ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— спросил Майи в надежде, что она тосковала, поскольку он оставил ее в одиночестве.
— Я всегда скучаю, — вздохнула она.
— Что ж! — сказал граф. — Я принес новости, которые должны вас развеселить, или придется сказать, что у вас слишком трудный характер.
— Посмотрим, что за новости, — промолвила Олимпия.
— Итак, объявляю вам, дорогая, что ваш дебют наделал много шума в городе и даже при дворе.
— В самом деле? — спросила она. — Вы очень добры.
— Кажется, даже сам король был доволен как нельзя больше.
Олимпия пожала плечами.
— Я знаю, — продолжал Майи, — что мнение короля мало значит для вас. Олимпия улыбнулась.
— Такой женщине, как вы, не страшно сравнение даже с королевой, и все же вам как актрисе должно льстить, что ваш талант…
— У меня нет таланта, — возразила Олимпия.
— У вас нет таланта?!
— Я выразилась неточно: у меня его больше нет.
— В таком случае красота…
— Красота — бальзам, который не благоухает, пока его не прольют.
— О-о! — протянул Майи, принужденно засмеявшись. — Позвольте мне откровенно признаться вам, Олимпия, что эти ваши изречения меня смущают.
— Почему?
— Потому что я, моя драгоценная, подобен скупцу, охраняющему свое сокровище.
— Сокровище, которое спит.
— Да, но которое и во сне принадлежит своему владельцу, моя милая Олимпия.
— Мужчина не владелец женщины, — возразила Олимпия, качая головой.
— О!
— Если только она не грузинка, подобно Аиссе, а он не похож на господина де Ферриоля.
— Олимпия!..
— И если только он не зовется тюремщиком, вместо того чтобы называться владельцем.
Майи почувствовал, что по всему его телу пробежала дрожь.
— Как?! — воскликнул он. — Вы говорите это обо мне, дорогая?
— Но мне так кажется, — ответила Олимпия.
— Но что я вам сделал?
— Вы? Ничего.
— Так что же, Олимпия, вы меня не любили?
— Когда-то любила, и очень.
— И разве мое возвращение не обрадовало вас?
— Я этого не сказала.
— Я умолял вас, — продолжал он, осмелев от ее кажущейся покладистости, — поселиться в моем особнячке, потому что недостойно такой женщины, как вы, снимать жилье в городе, словно какой-нибудь комедиантке.
— А разве я не комедиантка?
— Вы порядочная женщина.
— Я женщина с подмостков.
— Разве ваше имя не мадемуазель Олимпия де Клев?
— Будь вы свободны, господин де Майи, вы бы женились на мадемуазель Олимпии де Клев?
Граф застыл, пораженный.
— Сказать по правде, — произнес он, — вы говорите так, будто хотите поссориться со мной.
— С какой стати, господин граф?
— Однако же вы упрекаете, вздыхаете, пожимаете плечами.
— Это правда.
— А когда я вас спрашиваю, что означают все эти сигналы бедствия, вы отвечаете: «Мне скучно».
— И это верно.
— Так вы хотите свободы?
— Разве я вас о чем-нибудь просила?
— Вам уже мало моей любви?
— Граф, не допрашивайте меня больше, прошу вас.
— И почему же?
— Потому что расспросы меня утомляют,
— Но в конце концов, сударыня, вас же не силой вынудили последовать за мной!
— Где? Здесь?
— Нет, еще там, в Лионе. Когда я за вами приехал, вы не сказали мне ничего такого, что бы заставляло подозревать о возможности всех этих страданий, в которых вы меня теперь вините; вы последовали за мной, не ставя никаких условий.
— Никаких, признаю.
— Я обещал устроить вам дебюты, и они у вас были.
— Разве я жалуюсь?
— Нет, но вы едва переносите свое пребывание в этом доме.
— Что ж, я ведь и не скрывала от вас своего отвращения к этому переезду.
— Но что вам здесь не по душе?
— Послушайте, господин граф, — сказала Олимпия, — нам никогда друг друга не понять.
— И все же скажите, вы меня любите?
— Я к вам очень привязана: вы весьма достойный дворянин.
Тут Олимпия тяжело вздохнула.
Услышав этот вздох, Майи нахмурил брови и, похоже, принял какое-то решение.
— Ваше, Олимпия, столь неблагосклонное отношение ко мне для меня тем огорчительнее, что я теперь получил полную свободу.
Олимпия посмотрела на него.
— Разве вы не были свободны? — спросила она.
— Ну, не совсем.
Олимпия снова посмотрела на него.
— Я был женат.
— Ваша жена умерла? — вскричала Олимпия в испуге.
— Все гораздо лучше: она заставила меня подписать договор о нашем разрыве.
— И почему же?
— Со мной она была слишком несчастна!
— Если уж вы говорите об этом, господин граф, постарайтесь хотя бы выражаться так, чтобы я могла вас понять.
— Вы не поняли?
— Как? Ваша жена ушла, потому что была слишком несчастна?
— Она страдала из-за моей любви к вам, Олимпия.
— О! Не льстите мне, утверждая, будто принесли ради меня такую жертву.
— Я вам не льщу, просто говорю то, что есть.
— Бедная женщина!
— Вы жалеете графиню?
— Без сомнения; поверьте, лучше было бы, если бы вы оставили меня и тем возвратили покой госпоже де Майи.
— Олимпия, вы, видно, лишились рассудка, что просите меня расстаться с вами?
— Вы же оставили свою жену! Так почему бы вам не отставить любовницу?
— Невозможно! Олимпия, я вас люблю, я никогда никого так не любил. Конечно, можно и этому найти разумные объяснения — это ваша красота, ваш ум, то, что вы так добры ко мне. И после этого выпустить из рук такое сокровище? Нет, я ни за что не позволю вам полюбить другого.
— Берегитесь! Один раз вы меня все-таки покинули.
— Кажется, я уже объяснял вам, что привело тогда к нашей разлуке. Было решено меня женить, и меня в самом деле женили: хотели продолжить наш род, но тут ничего не вышло. Ах! Если бы вместо того чтобы увидеть вас на подмостках, я встретился с вами в высшем свете, для которого вы созданы!..
— Ну-ну, граф, опомнитесь, или я подумаю, что вы по моей вине опускаетесь до малодушных отговорок.
— Я вас не понимаю, Олимпия.
— Вы меня бросили, граф, потому, что я вам наскучила, а вернулись вы ко мне потому, что пресытились своей женой.
— Хорошо, согласен. Но ведь любовь похожа на новое строение: оно оседает, пока не найдет свою опору, а уж когда нашло, то может стоять века.
— В том-то и беда, граф.
— То есть?
— Моя любовь еще не нашла своей опоры.
— И из этого следует?..
— То, что мне скучно.
— До сих пор?
— И уже навсегда.
— Но в конце концов, какова причина этой тоски?
— Трудно не загрустить, когда не знаешь, в каком положении ты находишься.
— Как это?
— Ну, разумеется. Я свободна или в плену? Можно мне выйти отсюда или я обязана оставаться на месте?
— Олимпия, вы свободны, вы сами прекрасно знаете это. Вот только…
— Только?..
— Мне больно было бы видеть, что вы ведете рассеянную жизнь, что вокруг вертятся мужчины, вынуждая вас выслушивать их признания. Олимпия! Ревность не в моей натуре.
— Вы хвалитесь тем, что не ревнивы?
— Этим могут хвалиться те, кто не познал ревности.
— А кто познал?
— Для того жизнь невыносима, если его любовь не под надзором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267