Она ощутила, как внутри нее поднимается гнев на него за то, что он так унижает ее перед этими людьми.
Она не сопротивлялась, прекрасно зная, что сопротивление вызовет у него немедленную ответную реакцию. Было очевидно, что у Тристана было что-то на уме.
– Вероятно, она утомлена от того, что носит в себе… – уточнил он.
Ответом на это замечание было удивленное бормотание, но Женевьева не слышала его, так как чуть не задохнулась от гнева. Она готова была выцарапать Тристану глаза. Было абсолютно ясно, что его слова сказаны специально для Гая. Жгучий стыд охватил ее, она не осмеливалась поднять глаза на своего старого друга, ей хотелось убежать отсюда.
И когда Тристан настойчиво потянул ее за руку, чтобы увести в спальню, она пошла за ним, ничего не видя перед собой из-за застилавших глаза слез обиды и злости.
Когда за ними закрылась дверь, и они остались одни, Женевьева вырвала свою руку и резко обернулась к Тристану:
– Ты специально сказал об этом при всех присутствующих! Это жестоко и совершенно необязательно! Ты не имел права!
Тристан прислонился к двери и несколько мгновений молча смотрел на нее. Затем прошел через комнату и начал сбрасывать с себя одежду. Женевьева следила за ним, внутри нее бушевал гнев, а Тристан не соизволил даже дать ей ни объяснения, ни ответа.
Он присел на кровать и стянул сапоги, а затем и чулки, потом встал, потянулся, играя обнаженными мускулами. Женевьева отвела от него глаза и прошла к камину. Она повернулась спиной и уселась в кресло. Она слышала, как он ложится в постель, и чувствовала, как между ними возрастает напряжение, грозящее вылиться в настоящий взрыв.
Наконец, он хрипло, но довольно спокойно произнес:
– Иди же в постель, Женевьева.
– О, да, где же я должна находиться по мнению всех!
Он помолчал мгновение и затем спросил с иронической усмешкой в голосе:
– А, что, разве ты не спишь рядом со мной?
Горький комок подступил ей к горлу, сердце отчаянно забилось, и она вцепилась в подлокотники кресла. «Почему ей так больно? Возможно потому, что сегодня она вновь почувствовала себя хозяйкой замка, знатной женщиной? Да, да, в этот вечер она была леди, а не наложница Тристана де ла Тера».
– Женевьева!
Ей очень хотелось сказать ему, чтобы он отправлялся в ад и горел там на медленном огне целую вечность. В ее глазах стояли слезы, и она боялась, что расплачется, если будет говорить слишком долго, она боялась дать волю своим чувствам. Женевьева, пытаясь дышать глубже и ровнее, и вымолвила:
– Оставь меня в покое, Тристан, хотя бы этой ночью, прошу тебя.
Его внезапная реакция превзошла все ее ожидания, она попыталась что-то сказать ему, но не успела: он был уже на ногах, гибкий, сильный и стремительный, как пантера, схватил ее именно в тот момент, когда Женевьева пыталась встать с кресла, чтобы убежать. Он крепко держал ее за руку, как она не пыталась вырваться, привлек к себе и поднял на руки.
– Оставить тебя в покое сегодня? Чтобы ты могла спокойно предаться мечтам?
– Тристан, я не понимаю, что случилось с тобой, черт тебя побери! Я не прошу слишком много.
Он швырнул ее на кровать, она замерла на мгновение, а потом обрушила на него яростный поток ругательств и оскорблений.
Что только она не говорила, как не обзывала всевозможными словами, когда он наклонился над ней, отчаянно замолотила кулаками по его голому телу. И не без успеха, ибо Тристан вскрикнул от досады, боли, и не на шутку разозлился. Женевьева попыталась соскочить с кровати, но он схватил ее за волосы и принялся срывать с нее платье.
– Тристан, – крикнула Женевьева, и попыталась вцепиться в его лицо, но Тристан перехватил ее запястье.
– Прошу тебя!
В ее голосе была мольба, ибо он пугал ее, но в глубине души, она не верила, что он причинит ей какой-нибудь вред. Он высоко поднял ее руки и осторожно склонился над ней, страшный в своем гневе, но и действительно стараясь не причинить ей боли.
– Тристан, пожалуйста, я ведь только попросила тебя, не трогай меня сегодня ночью, я ведь не сопротивлялась.
– Ты хотела сказать что-то другое, любовь моя. О, я прекрасно тебя понял и могу продолжить твою мысль, – горячо откликнулся он. – Но сегодня, или в любую другую ночь, ты будешь лежать рядом со мной, ты хорошо слушаешь меня, дорогая? Ты не будешь мечтать о прошлом, о прошедшей любви, о руках этого парня, о…
– Ты сумасшедший ланкастерский бастард! – прошипела Женевьева. Она попыталась освободиться от его хватки, но почувствовала, как напряглись его бедра, сжимавшие ее ноги, и как сжались его пальцы, обхватившие ее запястья.
– Я должна была выйти замуж за его лучшего друга, который погиб во время осады Эденби и похоронен внизу, в часовне! Я никогда ничего не чувствовала к Гаю, кроме дружбы! И я хочу остаться одна не для того, чтобы мечтать о чьих-то прикосновениях – я бы мечтала о монастыре!
Неожиданно он грубо рассмеялся:
– Любовь моя, я как-то не очень хорошо представляю тебя в тихой обители, вдали от мужских глаз?
– Тристан…
– Женевьева, ты просто дура, да он раздевает тебя, глазами, он не спускает с тебя своего нечистого взгляда!
– Он видел, как я несчастна! Мое положение вызывает жалость у тех, кто любит меня, но это было бы еще не так плохо! Тебе незачем было унижать меня перед всеми! Ты обращался со мной, как со своей собственностью! И, Господи, ты объявил во всеуслышание, что я…
– Что ты беременна? – мрачно перебил ее Тристан.
– Это жестоко!
– Это правда.
– Как правда и то, что тебя совершенно не волнует, утомлена ли я на самом деле, и хорошо ли мне! Ты поступил так только из желания досадить ему.
– Нет, Женевьева, – сказал он устало, – я сказал об этом не из желания досадить кому бы то ни было, а чтобы предостеречь. У сэра Гая есть что-то на уме, миледи. И будет лучше для него, если он будет знать, что ты принадлежишь мне. Возможно, зная, что ты беременна, он изменит свои планы. Кроме того, как только он осмелится прикоснуться к тебе – он умрет.
Женевьева вздохнула, глядя на него. Да, теперь Тристан говорил внешне очень спокойно, и она поняла, что он был абсолютно искренен.
В смущении она покачала головой:
– Ты не прав! Ни я не мечтаю о нем, ни он обо мне, и если есть что-то позорное во всем этом, так это мое нынешнее положение…
– Теперь, любовь моя, оно скорее забавно. Сейчас ты делаешь именно то, чего ожидал от тебя не так уж давно твой галантный сэр Гай, который сейчас находится в замке. Мы втроем сидели за тем же самым столом в ту ночь. И он смотрел, как мы с тобой поднимаемся по лестнице, в твою спальню.
– Тристан, ты не понимаешь…
– Нет, Женевьева, я все понимаю! Я знаю, что то, что планировалось той ночью, было не просто бесчестно, это было подло! Вы планировали не соблазнение, а убийство!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Она не сопротивлялась, прекрасно зная, что сопротивление вызовет у него немедленную ответную реакцию. Было очевидно, что у Тристана было что-то на уме.
– Вероятно, она утомлена от того, что носит в себе… – уточнил он.
Ответом на это замечание было удивленное бормотание, но Женевьева не слышала его, так как чуть не задохнулась от гнева. Она готова была выцарапать Тристану глаза. Было абсолютно ясно, что его слова сказаны специально для Гая. Жгучий стыд охватил ее, она не осмеливалась поднять глаза на своего старого друга, ей хотелось убежать отсюда.
И когда Тристан настойчиво потянул ее за руку, чтобы увести в спальню, она пошла за ним, ничего не видя перед собой из-за застилавших глаза слез обиды и злости.
Когда за ними закрылась дверь, и они остались одни, Женевьева вырвала свою руку и резко обернулась к Тристану:
– Ты специально сказал об этом при всех присутствующих! Это жестоко и совершенно необязательно! Ты не имел права!
Тристан прислонился к двери и несколько мгновений молча смотрел на нее. Затем прошел через комнату и начал сбрасывать с себя одежду. Женевьева следила за ним, внутри нее бушевал гнев, а Тристан не соизволил даже дать ей ни объяснения, ни ответа.
Он присел на кровать и стянул сапоги, а затем и чулки, потом встал, потянулся, играя обнаженными мускулами. Женевьева отвела от него глаза и прошла к камину. Она повернулась спиной и уселась в кресло. Она слышала, как он ложится в постель, и чувствовала, как между ними возрастает напряжение, грозящее вылиться в настоящий взрыв.
Наконец, он хрипло, но довольно спокойно произнес:
– Иди же в постель, Женевьева.
– О, да, где же я должна находиться по мнению всех!
Он помолчал мгновение и затем спросил с иронической усмешкой в голосе:
– А, что, разве ты не спишь рядом со мной?
Горький комок подступил ей к горлу, сердце отчаянно забилось, и она вцепилась в подлокотники кресла. «Почему ей так больно? Возможно потому, что сегодня она вновь почувствовала себя хозяйкой замка, знатной женщиной? Да, да, в этот вечер она была леди, а не наложница Тристана де ла Тера».
– Женевьева!
Ей очень хотелось сказать ему, чтобы он отправлялся в ад и горел там на медленном огне целую вечность. В ее глазах стояли слезы, и она боялась, что расплачется, если будет говорить слишком долго, она боялась дать волю своим чувствам. Женевьева, пытаясь дышать глубже и ровнее, и вымолвила:
– Оставь меня в покое, Тристан, хотя бы этой ночью, прошу тебя.
Его внезапная реакция превзошла все ее ожидания, она попыталась что-то сказать ему, но не успела: он был уже на ногах, гибкий, сильный и стремительный, как пантера, схватил ее именно в тот момент, когда Женевьева пыталась встать с кресла, чтобы убежать. Он крепко держал ее за руку, как она не пыталась вырваться, привлек к себе и поднял на руки.
– Оставить тебя в покое сегодня? Чтобы ты могла спокойно предаться мечтам?
– Тристан, я не понимаю, что случилось с тобой, черт тебя побери! Я не прошу слишком много.
Он швырнул ее на кровать, она замерла на мгновение, а потом обрушила на него яростный поток ругательств и оскорблений.
Что только она не говорила, как не обзывала всевозможными словами, когда он наклонился над ней, отчаянно замолотила кулаками по его голому телу. И не без успеха, ибо Тристан вскрикнул от досады, боли, и не на шутку разозлился. Женевьева попыталась соскочить с кровати, но он схватил ее за волосы и принялся срывать с нее платье.
– Тристан, – крикнула Женевьева, и попыталась вцепиться в его лицо, но Тристан перехватил ее запястье.
– Прошу тебя!
В ее голосе была мольба, ибо он пугал ее, но в глубине души, она не верила, что он причинит ей какой-нибудь вред. Он высоко поднял ее руки и осторожно склонился над ней, страшный в своем гневе, но и действительно стараясь не причинить ей боли.
– Тристан, пожалуйста, я ведь только попросила тебя, не трогай меня сегодня ночью, я ведь не сопротивлялась.
– Ты хотела сказать что-то другое, любовь моя. О, я прекрасно тебя понял и могу продолжить твою мысль, – горячо откликнулся он. – Но сегодня, или в любую другую ночь, ты будешь лежать рядом со мной, ты хорошо слушаешь меня, дорогая? Ты не будешь мечтать о прошлом, о прошедшей любви, о руках этого парня, о…
– Ты сумасшедший ланкастерский бастард! – прошипела Женевьева. Она попыталась освободиться от его хватки, но почувствовала, как напряглись его бедра, сжимавшие ее ноги, и как сжались его пальцы, обхватившие ее запястья.
– Я должна была выйти замуж за его лучшего друга, который погиб во время осады Эденби и похоронен внизу, в часовне! Я никогда ничего не чувствовала к Гаю, кроме дружбы! И я хочу остаться одна не для того, чтобы мечтать о чьих-то прикосновениях – я бы мечтала о монастыре!
Неожиданно он грубо рассмеялся:
– Любовь моя, я как-то не очень хорошо представляю тебя в тихой обители, вдали от мужских глаз?
– Тристан…
– Женевьева, ты просто дура, да он раздевает тебя, глазами, он не спускает с тебя своего нечистого взгляда!
– Он видел, как я несчастна! Мое положение вызывает жалость у тех, кто любит меня, но это было бы еще не так плохо! Тебе незачем было унижать меня перед всеми! Ты обращался со мной, как со своей собственностью! И, Господи, ты объявил во всеуслышание, что я…
– Что ты беременна? – мрачно перебил ее Тристан.
– Это жестоко!
– Это правда.
– Как правда и то, что тебя совершенно не волнует, утомлена ли я на самом деле, и хорошо ли мне! Ты поступил так только из желания досадить ему.
– Нет, Женевьева, – сказал он устало, – я сказал об этом не из желания досадить кому бы то ни было, а чтобы предостеречь. У сэра Гая есть что-то на уме, миледи. И будет лучше для него, если он будет знать, что ты принадлежишь мне. Возможно, зная, что ты беременна, он изменит свои планы. Кроме того, как только он осмелится прикоснуться к тебе – он умрет.
Женевьева вздохнула, глядя на него. Да, теперь Тристан говорил внешне очень спокойно, и она поняла, что он был абсолютно искренен.
В смущении она покачала головой:
– Ты не прав! Ни я не мечтаю о нем, ни он обо мне, и если есть что-то позорное во всем этом, так это мое нынешнее положение…
– Теперь, любовь моя, оно скорее забавно. Сейчас ты делаешь именно то, чего ожидал от тебя не так уж давно твой галантный сэр Гай, который сейчас находится в замке. Мы втроем сидели за тем же самым столом в ту ночь. И он смотрел, как мы с тобой поднимаемся по лестнице, в твою спальню.
– Тристан, ты не понимаешь…
– Нет, Женевьева, я все понимаю! Я знаю, что то, что планировалось той ночью, было не просто бесчестно, это было подло! Вы планировали не соблазнение, а убийство!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130