один убит, другой ранен. Легэ получил несколько дробин в предплечье и в ладонь.
В тот самый день, когда король опять проезжал через Сент-Мену, должны были хоронить убитого накануне жандарма.
Прибыв в Сент-Мену, король увидел, что церковь затянута черным крепом, а погруженный в траур город готовится проводить погибшего на кладбище.
XXXIV. ГОСПОДИН ДЕ ДАМПЬЕР, ГРАФ ДЕ АН
Ничего значительного по пути из Варенна в Сент-Мену не произошло. Именитые пленники вздрагивали при каждом шуме, теряя по мере приближения к городу надежду на помощь, и, въезжая в него, пребывали в глубокой подавленности.
Первое, что бросилось им в глаза, словно укор самой смерти, были похороны человека, по ошибке убитого накануне. Королевские кареты остановились, пропуская траурный кортеж. Два величия взирали друг на друга: величие монарха и величие могилы. Королевское величие признало величие смерти и склонилось перед ним.
Сент-Мену был переполнен народом. В город отовсюду сошлись национальные гвардейцы. Из Шалона они приехали или на почтовых, или в личных экипажах, или в крестьянских повозках; наплыв людей был так велик, что в городе опасались нехватки продуктов.
Среди снующих взад и вперед людей я заметил бывшего охотника из Аргоннского леса г-на де Дампьера, который ехал верхом на низкорослом коне. Узнав меня, он повернул в мою сторону, пытаясь пробраться сквозь ряды национальных гвардейцев, живыми изгородями стоявших по обе стороны королевских экипажей. Именно меня он и попробовал оттолкнуть, так как не рассчитывал встретить мое противодействие.
— Простите, господин граф, но сюда нельзя, — сказал я.
— Почему же? — спросил он.
— Отдан приказ никого не допускать к карете короля.
— Кто же его отдал?
— Наш командир, господин Друэ.
— Революционер!
— Возможно, господин граф; он наш командир, и мы должны подчиняться ему.
— Но разве запрещено провозглашать «Да здравствует король!»?
— Нет, господин граф, ведь все мы роялисты. Господин де Дампьер, сняв шляпу, высоко поднял руку, привстал на стременах и громко крикнул:
— Да здравствует король!
Король высунул голову из окошка и кивнул ему, без всякого выражения радости или благодарности на лице.
Господин де Дампьер с трудом выбрался из толпы, заставляя своего коня пятиться задом. До сих пор он стоит у меня перед глазами, словно я видел его вчера: на нем был мундир с обшитыми золотой тесьмой лацканами и отворотами и серые панталоны, высокие сапоги из мягкой нелакированной кожи, белый жилет и расшитая золотом треуголка; за спиной у него висело короткое одноствольное ружье. Я потерял его из виду, но мне показалось, будто он направился в сторону Водопойной улицы.
Тем временем мэр и члены муниципального совета вышли встречать королевскую семью к мосту через Эну, расположенному у Деревянных ворот. Тут муниципальный служащий взял слово и произнес перед королем целую речь о тех тревогах, что породило во Франции его бегство. Людовик XVI удовольствовался тем, что с угрюмым видом ответил:
— В мои намерения никогда не входило покидать мое королевство. Скопление народа было столь велико, что нам потребовалось более получаса, чтобы продвинуться вперед шагов на пятьсот. В половине двенадцатого король поднялся по ступеням в ратушу. Платье его было покрыто пылью; лицо сильно осунулось.
Королева, одетая в черное (в доме г-на Coca она сменила платье), держала дофина за руку.
Людовик XVI и дети проголодались. Королева же, казалось, не испытывает потребности в пище точно так же, как она не нуждается во сне.
Стараниями муниципального совета был приготовлен завтрак; но, поскольку с его сервировкой задерживались, жандарм Лапуэнт набрал в свою шляпу вишен и принес их принцессе Марии Терезе.
Королевское семейство очень нуждалось в отдыхе. Мэр г-н Дюпюи де Даммартен гостеприимно предложил ему свой дом; приглашение было принято.
Правда, г-н Дюпюи де Даммартен посоветовал королю, что будет лучше, если он, королева и дофин покажутся народу. Король не стал возражать и первым подошел к окну; потом появилась и королева, державшая на руках дофина. Единственное окно ратуши, выходившее на балкон, оказалось слишком узким, чтобы в нем могли одновременно предстать король и королева.
После этого муниципальный служащий объявил народу, что его величество, сильно устав, намерен оказать жителям Сент-Мену честь и заночевать в стенах их города.
Экипажи уже поставили в каретные сараи (новость об остановке на сутки для нас, отшагавших под палящим солнцем восемь льё, была не менее приятна, чем для королевской семьи), когда национальные гвардейцы из близлежащих городов и деревень — они заполняли постоялые дворы и кабаре — сбежались на площадь, кляня аристократов и предателей и вопя во все горло, что семейство короля находится слишком близко от границы, чтобы позволить ему отдыхать. Учитывая это, они потребовали незамедлительного отъезда короля и его семьи.
Король осведомился о причине этого шума и, выяснив ее, сказал с присущей ему невозмутимостью:
— Ну что ж, хорошо! Едем!
Королева снова вышла на балкон, держа за руку сына; она показала дофину национальную гвардию и вполголоса произнесла несколько слов. Один житель Сент-Мену, стоявший на балконе соседнего дома, уверял меня, будто слышал, как королева сказала:
— Посмотри на этих голубых уродов! Это они хотят, чтобы мы ехали.
Вряд ли надо напоминать, что национальная гвардия носила голубые мундиры.
Когда королевское семейство проходило через залу ратуши — в нее выходило окошко двери часовни, где городские заключенные слушали мессу, — королева, заметив их, раздала пять луидоров, король — десять.
В два часа экипажи снова двинулись в путь, на Шалон. С той минуты, когда Людовика XVI опознали, он занял в карете лучшее место. Господа де Мальден, де Мустье и де Валори располагались на козлах кучера, и их даже не думали связывать, как это утверждается в отдельных свидетельствах.
Приезд короля в Сент-Мену и отъезд его из города не вызвали ни единого приветствия, кроме возгласа г-на де Дампьера, о чем мы уже знаем. Слышались лишь крики «Да здравствует нация! Да здравствуют патриоты!».
Мы приступим сейчас к рассказу о событии, которое истолковывалось историками совершенно по-разному. Я повествую о нем как свидетель, видевший все собственными глазами, и поэтому могу утверждать, что в моих воспоминаниях содержится истинная правда.
Граф де Ан приехал в Сент-Мену часов в девять или десять утра; его привел в отчаяние арест короля. Многие слышали, как он повторял:
— Король арестован! Мы все погибли! Но король узнает, что еще остались преданные ему люди.
Я уже писал, что после разговора со мной граф направился в сторону Водопойной улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
В тот самый день, когда король опять проезжал через Сент-Мену, должны были хоронить убитого накануне жандарма.
Прибыв в Сент-Мену, король увидел, что церковь затянута черным крепом, а погруженный в траур город готовится проводить погибшего на кладбище.
XXXIV. ГОСПОДИН ДЕ ДАМПЬЕР, ГРАФ ДЕ АН
Ничего значительного по пути из Варенна в Сент-Мену не произошло. Именитые пленники вздрагивали при каждом шуме, теряя по мере приближения к городу надежду на помощь, и, въезжая в него, пребывали в глубокой подавленности.
Первое, что бросилось им в глаза, словно укор самой смерти, были похороны человека, по ошибке убитого накануне. Королевские кареты остановились, пропуская траурный кортеж. Два величия взирали друг на друга: величие монарха и величие могилы. Королевское величие признало величие смерти и склонилось перед ним.
Сент-Мену был переполнен народом. В город отовсюду сошлись национальные гвардейцы. Из Шалона они приехали или на почтовых, или в личных экипажах, или в крестьянских повозках; наплыв людей был так велик, что в городе опасались нехватки продуктов.
Среди снующих взад и вперед людей я заметил бывшего охотника из Аргоннского леса г-на де Дампьера, который ехал верхом на низкорослом коне. Узнав меня, он повернул в мою сторону, пытаясь пробраться сквозь ряды национальных гвардейцев, живыми изгородями стоявших по обе стороны королевских экипажей. Именно меня он и попробовал оттолкнуть, так как не рассчитывал встретить мое противодействие.
— Простите, господин граф, но сюда нельзя, — сказал я.
— Почему же? — спросил он.
— Отдан приказ никого не допускать к карете короля.
— Кто же его отдал?
— Наш командир, господин Друэ.
— Революционер!
— Возможно, господин граф; он наш командир, и мы должны подчиняться ему.
— Но разве запрещено провозглашать «Да здравствует король!»?
— Нет, господин граф, ведь все мы роялисты. Господин де Дампьер, сняв шляпу, высоко поднял руку, привстал на стременах и громко крикнул:
— Да здравствует король!
Король высунул голову из окошка и кивнул ему, без всякого выражения радости или благодарности на лице.
Господин де Дампьер с трудом выбрался из толпы, заставляя своего коня пятиться задом. До сих пор он стоит у меня перед глазами, словно я видел его вчера: на нем был мундир с обшитыми золотой тесьмой лацканами и отворотами и серые панталоны, высокие сапоги из мягкой нелакированной кожи, белый жилет и расшитая золотом треуголка; за спиной у него висело короткое одноствольное ружье. Я потерял его из виду, но мне показалось, будто он направился в сторону Водопойной улицы.
Тем временем мэр и члены муниципального совета вышли встречать королевскую семью к мосту через Эну, расположенному у Деревянных ворот. Тут муниципальный служащий взял слово и произнес перед королем целую речь о тех тревогах, что породило во Франции его бегство. Людовик XVI удовольствовался тем, что с угрюмым видом ответил:
— В мои намерения никогда не входило покидать мое королевство. Скопление народа было столь велико, что нам потребовалось более получаса, чтобы продвинуться вперед шагов на пятьсот. В половине двенадцатого король поднялся по ступеням в ратушу. Платье его было покрыто пылью; лицо сильно осунулось.
Королева, одетая в черное (в доме г-на Coca она сменила платье), держала дофина за руку.
Людовик XVI и дети проголодались. Королева же, казалось, не испытывает потребности в пище точно так же, как она не нуждается во сне.
Стараниями муниципального совета был приготовлен завтрак; но, поскольку с его сервировкой задерживались, жандарм Лапуэнт набрал в свою шляпу вишен и принес их принцессе Марии Терезе.
Королевское семейство очень нуждалось в отдыхе. Мэр г-н Дюпюи де Даммартен гостеприимно предложил ему свой дом; приглашение было принято.
Правда, г-н Дюпюи де Даммартен посоветовал королю, что будет лучше, если он, королева и дофин покажутся народу. Король не стал возражать и первым подошел к окну; потом появилась и королева, державшая на руках дофина. Единственное окно ратуши, выходившее на балкон, оказалось слишком узким, чтобы в нем могли одновременно предстать король и королева.
После этого муниципальный служащий объявил народу, что его величество, сильно устав, намерен оказать жителям Сент-Мену честь и заночевать в стенах их города.
Экипажи уже поставили в каретные сараи (новость об остановке на сутки для нас, отшагавших под палящим солнцем восемь льё, была не менее приятна, чем для королевской семьи), когда национальные гвардейцы из близлежащих городов и деревень — они заполняли постоялые дворы и кабаре — сбежались на площадь, кляня аристократов и предателей и вопя во все горло, что семейство короля находится слишком близко от границы, чтобы позволить ему отдыхать. Учитывая это, они потребовали незамедлительного отъезда короля и его семьи.
Король осведомился о причине этого шума и, выяснив ее, сказал с присущей ему невозмутимостью:
— Ну что ж, хорошо! Едем!
Королева снова вышла на балкон, держа за руку сына; она показала дофину национальную гвардию и вполголоса произнесла несколько слов. Один житель Сент-Мену, стоявший на балконе соседнего дома, уверял меня, будто слышал, как королева сказала:
— Посмотри на этих голубых уродов! Это они хотят, чтобы мы ехали.
Вряд ли надо напоминать, что национальная гвардия носила голубые мундиры.
Когда королевское семейство проходило через залу ратуши — в нее выходило окошко двери часовни, где городские заключенные слушали мессу, — королева, заметив их, раздала пять луидоров, король — десять.
В два часа экипажи снова двинулись в путь, на Шалон. С той минуты, когда Людовика XVI опознали, он занял в карете лучшее место. Господа де Мальден, де Мустье и де Валори располагались на козлах кучера, и их даже не думали связывать, как это утверждается в отдельных свидетельствах.
Приезд короля в Сент-Мену и отъезд его из города не вызвали ни единого приветствия, кроме возгласа г-на де Дампьера, о чем мы уже знаем. Слышались лишь крики «Да здравствует нация! Да здравствуют патриоты!».
Мы приступим сейчас к рассказу о событии, которое истолковывалось историками совершенно по-разному. Я повествую о нем как свидетель, видевший все собственными глазами, и поэтому могу утверждать, что в моих воспоминаниях содержится истинная правда.
Граф де Ан приехал в Сент-Мену часов в девять или десять утра; его привел в отчаяние арест короля. Многие слышали, как он повторял:
— Король арестован! Мы все погибли! Но король узнает, что еще остались преданные ему люди.
Я уже писал, что после разговора со мной граф направился в сторону Водопойной улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117