Девушка могла бы поспорить по этому поводу, но понимала, что только теряет время. Она промолчала, устроилась поудобнее, закрыла глаза и отдалась в ласковые объятия сна.
«Что же мне с ней делать?» – спрашивал себя Люсьен, когда юная бунтовщица, наконец, уснула. Только ли по крови Александра принадлежит к Байярдам? Может ли она творить зло, не ведая сожаления? Если дело обстоит так, то не лишить ли ее девственности и тем самым отомстить ее семье? Мечтая ощутить ненависть, подобную той, что он испытал, когда девушка сказала ему о своем происхождении, Люсьен обнаружил, что чувство это притупилось, и, может быть, исчезло совсем.
Повернув голову, де Готье вдохнул чудесный аромат, исходивший от нее. Несмотря на грязь и пот, слоем покрывавший тело его спутницы, он находил ее не менее привлекательной, чем в ночь их близости.
Реакция собственного тела заставила мужчину отогнать возбуждающие мысли. Борясь с вожделением, он отвернулся от Александры, стараясь не думать о роскошном женском теле, свернувшемся клубочком рядом с ним. Люсьен твердо напомнил себе, что на карту поставлено слишком многое, и он не должен дать эмоциям взять над собой верх. Может, это будет потом, на земле Англии, но никак не раньше.
Глава 12
Широко открытыми глазами Александра уставилась на поводья, которые ей вручил мужчина.
– Управлять лошадью намного сложнее, чем ослом? – поинтересовалась она.
Де Готье застыл на месте. Ослом? Наверняка она шутит. Он медленно перевел глаза с заходящего солнца на девушку.
– Что?
– Ослом, – повторила она, гладя жеребца по крупу, – понимаешь, я ездила только на осле, а на лошади верхом я не сидела.
Издав громкий протяжный стон, Люсьен хлопнул по лбу ладонью. Принимая во внимание особое положение Александры в гареме, он думал, что она умеет управляться с лошадью. К тому же она хвасталась, что умеет ездить верхом так же хорошо, как Рашид.
Убеждая себя, что надо быть терпеливым, мужчина подошел к хвастунишке, стоявшей возле жеребца.
– Управление лошадью имеет много общего с управлением ослом.
Александра отвела глаза.
– Слишком мало этим сказано, хотелось бы подробнее.
– Да. – Взяв у нее из рук поводья, он повернулся к девушке, но слова застряли у него в горле.
Она не опустила на лицо чадру, и Люсьен впервые увидел сложные узоры, нанесенные на кожу для свадьбы. Но приковали его внимание ее глаза, в которых застыли горе, скорбь и отчаяние. Конечно, де Готье знал, что Александра тоскует, и всякий раз, когда на нее накатывало горе, он это чувствовал, однако не ожидал, что будет ощущать сострадание к ней.
– Когда ты собираешься поплакать? Девушка опустила глаза.
– Я не нуждаюсь ни в слезах, ни в утешениях, – гордо произнесла Александра, сверкая глазами, в которых предательски собирались слезы. – Не вижу необходимости в таком проявлении слабости.
Люсьен убрал волосы с ее лба.
– У тебя умерла мать, – мягко сказал он, – и не думай, что неприлично поплакать о ней.
Шмыгнув носом, девушка отошла от де Готье и встала рядом с лошадью.
– Ты думаешь, я не скорблю? – горько спросила она. – Я очень любила свою мать.
Он кивнул головой.
– И все же ты не позволяешь себе плакать, как другие женщины. Почему?
Она нервно запустила пальцы в спутанную конскую гриву.
– До тех пор, пока ты не появился, я мало что знала о слезах, – наконец произнесла девушка. – В доме Джаббара царили веселье и счастье, как мне казалось.
Люсьен прекрасно понимал, что для него очень важно соблюдать дистанцию, но его тянуло к этой несчастной девушке.
– Чтобы поплакать, вовсе не надо долго практиковаться, просто попробуй и все. – Он обнял ее за плечи, пытаясь успокоить.
Нырнув под его рукой, девушка отошла на несколько шагов и только потом обернулась.
– Может, я не хочу! Люсьен замотал головой.
– Нет, тебе лучше изводить себя этим придумыванием планов мести Лейле, чем оплакать свою мать.
Александра вскипела.
– Подумать только, Люсьен де Готье, ты даешь мне совет, в то время, как вся твоя жизнь сплошное изобретение уловок для того, чтобы напакостить Байярдам, – закричала она. – Не трать слов понапрасну, я все равно слушать тебя не буду.
«Да, с этой точкой зрения трудно не согласиться, – размышлял Люсьен. – Ему не следует давать ей советы, тем более, что он не оставил мысли использовать ее против старого Байярда». Но ведь сотрудничество и добрая воля Александры ему совершенно необходимы, чтобы спешно добраться до Англии. И если бы ей была известна истинная причина смерти матери, то, может быть, она отказалась бы от мысли вернуться в Алжир?
– Я надеялся, что мне не придется рассказывать тебе об этом, – проговорил он, – но твоя мать явилась соучастницей в покушении на собственную жизнь.
Соучастница? Гнев Александры начинал угасать, она вдумалась в значение этого слова.
– О чем ты говоришь? – потребовала она разъяснений.
– Сабина знала о яде, но он предназначался тебе, а не ей.
– Абсурд! Моя мать не могла сделать ничего подобного, – задохнулась девушка от негодования, – она истинная христианка!
– Нет, я не лгу. Сабина сознательно съела финики, чтобы доказать тебе, как опасен гарем. Самым ее сокровенным желанием было увезти тебя из Алжира.
– Значит, яд в финиках... Халид... – прошептала Александра, вспомнив отказ евнуха отдать ей последний плод. – Он знал... Это означало, что он и Лейла действовали заодно. Но такого просто не может быть. Или есть другое объяснение?
– Да, Халид знал, – подтвердил ее предположение Люсьен. – Он видел, как Лейла положила яд в финики, но, несмотря на его предупреждение, Сабина все же их съела.
Девушка запротестовала:
– Моя мама не могла совершить такой поступок. Она была еще так молода и...
– Она умирала, Александра.
Девушка широко распахнутыми глазами уставилась на Люсьена. Невозможно поверить в услышанное. Мать была молода и жизнерадостна. Да, она иногда кашляла, но в целом у нее был крепкий организм.
– Нет, снова ты лжешь, – обвинила его девушка и мстительно добавила: – Твои соплеменники все такие врали?
Подойдя к своей лошади, де Готье открыл суму и что-то нашарил внутри. Это было запечатанное письмо.
– Вот, – произнес мужчина, вручая его своей спутнице, – это тебе объяснит кое-что. Потом, возможно, ты оставишь свои дурные мысли.
Александра молча смотрела на письмо. Перевернув его, она увидела свое имя, нацарапанное на обратной стороне, и узнала почерк матери.
– Откуда у тебя это? – потребовала девушка объяснений.
– Халид. Хотя мне и было запрещено отдавать его тебе до тех пор, пока мы не прибудем в Англию, при сложившихся обстоятельствах это не имеет значения.
Сломав печать, Александра раскрыла письмо и впилась глазами в арабскую вязь. Совершенно очевидно, что Сабина не до конца доверяла Люсьену и, невзирая на то, что так до конца и не овладела письменным языком второй родины, но все же предпочла арабский язык своему родному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108