Горечь и гнев переполняли его – ведь он может пасть в сражении и никогда сюда не вернуться!
Но он прекрасно понимал, что сейчас является наиболее важным, предстоит решающая битва за Английский престол между королем Ричардом Йорком и Генрихом Тюдором Ланкастерским. У лорда Тристана де ла Тера не было выбора.
– Я прикажу своим людям сворачивать лагерь, – сказал он, поднимаясь. Оставив сэра Марка, он вышел из палатки спешным шагом. Остановившись у входа, Тристан посмотрел на Эденби, расположенный вдали, возвышающийся над скалами, неприступный, и казалось, насмехающийся над ним. – Я вернусь! – проговорил Тристан мрачно. – Леди, я вернусь!
Повернувшись, Тристан направился к своим солдатам. Плащ его развевался на ветру, поступь была уверенной и твердой.
– Сворачивай лагерь! – крикнул он громоподобным голосом, – мы выступаем за Дом Ланкастера! Пришло время низвергнуть Йоркского тирана!
* * *
Женевьева поднялась на самый верх массивной башни и оглядела Эденби, удовлетворенно улыбаясь. Ее люди трудились на строительстве. Сгоревшие мастерские, кузница и каменотеса уже были одеты в леса, и хотя полное восстановление стен и зданий от ущерба, нанесенного ланкастерскими пушками, займет несколько месяцев, Эденби был способен снова выдержать нападение. К главным воротам во внешней стене была приделана стальная решетка: под самой башней устроена «волчья яма». Если нападающие прорвутся через массивные деревянные ворота, они окажутся в западне перед железной решеткой, а ее люди, находясь в относительной безопасности, будут лить на них сверху кипящее масло. Для обороны могут быть использованы и зажигательные стрелы, и кое-какие технические нововведения. Как уверял сэр Гэмфри, замок вполне надежно защищен с фронта.
Посмотрев в другую сторону, в направлении юго-востока, вдоль побережья, Женевьева увидела, что всюду царили мир и спокойствие. Приближалась осень, уже начался сбор урожая, скоро мельницы начнут молоть зерно, овцы обрастут густой шерстью, крестьяне наполнят закрома хлебом. Все будет хорошо.
Услышав позади себя шаги, девушка вздрогнула и обернулась, но увидев отца Томаса, расслабилась и посмеялась над собой за свою нервозность. «Чего ей бояться в собственном замке? Ночных кошмаров».
Они продолжали преследовать ее. Женевьева думала, что ей будут сниться отец, Аксель, бедный Майкл, но вместо этого к ней приходил Тристан де ла Тер.
Она была очень занята, пытаясь восстановить разрушенное, вместе с Томкиным, Джилсом и остальными, прилагая все усилия, чтобы оборонительные сооружения и запасы провизии были в приемлемом состоянии, позволили выжить. День молодой хозяйки замка был так насыщен всякого рода работами и делами, что у нее не оставалось времени для того, чтобы вспоминать тех, кто ее любил, кого любила она.
Может быть, сновидения и были естественны… Но ночь наполняла ее воспаленный мозг мрачными картинами, и вместо желанного отдыха приносила лишь ужасы и кошмары.
В своих снах она одна карабкалась по скалам. Вокруг нее – лишь мрачное штормовое небо. Не в силах найти дорогу домой, она бежит, но натыкается на непреодолимую стену. Подняв глаза, Женевьева обнаруживает, что уткнулась в мертвое тело Тристана де ла Тера. И в своей смерти он… остается живым, осязаемым, реальным, таким же красивым и гордым, таким же сильным и мужественным, каким был и в жизни, и он смеется над ней, тянется к ней, клянется, что она заплатит за все, что попадет к нему после своей гибели, а погибнет она скоро… Женевьева пытается бежать, но его пальцы вцепляются в ее волосы и она вынуждена встретиться взглядом с его глубокими, темными глазами, которые очаровывают и завораживают ее, делают немой и неспособной к сопротивлению. Она чувствует, как огонь этих глаз проникает в ее кровь. Огонь, увлекающий в вечность… И вот уже Тристан де ла Тер крепко держит ее в объятиях, и Женевьева чувствует силу его рук и его глубокий, жестокий, иссушающий поцелуй, воспламеняющий и обжигающий, как кипящее масло. Его руки скользят по ее телу. Ничего подобного она никогда не испытывала и теперь готова была сгореть от стыда… И вдруг он становится холодным. Его руки, губы, он улыбается, а на лице его застывает ледяная маска с усмешкой… Губы шевелятся и она слышит шепот: «Это поцелуй смерти!»
– Леди Женевьева, – обратился к ней отец Томас, прерывая ее мысли.
Она медленно обернулась к нему:
– Да, отец? Что случилось?
Он ответил улыбкой на ее вопрос и пожал плечами.
– Ничего такого, что требовало немедленного вмешательства. Прибыл фламандский торговец, чтобы заплатить за шерсть, он со своими компаньонами в зале, с ними леди Эдвина, она занимает их беседой.
– Наверное, мне следует пойти к ним, – проговорила Женевьева.
– В этом нет необходимости, – ответил священник.
Она слегка улыбнулась и посмотрела на него с любопытством.
– Тогда о чем же вы хотите со мной поговорить?
– Отнюдь не о хозяйственных делах, по этому поводу у меня нет никаких особых соображений. Я думал, чем вы так озабочены, что в последний раз даже не были на исповеди?
Женевьева окинула взглядом скалы и море.
– Отец Томас, – вымолвила она, – не проводите ли вы меня за стену замка? Мне вдруг захотелось прогуляться по берегу.
Священник приподнял брови, в его темно-зеленых глазах мелькнуло беспокойство.
– Вам не следует выходить без охраны, миледи.
– Ну, тогда, вы не позовете ли стражников, отец?
Он пожал плечами и подчинился. Несколько минут спустя они уже шли вдоль стен, направляясь к Западной башне. Им не пришлось карабкаться по скалам, мимо валунов вилась узкая каменистая тропинка, местами заросшая чертополохом и сорной травой, ведущая к узкой полоске чистого берега.
Солдаты, внимательно осматривая окрестности, шагали сзади и чуть в стороне от них. Отец Томас не спеша следовал за Женевьевой, а она, на ходу сбрасывая обувь и ничуть не заботясь о платье, разбрызгивая набегавшую волну прибоя, смеясь подбежала к самой воде… Потом обернулась к священнику, чуть наклонив голову и лукаво поблескивая повеселевшими глазами, спросила:
– Отец, неужели вы никогда не бегали по берегу моря, хотя бы в детстве?
– Я родился вдали от моря, – ответил отец Томас и невольно улыбнулся. Женевьева улыбнулась в ответ, догадываясь, что он думает в эту минуту о том, какой угрюмой она была все эти дни.
– Разве вам не хочется почувствовать прикосновение прохладных легких брызг? Подойдите же поближе…
Священник осторожно шагнул вперед. Женевьева уже сидела на песке, с наслаждением вдыхая терпкий морской воздух и радостно смеясь каждый раз, когда волны, набегая омывали ей ноги. После некоторых колебаний он уселся рядом, поеживаясь от холодной воды, которая промочив его сутану, коснулась бедер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Но он прекрасно понимал, что сейчас является наиболее важным, предстоит решающая битва за Английский престол между королем Ричардом Йорком и Генрихом Тюдором Ланкастерским. У лорда Тристана де ла Тера не было выбора.
– Я прикажу своим людям сворачивать лагерь, – сказал он, поднимаясь. Оставив сэра Марка, он вышел из палатки спешным шагом. Остановившись у входа, Тристан посмотрел на Эденби, расположенный вдали, возвышающийся над скалами, неприступный, и казалось, насмехающийся над ним. – Я вернусь! – проговорил Тристан мрачно. – Леди, я вернусь!
Повернувшись, Тристан направился к своим солдатам. Плащ его развевался на ветру, поступь была уверенной и твердой.
– Сворачивай лагерь! – крикнул он громоподобным голосом, – мы выступаем за Дом Ланкастера! Пришло время низвергнуть Йоркского тирана!
* * *
Женевьева поднялась на самый верх массивной башни и оглядела Эденби, удовлетворенно улыбаясь. Ее люди трудились на строительстве. Сгоревшие мастерские, кузница и каменотеса уже были одеты в леса, и хотя полное восстановление стен и зданий от ущерба, нанесенного ланкастерскими пушками, займет несколько месяцев, Эденби был способен снова выдержать нападение. К главным воротам во внешней стене была приделана стальная решетка: под самой башней устроена «волчья яма». Если нападающие прорвутся через массивные деревянные ворота, они окажутся в западне перед железной решеткой, а ее люди, находясь в относительной безопасности, будут лить на них сверху кипящее масло. Для обороны могут быть использованы и зажигательные стрелы, и кое-какие технические нововведения. Как уверял сэр Гэмфри, замок вполне надежно защищен с фронта.
Посмотрев в другую сторону, в направлении юго-востока, вдоль побережья, Женевьева увидела, что всюду царили мир и спокойствие. Приближалась осень, уже начался сбор урожая, скоро мельницы начнут молоть зерно, овцы обрастут густой шерстью, крестьяне наполнят закрома хлебом. Все будет хорошо.
Услышав позади себя шаги, девушка вздрогнула и обернулась, но увидев отца Томаса, расслабилась и посмеялась над собой за свою нервозность. «Чего ей бояться в собственном замке? Ночных кошмаров».
Они продолжали преследовать ее. Женевьева думала, что ей будут сниться отец, Аксель, бедный Майкл, но вместо этого к ней приходил Тристан де ла Тер.
Она была очень занята, пытаясь восстановить разрушенное, вместе с Томкиным, Джилсом и остальными, прилагая все усилия, чтобы оборонительные сооружения и запасы провизии были в приемлемом состоянии, позволили выжить. День молодой хозяйки замка был так насыщен всякого рода работами и делами, что у нее не оставалось времени для того, чтобы вспоминать тех, кто ее любил, кого любила она.
Может быть, сновидения и были естественны… Но ночь наполняла ее воспаленный мозг мрачными картинами, и вместо желанного отдыха приносила лишь ужасы и кошмары.
В своих снах она одна карабкалась по скалам. Вокруг нее – лишь мрачное штормовое небо. Не в силах найти дорогу домой, она бежит, но натыкается на непреодолимую стену. Подняв глаза, Женевьева обнаруживает, что уткнулась в мертвое тело Тристана де ла Тера. И в своей смерти он… остается живым, осязаемым, реальным, таким же красивым и гордым, таким же сильным и мужественным, каким был и в жизни, и он смеется над ней, тянется к ней, клянется, что она заплатит за все, что попадет к нему после своей гибели, а погибнет она скоро… Женевьева пытается бежать, но его пальцы вцепляются в ее волосы и она вынуждена встретиться взглядом с его глубокими, темными глазами, которые очаровывают и завораживают ее, делают немой и неспособной к сопротивлению. Она чувствует, как огонь этих глаз проникает в ее кровь. Огонь, увлекающий в вечность… И вот уже Тристан де ла Тер крепко держит ее в объятиях, и Женевьева чувствует силу его рук и его глубокий, жестокий, иссушающий поцелуй, воспламеняющий и обжигающий, как кипящее масло. Его руки скользят по ее телу. Ничего подобного она никогда не испытывала и теперь готова была сгореть от стыда… И вдруг он становится холодным. Его руки, губы, он улыбается, а на лице его застывает ледяная маска с усмешкой… Губы шевелятся и она слышит шепот: «Это поцелуй смерти!»
– Леди Женевьева, – обратился к ней отец Томас, прерывая ее мысли.
Она медленно обернулась к нему:
– Да, отец? Что случилось?
Он ответил улыбкой на ее вопрос и пожал плечами.
– Ничего такого, что требовало немедленного вмешательства. Прибыл фламандский торговец, чтобы заплатить за шерсть, он со своими компаньонами в зале, с ними леди Эдвина, она занимает их беседой.
– Наверное, мне следует пойти к ним, – проговорила Женевьева.
– В этом нет необходимости, – ответил священник.
Она слегка улыбнулась и посмотрела на него с любопытством.
– Тогда о чем же вы хотите со мной поговорить?
– Отнюдь не о хозяйственных делах, по этому поводу у меня нет никаких особых соображений. Я думал, чем вы так озабочены, что в последний раз даже не были на исповеди?
Женевьева окинула взглядом скалы и море.
– Отец Томас, – вымолвила она, – не проводите ли вы меня за стену замка? Мне вдруг захотелось прогуляться по берегу.
Священник приподнял брови, в его темно-зеленых глазах мелькнуло беспокойство.
– Вам не следует выходить без охраны, миледи.
– Ну, тогда, вы не позовете ли стражников, отец?
Он пожал плечами и подчинился. Несколько минут спустя они уже шли вдоль стен, направляясь к Западной башне. Им не пришлось карабкаться по скалам, мимо валунов вилась узкая каменистая тропинка, местами заросшая чертополохом и сорной травой, ведущая к узкой полоске чистого берега.
Солдаты, внимательно осматривая окрестности, шагали сзади и чуть в стороне от них. Отец Томас не спеша следовал за Женевьевой, а она, на ходу сбрасывая обувь и ничуть не заботясь о платье, разбрызгивая набегавшую волну прибоя, смеясь подбежала к самой воде… Потом обернулась к священнику, чуть наклонив голову и лукаво поблескивая повеселевшими глазами, спросила:
– Отец, неужели вы никогда не бегали по берегу моря, хотя бы в детстве?
– Я родился вдали от моря, – ответил отец Томас и невольно улыбнулся. Женевьева улыбнулась в ответ, догадываясь, что он думает в эту минуту о том, какой угрюмой она была все эти дни.
– Разве вам не хочется почувствовать прикосновение прохладных легких брызг? Подойдите же поближе…
Священник осторожно шагнул вперед. Женевьева уже сидела на песке, с наслаждением вдыхая терпкий морской воздух и радостно смеясь каждый раз, когда волны, набегая омывали ей ноги. После некоторых колебаний он уселся рядом, поеживаясь от холодной воды, которая промочив его сутану, коснулась бедер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130