Позволила себе ощутить его жар, его могучую плоть. Ее внутренние мышцы чуть сжались, и это стало его погибелью.
– Розалинда, – выдавил он, прежде чем с новой силой вонзиться в нее и облегченно выдохнуть, почувствовав освобождение.
Он почти раздавил ее тяжестью своего тела. Господи, какое счастье, он еще жив. И она обнимает его.
– Я ощущаю тебя внутри, – пробормотала Розалинда, – и это так непривычно.
Он всегда удивлялся, откуда у женщин берутся силы и мысли, чтобы еще и говорить в такие минуты. Минуты, навсегда изменившие его жизнь. Ничего лучшего с ним не случалось. Перед глазами все еще плыли радужные пятна.
– Я тоже тебя чувствую. Ты такая мягкая и мокрая от моего семени. Я кричал еще громче тебя?
Она снова укусила его, на этот раз в плечо, а потом зализала место укуса. Николасу это понравилось, и он вошел в нее чуть глубже, почувствовал, как сжались ее мышцы, и остановился.
– Я ведь кричала, правда? – потрясенно прошептала она. – Ничего не могла с собой поделать. Крик просто вырвался. Знаешь, Николас, мне нравится вкус твоей кожи.
Она опять укусила его и зализала.
– А когда ты ласкал меня ртом… такого я и представить не могла.
Наслаждение, рожденное ее словами, заполнило все пустоты в его душе. Он с трудом приподнялся на локтях, желая сказать что-то умное, изречь некую житейскую мудрость, но вместо этого засмотрелся на Розалинду. Раскрасневшиеся щеки, огненные волосы на белой подушке и бездонная синева ее глаз.
Нет-нет, он глупеет с каждой секундой! Женские глаза не могут быть бездонными!
Николас судорожно сглотнул, внезапно осознав, что эта женщина принадлежит ему. И останется его женой, пока он не умрет. Если ее глаза бездонны, значит, так тому и быть.
Ее мышцы снова сжали его плоть и тут же расслабились. Любой мужчина мог бы жизнь отдать за подобные мгновения.
– Ты весь мокрый, Николас, – улыбнулась она.
– И ты тоже.
Она задумчиво покачала головой:
– Знаешь, раньше я никогда не любила потных мужчин, но сейчас… А теперь кого это волнует? И все было чудесно, пока тебе не взбрело в голову вонзиться в меня.
– Но это была твоя награда за то, что была очень хорошей женой и позволила мне любить тебя ртом.
– О Боже.
Она уткнулась лицом в его плечо.
– Розалинда, сейчас я в тебе и мое голое тело прижато к твоему голому телу. И тебе нечего стыдиться.
– Ничего себе награда, – обиделась она. – Мне было больно.
– А сейчас? Тоже больно?
– В общем, нет. Но ты очень большой, Николас. А я – нет. Конечно, мужчины на тех картинках очень велики, но все же не сложены, как ты. Но, несмотря на твои размеры, все было не так уж плохо.
Она робко поцеловала его в губы. Вся усталость неожиданно улетучилась. Ему хотелось снова любить ее, но он не шевельнулся. Очень уж трудно было смириться с тем, что у нее, должно быть, саднит между ног.
– Спасибо за то, что так ясно все объяснила, – прошептал он, целуя ее.
– Надеюсь, твой дед не стоит сейчас в углу, наблюдая за нами.
Он улыбнулся и снова поцеловал ее в немного вспухшие губы.
– Ты моя жена. Теперь уже настоящая.
– А ты мой муж. Теперь уже настоящий.
– И не только. Я человек, который нашел тебя в Лондоне, который понял, что это ты, в ту же минуту, как увидел тебя, еще до того, как увидел тебя, человек, который должен понять, что…
Он осекся, выругал себя и понял, что зря тратил слова. Розалинда уснула.
Он лег на бок рядом с ней и стал гладить ее волосы, представляя, как ее голова будет метаться по подушке, когда на нее нахлынет первый оргазм. Не скромный маленький оргазм, а громкий, с воплями, выгибающий тело и растворяющий кости.
Он осторожно заправил ей за ухо непокорный локон.
– Да, – прошептал он ей в висок, – теперь ты моя настоящая жена.
Он прижался грудью к ее спине и поцеловал затылок.
Николас много лет слушал, как мужчины распространяются о своих любовницах и женах.
«Самая большая разница, – со смехом утверждали они, – заключается в том, что жена провожает тебя на кладбище или доводит до такового, тогда как любовница ласкает все, что ты требуешь ласкать, и, если повезет, будет скорбеть о тебе, возможно, целую неделю, прежде чем найти нового покровителя. При этом жен нужно брать быстро, сделать свое дело и тут же уйти, не оскорбив их скромности. А любовница предназначена для долгих, раскованных наслаждений».
Он всегда считал мужчин идиотами.
И сегодня это доказал. Скорее всего, Райдер Шербрук от всей души согласится с ним.
Николас заснул с ее запахом в ноздрях, с ее вкусом во рту.
Он не любил ее, не мог любить, ибо человек не способен любить долг. Но так ли это?
Глава 33
Николас протянул Розалинде древнюю книгу в кожаном переплете:
– Это копия «Правил Пейла», принадлежавшая моему деду. Судя по количеству страниц, это всего лишь отрывок из той рукописи, которую раздобыл Грейсон.
– Возможно, это просто введение, в котором содержатся объяснения написанному в книге, – без особой надежды ответила Розалинда, сидевшая в дедовском кресле у камина. Сиденье отчего-то было таким теплым, что это чувствовалось даже сквозь нижние юбки и платье. Неужели здесь уже кто-то сидел до нее?
Она открыла тонкий томик на первой попавшейся странице. Текст был написан тем же самым шифром, она его узнала и могла легко разобрать каждое слово. Розалинда принялась читать:
– «Чародеи и колдуньи, живущие на горе Оливан, – создания бессовестные и беспринципные, бесконечно коварные и тщеславные. Они постоянно насылают проклятия и злые чары друг на друга, причем такие подлые и злобные, что небеса стонут. Я, наконец, понял, что они не могут покинуть гору Оливан и, вероятно, не имеют права даже выйти за пределы Блад-Рока, этой холодной и мрачной крепости, которая кажется более древней, чем сам Пейл. Ни один из ее жителей не знает, откуда взялось название крепости. Я спросил Беленуса, и тот уклончиво ответил:
– Мы все из прошлого и решили совершить путешествие в будущее.
Типичный ответ чародея!
Мне захотелось лягнуть его.
В другой раз я спросил Беленуса, сколько ему лет. Он расчесал пальцами густую рыжую бороду, показал в улыбке белые зубы и заявил:
– Годы – бессмысленная мера времени, созданная людьми, решившими посчитать их, дабы убедиться, что они получат свою долю, чего никогда не происходит, потому что убивать друг друга им нравится куда больше, чем долго жить.
Я решил, что тут он прав.
Я спросил Латобиуса, кельтского бога гор и неба, действительно ли он бог и бессмертен ли он.
Он поднял руку, и с кончиков пальцев сорвалась молния и ударила в великолепную мраморную скульптуру, стоявшую в углу просторного зала. Кто-то говорил, что ее перенесли сюда из дворца царя Агамемнона в Микенах. Помню, как осколки мрамора каскадом разлетелись во все стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
– Розалинда, – выдавил он, прежде чем с новой силой вонзиться в нее и облегченно выдохнуть, почувствовав освобождение.
Он почти раздавил ее тяжестью своего тела. Господи, какое счастье, он еще жив. И она обнимает его.
– Я ощущаю тебя внутри, – пробормотала Розалинда, – и это так непривычно.
Он всегда удивлялся, откуда у женщин берутся силы и мысли, чтобы еще и говорить в такие минуты. Минуты, навсегда изменившие его жизнь. Ничего лучшего с ним не случалось. Перед глазами все еще плыли радужные пятна.
– Я тоже тебя чувствую. Ты такая мягкая и мокрая от моего семени. Я кричал еще громче тебя?
Она снова укусила его, на этот раз в плечо, а потом зализала место укуса. Николасу это понравилось, и он вошел в нее чуть глубже, почувствовал, как сжались ее мышцы, и остановился.
– Я ведь кричала, правда? – потрясенно прошептала она. – Ничего не могла с собой поделать. Крик просто вырвался. Знаешь, Николас, мне нравится вкус твоей кожи.
Она опять укусила его и зализала.
– А когда ты ласкал меня ртом… такого я и представить не могла.
Наслаждение, рожденное ее словами, заполнило все пустоты в его душе. Он с трудом приподнялся на локтях, желая сказать что-то умное, изречь некую житейскую мудрость, но вместо этого засмотрелся на Розалинду. Раскрасневшиеся щеки, огненные волосы на белой подушке и бездонная синева ее глаз.
Нет-нет, он глупеет с каждой секундой! Женские глаза не могут быть бездонными!
Николас судорожно сглотнул, внезапно осознав, что эта женщина принадлежит ему. И останется его женой, пока он не умрет. Если ее глаза бездонны, значит, так тому и быть.
Ее мышцы снова сжали его плоть и тут же расслабились. Любой мужчина мог бы жизнь отдать за подобные мгновения.
– Ты весь мокрый, Николас, – улыбнулась она.
– И ты тоже.
Она задумчиво покачала головой:
– Знаешь, раньше я никогда не любила потных мужчин, но сейчас… А теперь кого это волнует? И все было чудесно, пока тебе не взбрело в голову вонзиться в меня.
– Но это была твоя награда за то, что была очень хорошей женой и позволила мне любить тебя ртом.
– О Боже.
Она уткнулась лицом в его плечо.
– Розалинда, сейчас я в тебе и мое голое тело прижато к твоему голому телу. И тебе нечего стыдиться.
– Ничего себе награда, – обиделась она. – Мне было больно.
– А сейчас? Тоже больно?
– В общем, нет. Но ты очень большой, Николас. А я – нет. Конечно, мужчины на тех картинках очень велики, но все же не сложены, как ты. Но, несмотря на твои размеры, все было не так уж плохо.
Она робко поцеловала его в губы. Вся усталость неожиданно улетучилась. Ему хотелось снова любить ее, но он не шевельнулся. Очень уж трудно было смириться с тем, что у нее, должно быть, саднит между ног.
– Спасибо за то, что так ясно все объяснила, – прошептал он, целуя ее.
– Надеюсь, твой дед не стоит сейчас в углу, наблюдая за нами.
Он улыбнулся и снова поцеловал ее в немного вспухшие губы.
– Ты моя жена. Теперь уже настоящая.
– А ты мой муж. Теперь уже настоящий.
– И не только. Я человек, который нашел тебя в Лондоне, который понял, что это ты, в ту же минуту, как увидел тебя, еще до того, как увидел тебя, человек, который должен понять, что…
Он осекся, выругал себя и понял, что зря тратил слова. Розалинда уснула.
Он лег на бок рядом с ней и стал гладить ее волосы, представляя, как ее голова будет метаться по подушке, когда на нее нахлынет первый оргазм. Не скромный маленький оргазм, а громкий, с воплями, выгибающий тело и растворяющий кости.
Он осторожно заправил ей за ухо непокорный локон.
– Да, – прошептал он ей в висок, – теперь ты моя настоящая жена.
Он прижался грудью к ее спине и поцеловал затылок.
Николас много лет слушал, как мужчины распространяются о своих любовницах и женах.
«Самая большая разница, – со смехом утверждали они, – заключается в том, что жена провожает тебя на кладбище или доводит до такового, тогда как любовница ласкает все, что ты требуешь ласкать, и, если повезет, будет скорбеть о тебе, возможно, целую неделю, прежде чем найти нового покровителя. При этом жен нужно брать быстро, сделать свое дело и тут же уйти, не оскорбив их скромности. А любовница предназначена для долгих, раскованных наслаждений».
Он всегда считал мужчин идиотами.
И сегодня это доказал. Скорее всего, Райдер Шербрук от всей души согласится с ним.
Николас заснул с ее запахом в ноздрях, с ее вкусом во рту.
Он не любил ее, не мог любить, ибо человек не способен любить долг. Но так ли это?
Глава 33
Николас протянул Розалинде древнюю книгу в кожаном переплете:
– Это копия «Правил Пейла», принадлежавшая моему деду. Судя по количеству страниц, это всего лишь отрывок из той рукописи, которую раздобыл Грейсон.
– Возможно, это просто введение, в котором содержатся объяснения написанному в книге, – без особой надежды ответила Розалинда, сидевшая в дедовском кресле у камина. Сиденье отчего-то было таким теплым, что это чувствовалось даже сквозь нижние юбки и платье. Неужели здесь уже кто-то сидел до нее?
Она открыла тонкий томик на первой попавшейся странице. Текст был написан тем же самым шифром, она его узнала и могла легко разобрать каждое слово. Розалинда принялась читать:
– «Чародеи и колдуньи, живущие на горе Оливан, – создания бессовестные и беспринципные, бесконечно коварные и тщеславные. Они постоянно насылают проклятия и злые чары друг на друга, причем такие подлые и злобные, что небеса стонут. Я, наконец, понял, что они не могут покинуть гору Оливан и, вероятно, не имеют права даже выйти за пределы Блад-Рока, этой холодной и мрачной крепости, которая кажется более древней, чем сам Пейл. Ни один из ее жителей не знает, откуда взялось название крепости. Я спросил Беленуса, и тот уклончиво ответил:
– Мы все из прошлого и решили совершить путешествие в будущее.
Типичный ответ чародея!
Мне захотелось лягнуть его.
В другой раз я спросил Беленуса, сколько ему лет. Он расчесал пальцами густую рыжую бороду, показал в улыбке белые зубы и заявил:
– Годы – бессмысленная мера времени, созданная людьми, решившими посчитать их, дабы убедиться, что они получат свою долю, чего никогда не происходит, потому что убивать друг друга им нравится куда больше, чем долго жить.
Я решил, что тут он прав.
Я спросил Латобиуса, кельтского бога гор и неба, действительно ли он бог и бессмертен ли он.
Он поднял руку, и с кончиков пальцев сорвалась молния и ударила в великолепную мраморную скульптуру, стоявшую в углу просторного зала. Кто-то говорил, что ее перенесли сюда из дворца царя Агамемнона в Микенах. Помню, как осколки мрамора каскадом разлетелись во все стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77