Не то чтобы он дал обещание кому-то, кто искал благоприятный случай, но он чувствовал, что такой скоро представится, и этого было достаточно, чтобы его напугать.
Вернувшись к себе, он стал думать о королеве, а подумав о ней, вспомнил, что она милее и прекраснее всех женщин.
Если весь свет и не разделял этого мнения, то король Людовик XV в свои восемнадцать лет твердо придерживался его.
Он напомнил себе, что королева принадлежит ему, а стало быть, искать удовольствий на стороне значило бы искушать Господа.
Король позвал Башелье, своего камердинера, и, краснея до корней волос, велел ему отправиться к королеве и предупредить ее о визите мужа.
Пока достойный лакей отсутствовал, король перебирал в памяти все нравоучения, слышанные им от своего наставника, от придворных моралистов и от покойного монарха, а поскольку в тот вечер их поучительные выводы наиприятнейшим образом соответствовали его умонастроению, король был склонен думать, что руководствоваться ими отрадно.
Ему до того не терпелось отправиться к жене, что он уже собственноручно положил на подушку свою шпагу, которую камердинер согласно этикету должен был класть между стеной и ложем в опочивальне королевы, но тут вдруг Башелье вошел с таким потрясенным видом, что король, будь он склонен к подозрительности, тут же понял бы, что тот несколько переигрывает.
Людовик XV был уже готов идти.
— Что случилось? — спросил он, задержавшись на пороге.
— Ах, государь, останьтесь у себя! — отвечал Башелье.
— Да что такое?
— Государь, королева…
— Королеве нездоровится?
— Нет, государь; по крайней мере ее величество ничего такого не говорили, да и я этого не думаю.
— Вы ее сами видели?
— Да, государь, и цвет лица у ее величества был великолепный, но…
— Так что же?
— Ее величество приказали передать королю, что сегодня вечером они желают побыть в одиночестве.
Изумленный, Людовик устремил на камердинера свои большие голубые глазами.
Королеве далеко не всегда удавалось скрыть отвращение к ночным визитам супруга, но еще никогда она не отказывалась принять его.
Людовик XV был этим так ошеломлен, что, онемев, он застыл на месте.
— Как это странно, не правда ли, государь? — сказал Башелье.
— Действительно, весьма, — промолвил юный король, весь красный от досады и гнева.
— Настолько странно, — продолжал лакей, — что я позволил себе попросить королеву это повторить, как будто бы я не совсем понял.
— И она это повторила?
— Как нельзя более ясно.
— Башелье, — сказал Людовик XV, — королева, верно, больна.
— Нет, государь; но сдается мне, у королевы свои идеи.
— Что ты называешь ее идеями, Башелье?
— Позволит ли ваше величество мне, вашему верному и преданному слуге, высказать всю правду?
— Говори, мой добрый Башелье, говори… тем более что я и сам прекрасно знаю: ее величество, будучи, кроме всего прочего, холодной по натуре и темпераменту, еще и воображает, будто ублажать своего мужа — занятие, противное Небесам. Не правда ли, Башелье, ты именно это хотел сказать?
— О! Отчасти да, государь, признаюсь.
— Это простительно, Башелье. Господь превыше всего.
— О государь!
Тут на губах Башелье мелькнула легкая улыбка, которую даже сам Вольтер признал бы в достаточной мере безбожной.
Король заметил эту улыбку, и она навела его на размышления.
— Говори, — приказал он.
— Государь, то, что отметили ваше величество, наполовину справедливо, и темперамент у королевы вправду очень холодный. О! Иного и помыслить нельзя…
— Как это иного нельзя помыслить? — удивился король, сбитый с толку намеком Башелье.
— Да, государь, потому что любая другая женщина, будь она замужем за королем, да еще таким, как вы, то есть красивым юношей, который весь так и сияет молодостью, так и бурлит, переполненный силой и страстью…
Король снова покраснел, на этот раз от удовольствия и вожделения.
— В конце концов, — промолвил он со вздохом, — королева не то, что эта любая другая женщина, вот и все. Что ты хочешь, Башелье, вот такая беда.
И он снова вздохнул.
Башелье почувствовал, какую пустоту в укладе жизни короля несут последствия этой ночи.
Он не успокаивался, так как решил использовать возможность, которая по воле обстоятельств представилась ему.
— Это не важно! — заявил он. — Главное, что король несчастлив, и как же не прав был один мой знакомый офицерик из гвардии, когда он говорил, что счастлив, как король!
— А почему он это говорил? — спросил Людовик XV.
— Потому что, когда этот парень возвращался из Поршерона или из Сен-Манде, его ждала пара пухленьких ручек, распростертых для объятия.
Людовик XV нахмурил брови.
— И видите ли, государь, — продолжал Башелье, — что бы там святые отцы ни проповедовали, а молодость есть молодость, то есть золотое времечко, которое для королей проходит так же быстро, как и для всех прочих смертных.
Истина эта была столь неоспорима, что Людовик, обескураженный до глубины души, рухнул в кресло.
— Что делает ваше величество? — осведомился Башелье после нескольких минут молчания.
— Мое величество скучает, Башелье, — мрачно отозвался король.
Потом, поднявшись с места, он объявил:
— Но я не вечно буду скучать, Башелье, обещаю тебе.
— Ах, государь! Это вы доброе слово сказали.
— Значит, вы уверены, Башелье, что королева вовсе не больна?
— О государь, благодарение Создателю, в этом я готов поклясться, а впрочем, здесь есть врачи, они могут успокоить тревоги вашего величества, если есть в том нужда.
— Отлично. Башелье, поскольку королева отказывается исполнять долг note 55, с сегодняшнего дня вы больше не будете приносить мои туалетные принадлежности в ее покои.
Как только камердинер помог королю лечь в кровать и и проследил, как справляется со своими обязанностями дежурный, он тотчас ускользнул и, сияя, помчался к г-ну де Ришелье, спеша сообщить ему эту благую весть.
Так по вине каприза, вялости и недомыслия королевы, женщины не в меру честной, одна-единственная фраза изменила лицо всего царствования и судьбы Франции.
LXXXIV. КОРОЛЬ ЛЮДОВИК XV ТАКЖЕ ПРЕНЕБРЕГАЕТ СВОИМ СУПРУЖЕСКИМ ДОЛГОМ
На следующий день утром, после довольно скверной ночи, проведенной на своем одиноком ложе, Людовик XV заметил среди придворных, собравшихся к его пробуждению, герцога де Ришелье.
Король был угрюм.
Если уж любое частное лицо, плохо выспавшись, оказывается не духе, то у короля на это еще больше оснований.
Он отказался ехать на охоту, отказался от утреннего концерта и к мессе отправился с самым рассеянным видом.
Поел король совсем мало и без удовольствия.
Но зато он много брюзжал.
Сходив посмотреть на своих лошадей, он нашел, что они выглядят плохо.
А между тем во всей Европе ни у кого не было более красивых коней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267