– Тебе следовало подохнуть еще в детстве, – прошипела Миранда. – Почему же ты жив?
Но тут она почувствовала недоуменный взгляд Ричарда и поспешно закрыла рот.
– Я твердый орешек, мадам, хотя… Он окинул ее ироническим взглядом.
– Хотя, возможно, не так тверд, как вы.
– Послушай, ты! – рявкнул Ричард, шагнув вперед.
– Нет, дорогой, – всполошилась Миранда, встав перед сыном. – Кто-то действительно пытался прикончить его, но при чем тут мои мальчики?
– Кстати, я не думаю, что это был Ричард, – заверил Николас. – А вот насчет Ланселота… не так уверен.
– Меня зовут Ланс. Сколько раз повторять?!
– Ланселот… – протянул Николас, словно перекатывая имя на языке, прежде чем обернуться. За спиной Ланселота топтался тщедушный красавчик дворецкий.
– Ланс, бесценный мой мальчик! Так ты вернулся? Что ты делаешь в Лондоне? Ричард сказал, что ты гостишь у друга в Фолкстоуне.
– Колесо кареты сломалось, – пожал плечами Ланселот. – Пришлось вернуться. И что, кстати, он здесь делает?
– Значит, ты вполне мог попытаться всадить мне пулю в висок сегодня утром, – констатировал Николас ледяным тоном, гадая, сколько времени понадобится, чтобы придушить слизняка.
– Вздор, – бросил Ланселот, сбив с рукава невидимую пылинку. – Я меткий стрелок. И уж если бы стрелял в тебя, ты давно уже лежал бы в дорожной пыли.
– Не такой меткий, как я, – неожиданно заявил дворецкий. – Не помнишь наше состязание? А мастер Ричард – лучший из нас.
Николас подумал, что дворецкий весьма вольно обращается с хозяевами. Миранда, очевидно, потеряла дар речи от изумления, потому что откровенно вытаращилась на дворецкого.
– Как вас зовут? – спросил Николас.
– Меня? Я Дэвид Смайт-Джонс. Николас невольно рассмеялся.
– Дэви Джонс? Значит, ваши родители были связаны с морем? И к тому же не лишены чувства юмора.
– Нет. Просто всю жизнь мечтали о сокровище, лежавшем в трюмах давно затонувших испанских галеонов. Однако поскольку они жили в Ливерпуле и не имели в кармане ни пенни на поиски, сомнительно, чтобы сокровище их дождалось. Все же моя мать растратила свою жизнь, выискивая старые карты с указанием местонахождения кладов и строя несбыточные планы.
Николас присмотрелся к молодому человеку. Капризно изогнутые губы, нервно заломленные руки… А братья? Какие они разные! Да и третий тоже весьма необычен. Будущий ученый! Думал ли его отец о тех, кого произвел на свет?
Он повелительно поднял руку:
– Больше никаких перепалок, никаких оскорблений, никаких уверений в собственной невинности. Это требование относится и к вам, сэр, – бросил он Альфреду Леммингу, готовому наброситься на него. – И слушайте меня внимательно. Я лорд Маунтджой, граф. Никто из вас не отберет у меня титул. Наследником будет мой сын, а наследником сына – его сын, и так будет на протяжении всех следующих поколений. Если Миранда внушила, будто вы имеете все права на титул, если вдолбила в головы, что вы законные наследники, значит, оказала вам скверную услугу. Учтите, если что-то случится со мной, за меня отомстят, и немедленно. У меня есть близкие друзья, готовые отдать за меня жизнь. И если я умру, значит, следующими будут ваши дети, мадам. Учитывая свирепость моих друзей, сомневаюсь, что Обри тоже выживет. И тогда род Вейлов исчезнет с лица земли. Надеюсь, все меня поняли?
– Да ты совершенно спятил! – завопила леди Маунтджой, потрясая кулаками. – Безумец! Ты угрожаешь моим бедным мальчикам, которые тебя пальцем не тронули!
– Она говорит чистую правду, милорд! – прогремел Альфред, лицо которого уже приобрело оттенок баклажана.
Николас удостоил мачеху коротким поклоном:
– Я позабочусь, чтобы вы жили после смерти сыновей, мадам. Вы и ваш жирный любовник. Возможно, со временем вы пожалеете о том, что научили их ненавидеть меня. Твердили, что я враг, которого необходимо уничтожить. Враг, а не брат, обязанностью которого было их защищать, а иногда и помогать. И, в конце концов, мадам, вы поймете, что остались ни с чем.
Несколько минут в гостиной царило мертвое молчание, прежде чем Альфред Лемминг выступил вперед и едва слышно прошептал:
– По моему мнению, милорд, вам не стоило делать столь откровенных заявлений.
На его лбу выступили крупные капли пота.
– Несмотря на атмосферу злобы и вражды, остро ощущаемую мной, это еще не извиняет дурных манер. Я лорд Хейссен и готов лично поручиться за молодых джентльменов. В этом слове весь смысл, милорд. Они джентльмены. Не бандиты. Вы явились из каких-то языческих стран, где, вне всякого сомнения, имели врагов, таких же язычников, не имеющих понятия о правилах приличия в цивилизованном мире. Ни один английский джентльмен не станет палить из пистолета на улице, рискуя быть увиденным и опознанным. Это абсурд! И вы не должны подозревать этих прекрасных молодых людей.
Николас оглядел щеголевато одетого Лемминга, отметив, что его белые пухлые руки унизаны кольцами, как у женщины.
– Был рад услышать ваше мнение, милорд. И поскольку вы, кажется, рады пребывать в этом змеином гнезде, я решил добавить вас к списку. Если я умру, все присутствующие в этой комнате будут стерты с лица земли, кроме, разумеется, моей злобной мачехи. А пока что прощайте. И кстати, мадам, держитесь подальше от моей невесты.
– Невесты? Не бывать этому! Да я…
Николас шагнул вперед как раз в тот момент, когда белоснежная рука Лемминга мягко запечатала рот Миранды. Николас кивнул ему, отметив, что, невзирая на очевидную мягкость, рука выглядела на удивление сильной.
– Продолжайте в том же духе, милорд, – посоветовал он, – ради ее же безопасности.
Проходя мимо Дэвиса, он прошептал:
– А вам неплохо бы сменить имя, молодой человек.
– Что?! Это благородное имя! Имя, связанное с бесчисленными нерассказанными историями о мужестве и приключениях.
– И долго вы здесь работаете?
Мягкий белый подбородок гордо вскинулся.
– Я заботился о мастере Лансе еще в Оксфорде. И согласился взвалить на себе новый груз обязанностей в Лондоне. Теперь я управляю этим великолепным домом. Держу слуг в строгости и делаю все возможное, чтобы галстуки мастера Ланселота были белыми, как кожа девственницы, и идеально завязанными. Я само совершенство, и того же требую от всех слуг.
Николас внезапно ощутил запах плесени от книг в библиотеке в нескольких шагах по коридору. Он помнил его с пяти лет. Странно, что этот запах до сих пор жив в его памяти.
– Советую держать вашего дворецкого в ежовых рукавицах, – бросил он в сторону Ланселота, останавливаясь в дверях и оглядывая каменные лица присутствующих.
Он спустился вниз. В спину летели вопли мачехи:
– Почему вы вообще впустили его, Смайт-Джонс? Это не совершенство! Это серьезный проступок! Какой из вас, спрашивается, дворецкий?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77