«Похоже, – отстраненно подумал Тристан, – что леди Женевьева Эденби привыкла к роскоши». Все в замке говорило о достатке и силе. От выступов в скале, служивших естественными укреплениями и до кладки стен из отесанного известняка, Эденби был обустроен с тщательной добротностью и основательностью. Когда лорд де ла Тер попал за стены замка, то понял упрямство этих людей, не желавших сдаваться и признавать себя побежденными. Замок Эденби – воистину неприступная крепость. Даже башня у ворот стены толщиной в шестнадцать футов у основания, пожалуй, больше, чем у самой неприступной крепости, которую ему до сих пор довелось видеть. Эденби просто поражал воображение своей мощью и прочностью постройки. Внутри замка было довольно много деревянных строений: жилые помещения для солдат и стражи, склады оружия и провизии, глубокие колодцы и кухни, где готовили еду для защитников стен и стражи. По краю наружной стены располагались равноудаленные друг от друга оборонительные башни, внутри наружной стены находилась еще одна, видимо более древняя, но очень хорошо сохранившаяся, окружавшая, очевидно, внутренние постройки и жилые дома.
Тристан еще не видел многого из того, что находилось внутри за крепостной стеной, только Большой зал и спальню Женевьевы, но и этого было достаточно, чтобы понять, что замок построен и для комфорта и, для обороны, причем гармонично сочетая в себе оба эти качества. Сэр Гэмфри рассказал ему о старой часовне, примыкавшей к Большому залу и являвшейся великолепным образцом могущества и красоты, с высокими стрельчатыми окнами, плавными изгибами каменных арок и сводов, красными бархатными дорожками, устилавшими каменный пол, мраморным алтарем и массивной кафедрой, вырезанной из цельного куска дерева, с изображением Св. Георгия, поражающего дракона.
«И теперь все это принадлежит мне», – подумал де ла Тер. Чувство невероятного удовлетворения и триумфа захлестнуло его. Награда станет законной, как только Генрих воссядет на трон.
Но вот Тристан возвращается к окружающей его действительности, и на него вдруг нахлынули воспоминания, столь тягостные, и вызвавшие такой резонанс в его душе, что если бы в эту минуту он находился здесь один, то просто согнулся бы от боли.
С какой радостью он отдал бы этот Эденби и все, что получил с того момента, как присоединился к Генриху Тюдору, только за то, чтобы повернуть время вспять! Чтобы оказаться в тот страшный день в своем замке и защитить Лизетту!
Ему на самом деле ничего не нужно из всего этого, он не хотел покорять этих людей, он не хотел смертей, ему не нужна эта чертова война! Внезапно Тристан осознал, насколько ему нравится замок Эденби! Он ведь никогда не сможет вернуться в свое поместье Бэдфорт Хит, туда, где все напоминает о смерти его бедной жены и всех близких.
Именно поэтому этот великолепный замок, расположенный в дикой и пустынной местности, должен стать для него наградой, прибежищем, домом. Он может жить здесь. Может быть, он даже найдет здесь покой и мир, если так будет угодно Богу.
У Тристана не было и тени сомнения в том, что Генрих Тюдор выиграет предстоящее сражение. Он был уверен так же в том, что жители замка не будут питать к нему ненависти слишком долго. У людей есть необыкновенное свойство приспосабливаться к новым обстоятельствам. Ведь граф де ла Тер не убивал Эдгара Эденби, тот погиб в сражении, отстаивая собственные убеждения. Это заслуживает только уважения. Ну, а что касается его дочери…
Тристан сжал зубы и, обернувшись, с нескрываемой неприязнью внимательно посмотрел на женщину, тихо стоявшую у него за спиной. Ее взгляд сулил непокорность и долгую борьбу, вряд ли она когда-нибудь изменит свое отношение к нему.
О, эти серебряные глаза! О, этот волнующий нежный голос! Эти сладкие губы, произносящие слова, каждое из которых подобно остро отточенному клинку.
Да, она необычайно красива и двигается с неописуемой грацией. Девушка не завязывала свои волосы, и они ниспадали вдоль спины золотым дождем, такие прекрасные что, ему страстно хотелось прикоснуться к ним, вдохнуть их аромат… Но Тристан отчетливо понимал, что никогда не сможет доверять Женевьеве, она ненавидит его. Сейчас он машинально отметил про себя напряженность ее позы, то, как она сжала пальцы, даже суставы побелели, очевидно, она нервничает. Но все же она высоко держала голову и, казалось, что ее гордость и честь вовсе не затронуты…
Языки пламени в камине отбрасывали блики на ее удивительные глаза с потрясающе длинными ресницами, светлая чистая кожа теперь была тронута легким румянцем. Несмотря на состояние бурного гнева, бушевавшего у нее внутри, Женевьева прекрасно отдавала себе отчет в происходящем, и старалась скрыть свое состояние от проницательного взгляда Тристана.
А ему ужасно хотелось сделать что-то такое, что бы потушив в ее глазах этот холодный огонь презрения и жгучей неприязни, сжать девушку в своих объятиях нежно и страстно. Но в то же самое время он испытывал едва преодолимое желание ударить ее, чтобы усмирить ее гордость, сломить ее, покорить… Хотелось вкусить плода этой неописуемой красоты, забыть свою боль, зажечь свое сердце огнем плотской страсти… Хотелось открыть в ней, то, что, как он знал, должно быть спрятанным в самой глубине ее сознания, пробудить в ней своими прикосновениями страстную и пылкую женщину.
«Жаль, что ей невозможно довериться, – подумал Тристан с горечью, – жаль, что она скрывает какой-то замысел, жаль, что она явно неискренна. Надо было предупредить Джона, чтобы тот был настороже, следовало отослать половину командиров к их отрядам, чтобы те смогли оказать поддержку в случае опасности».
Она прекрасна, ему хотелось прикоснуться к ней! Тристан подумал о том, чтобы он сделал, если бы вдруг Женевьева раскрыла перед ним свои карты… Он все еще желал ее, но еще не знал, возьмет ли он ее или нет. Да, решил Тристан, я возьму ее! Я возьму вас, миледи, как вы настаивали, я возьму вас! Я дам вам, миледи, еще один шанс понять, что не намереваюсь нарушить наш договор, но и от вас потребую того же.
– Вы не находите, что спальня достаточно… уютна? – спросила Женевьева.
– Очень, – коротко ответил Тристан. Он подошел к одному из кресел у камина и уселся в него, положив локти на резные ручки и сложив молитвенно ладони. Затем приподнял руки и легонько коснулся указательными пальцами своих губ.
Кресло, в котором он сидел, стояло чуть в стороне от камина, и со своего места Тристан мог наблюдать за Женевьевой и держать в поле зрения дверь. Он закрыл ее за собой, когда вошел, на массивную задвижку, но так как спальня была пуста, то опасность может прийти только извне. В напряжении, настороженный, он продолжал сидеть, не меняя позы, глядя на Женевьеву сквозь полузакрытые веки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130