такой бесшабашности в его голосе уже много дней.
– Пошли, Джон, мистер Пайерс открыл новую таверну, как раз неподалеку от границы города, пойдем выпьем и как следует повеселимся, поздравим его и пожелаем успешной торговли.
Тристан обернулся к сэру Гэмфри.
– Вы не присоединитесь к нам?
– Пожалуй, нет, – невесело ответил тот.
– Послушай… – начал Джон.
Тристан обхватил друга за плечи.
– Ужасно хочу напиться, старина, напиться до чертиков.
– Утопить в вине свою печаль? – пробормотал Джон.
– И вовсе нет! Просто избавиться от нее, и найти утешение в эле, и возможно в объятиях молоденькой шлюхи, кто знает.
Тристан, кивнул сэру Гэмфри и кликнул Мэттью, чтобы тот подал им лошадей.
«Возможно, – подумал Джон, – будет лучше, если я буду рядом с ним». Он последовал за Тристаном, но приостановился и обернулся к сэру Гэмфри:
– Скажите моей жене, если это не составит для вас труда, сэр что я отчаянно пытаюсь поймать тигра за хвост.
Старик кивнул головой.
Тристан успел пройти за это время большую часть расстояния до двери, и Джон поспешил догнать его.
– Если ты не говоришь этого Тристану, то я не вижу причины, почему бы тебе не рассказать все мне? – сказала Эдвина.
Женевьева, подобно тигрице в клетке, металась по спальне. Эдвина сидела на кровати, держа Кэтрин на коленях. Она смотрела на девочку и любовалась ею, думая о том, какой эта крошка станет красавицей, когда вырастет, с тонкими чертами лица Женевьевы и цветом глаз и волос Тристана. Она так внимательно рассматривала дитя, потому что надеялась подарить Джону ребенка к осеннему сбору урожая.
– Я не могу сказать тебе, Эдвина, – с глубоким вздохом промолвила Женевьева, – ты можешь посчитать своим долгом рассказать ему.
– Я же твоя тетя! Плоть и кровь!
Женевьева остановилась и посмотрела на Эдвину:
– Я не могу тебе этого доверить. Ты поступишь так, как считаешь нужным и не сможешь мне помочь, но можешь стать причиной больших неприятностей.
– Женевьева, неужели ты не понимаешь?
– Да, я понимаю, – сказала ее племянница, присаживаясь на кровать, – он думает, что я приехала в Бэдфорд Хит только для того, чтобы найти нечто, способное погубить его, но клянусь, Эдвина, я ехала туда не за этим! – она откинулась на кровать, ибо почувствовала внезапное головокружение и тошноту. Женевьева подумала, значит ли ее новая беременность что-либо для Тристана или нет?
«О, это должно что-либо значить. Ведь они не могут продолжать так дальше! Эдвина сказала ей, что Тристан и Джон пошли в таверну, что Тристан был в ужасном расположении духа. Может быть, он старается забыть о ней… Если у нее родится мальчик, то она ему будет больше не нужна, ведь что требуется мужу от жены? Наследник!»
– Женевьева, я клянусь, что не предам тебя! – негромко пообещала Эдвина, – ты должна рассказать обо всем и облегчить свою душу и сердце.
– У меня будет ребенок, – сказала Женевьева.
Эдвина молчала несколько мгновений.
– Он будет, конечно, рад, но…
– Но это не заставит его простить меня, – закончила Женевьева, готовая разрыдаться. – Господи, Эдвина…
– Расскажи мне, – строго потребовала тетя.
– Эдвина, если ты предашь меня, то попадешь в ад, – сказала Женевьева, – если ты расскажешь, то сделаешь только хуже.
– Рассказывай!
И Женевьева рассказала ей, что видела Гая рядом с Бэдфорд Хит, что хотела сама поговорить с ним.
– Эдвина, ведь он был моим другом, другом Акселя и моего отца, как я могла предать его?
– Продолжай.
– И вот, когда мы приехали ко двору, он пришел ко мне в спальню и начал говорить о том, как он меня любит и, что он сделает все, чтобы заполучить меня. Затем он рассказал мне о письмах, которые украл и…
– И поэтому ты решила выкрасть их у него, но стражник заподозрил что-то, остановил тебя и нашел их.
Женевьева кивнула.
– Расскажи ему! – сказала Эдвина.
– Я не могу, он просто подумает, что я была в сговоре с Гаем.
– Тебе следовало сказать ему, когда ты увидела сэра Гая в Бэдфорд Хит.
– Может быть. Но я не знаю, я…
Она прервалась, широко открытыми глазами глядя на распахнувшуюся дверь. На пороге стоял сэр Гай. Он был облачен во все черное: плащ, куртка, чулки, даже шляпа, единственным исключением была темно-серая бархатная рубашка.
– Я пришел за тобой, любовь моя, я пришел, чтобы спасти тебя.
Она поднесла руку к горлу. «Как он вошел, ведь у дверей должен стоять юный Роджер де Трейн, куда он подевался?» Страх и гнев поднялись в Женевьеве.
– Гай! – холодно сказала она, – что ты здесь делаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
– Благодарю вас, джентльмены! – сказал Тристан, поднимая бокал, – за всеобщее процветание!
Из кухни показался Грисвальд и кашлянул, явно намекая, что пора расходиться. Пировавшие начали ставить свои бокалы на стол и прощаться. Ушли все, кроме старого сэра Гэмфри, который подошел к камину и стал смотреть на огонь. Тристан осушил свой бокал, терпеливо ожидая, когда сэр Гэмфри начнет говорить. Он знал, что тот скажет о Женевьеве, и был готов ответить.
– Ты хорошо сделал, Тристан!
– Спасибо.
– Ты проявил большое милосердие к своим бывшим врагам. Ты вернул мне мой дом. Томкин теперь свободный человек и служит тебе в качестве управляющего по собственному выбору. Леди Эдвина и Джон обрели настоящее счастье. Все это…
– Все это я слышал неоднократно, – нетерпеливо перебил его Тристан. – «Не заходи слишком далеко, старик», – подумал он и подлил себе еще вина. Трижды за эти две недели он приходил к Женевьеве, трижды требовал от нее объяснений, и всякий раз она молчала, склонив голову.
Итак, леди Эденби снова его пленница и заперта в своей комнате. Тристан же, все это время жил в бывшей спальне сэра Эдгара. Часто приходила ему в голову мысль о том, что его жизнь гораздо хуже, чем жизнь Женевьевы, ибо все это время не знал он ни сна, ни покоя. Он желал ее, страстно, безнадежно, он желал ее любви, но она предавала его снова и снова, и он не мог справиться со своим желанием и своим недоверием к ней.
Тристан заглянул в свой бокал и подумал, что с тех пор, как он заглянул в ее глаза впервые, она стала для него смыслом жизни, самой жизнью… Неожиданно он грохнул своим бокалом по столу с такой силой, что хрупкое стекло разлетелось на мелкие осколки, и вскочил. Его охватило острое желание немедленно избавиться от этого наваждения.
Не обращая внимания на сэра Гэмфри, Тристан подошел к подножию лестницы и крикнул:
– Джон, Джон! Спустись вниз!
Минуту спустя появился Джон, он с любопытством смотрел на Тристана, ибо не слышал такой бесшабашности в его голосе уже много дней.
– Пошли, Джон, мистер Пайерс открыл новую таверну, как раз неподалеку от границы города, пойдем выпьем и как следует повеселимся, поздравим его и пожелаем успешной торговли.
Тристан обернулся к сэру Гэмфри.
– Вы не присоединитесь к нам?
– Пожалуй, нет, – невесело ответил тот.
– Послушай… – начал Джон.
Тристан обхватил друга за плечи.
– Ужасно хочу напиться, старина, напиться до чертиков.
– Утопить в вине свою печаль? – пробормотал Джон.
– И вовсе нет! Просто избавиться от нее, и найти утешение в эле, и возможно в объятиях молоденькой шлюхи, кто знает.
Тристан, кивнул сэру Гэмфри и кликнул Мэттью, чтобы тот подал им лошадей.
«Возможно, – подумал Джон, – будет лучше, если я буду рядом с ним». Он последовал за Тристаном, но приостановился и обернулся к сэру Гэмфри:
– Скажите моей жене, если это не составит для вас труда, сэр что я отчаянно пытаюсь поймать тигра за хвост.
Старик кивнул головой.
Тристан успел пройти за это время большую часть расстояния до двери, и Джон поспешил догнать его.
– Если ты не говоришь этого Тристану, то я не вижу причины, почему бы тебе не рассказать все мне? – сказала Эдвина.
Женевьева, подобно тигрице в клетке, металась по спальне. Эдвина сидела на кровати, держа Кэтрин на коленях. Она смотрела на девочку и любовалась ею, думая о том, какой эта крошка станет красавицей, когда вырастет, с тонкими чертами лица Женевьевы и цветом глаз и волос Тристана. Она так внимательно рассматривала дитя, потому что надеялась подарить Джону ребенка к осеннему сбору урожая.
– Я не могу сказать тебе, Эдвина, – с глубоким вздохом промолвила Женевьева, – ты можешь посчитать своим долгом рассказать ему.
– Я же твоя тетя! Плоть и кровь!
Женевьева остановилась и посмотрела на Эдвину:
– Я не могу тебе этого доверить. Ты поступишь так, как считаешь нужным и не сможешь мне помочь, но можешь стать причиной больших неприятностей.
– Женевьева, неужели ты не понимаешь?
– Да, я понимаю, – сказала ее племянница, присаживаясь на кровать, – он думает, что я приехала в Бэдфорд Хит только для того, чтобы найти нечто, способное погубить его, но клянусь, Эдвина, я ехала туда не за этим! – она откинулась на кровать, ибо почувствовала внезапное головокружение и тошноту. Женевьева подумала, значит ли ее новая беременность что-либо для Тристана или нет?
«О, это должно что-либо значить. Ведь они не могут продолжать так дальше! Эдвина сказала ей, что Тристан и Джон пошли в таверну, что Тристан был в ужасном расположении духа. Может быть, он старается забыть о ней… Если у нее родится мальчик, то она ему будет больше не нужна, ведь что требуется мужу от жены? Наследник!»
– Женевьева, я клянусь, что не предам тебя! – негромко пообещала Эдвина, – ты должна рассказать обо всем и облегчить свою душу и сердце.
– У меня будет ребенок, – сказала Женевьева.
Эдвина молчала несколько мгновений.
– Он будет, конечно, рад, но…
– Но это не заставит его простить меня, – закончила Женевьева, готовая разрыдаться. – Господи, Эдвина…
– Расскажи мне, – строго потребовала тетя.
– Эдвина, если ты предашь меня, то попадешь в ад, – сказала Женевьева, – если ты расскажешь, то сделаешь только хуже.
– Рассказывай!
И Женевьева рассказала ей, что видела Гая рядом с Бэдфорд Хит, что хотела сама поговорить с ним.
– Эдвина, ведь он был моим другом, другом Акселя и моего отца, как я могла предать его?
– Продолжай.
– И вот, когда мы приехали ко двору, он пришел ко мне в спальню и начал говорить о том, как он меня любит и, что он сделает все, чтобы заполучить меня. Затем он рассказал мне о письмах, которые украл и…
– И поэтому ты решила выкрасть их у него, но стражник заподозрил что-то, остановил тебя и нашел их.
Женевьева кивнула.
– Расскажи ему! – сказала Эдвина.
– Я не могу, он просто подумает, что я была в сговоре с Гаем.
– Тебе следовало сказать ему, когда ты увидела сэра Гая в Бэдфорд Хит.
– Может быть. Но я не знаю, я…
Она прервалась, широко открытыми глазами глядя на распахнувшуюся дверь. На пороге стоял сэр Гай. Он был облачен во все черное: плащ, куртка, чулки, даже шляпа, единственным исключением была темно-серая бархатная рубашка.
– Я пришел за тобой, любовь моя, я пришел, чтобы спасти тебя.
Она поднесла руку к горлу. «Как он вошел, ведь у дверей должен стоять юный Роджер де Трейн, куда он подевался?» Страх и гнев поднялись в Женевьеве.
– Гай! – холодно сказала она, – что ты здесь делаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130