Я не вспомнил ни имен, ни лиц, ни поступков, ни обетов. Однако я чувствую… чувствую, что мне уготовано что-то великое, но и опасное. Оно где-то здесь, близко; кажется, еще чуть-чуть, и оно у меня в руках.
Тонкая рука Эмбер вновь опустилась на сжатый кулак Дункана. Она не уловила никаких воспоминаний о его прошлом, никакого сгущения туманных намеков на воспоминания, которые кружились, и таяли, и нарождались вновь, дразня и намекая. Все было по-прежнему.
Особенно чувственное влечение к ней, пронизывающее все существо Дункана столь же глубоко, как тени его потерянной памяти.
От того, что она ощутила влечение Дункана, по телу Эмбер начал разливаться какой-то странный жар. Словно невидимый огонь поселился у нее в животе, на самом дне, и ждет лишь дуновения страсти Дункана, чтобы вспыхнуть ярким пламенем.
Эмбер говорила себе, что надо убрать руку и больше не приближаться к Дункану, однако рука оставалась там, где была, прикасаясь к нему. И это прикосновение было для нее как сладкий, неуловимый дурман. Ей бы испугаться той радости, которую она испытывала, упиваясь им, но она лишь позволяла ему завлекать себя все глубже и глубже.
— Сама жизнь таит в себе и величие, и опасность, — тихо сказала Эмбер.
— Правда? Я не помню.
Едва сдерживаемые чувства Дункана яростно захлестнули Эмбер кипящей смесью разочарования, злости и нетерпения.
Усилием воли, от которого осталась боль во всем теле, она не позволила себе запустить пальцы в волосы Дункана и держать их там, пока удовольствие от ее ласки не переборет все другие чувства. Но все же не смогла заставить себя совсем не прикасаться к Дункану.
Вот так, чуть-чуть.
Просто кончиками пальцев ощущать собранную в кулаке силу.
— Значит, тебе было здесь так плохо? — печально прошептала Эмбер.
Дункан взглянул на склоненную голову девушки, которая ничем не заслужила его гнева и очень многим — его благодарности Его кулак медленно разжался. Таким же медленным движением он взял правую руку Эмбер в свою. Легкая дрожь прошла по ее телу.
— Не бойся, золотая фея. Я не причиню тебе зла.
— Я знаю.
Уверенность, прозвучавшая в голосе Эмбер, отражалась и у нее в глазах. Дункану было так приятно это доверие, что он забыл спросить, почему она так уверена в нем. Он поднес ее руку к губам, чтобы поцеловать.
Звук резкого выдоха Эмбер заставил сердце Дункана забиться сильнее. Он хотел только поцеловать ее руку, но теперь почувствовал непреодолимое искушение. Бережно держа ее руку в своей, он повернул ее ладонью вверх, нашел то место на запястье, где видно было, как пульсирует ее кровь, и несколько раз легонько коснулся его губами.
Когда он разжал губы и кончиком языка провел по тоненькой голубой жилке, то ясно увидел, как ускорился бег ее крови в ответ на его ласку. Желание сотрясло Дункана, словно порыв невидимой грозы.
Но нежность его ласки осталась прежней. Он очень хорошо помнил, как отпрянула Эмбер, когда он попробовал повести более смелую любовную игру.
— Дункан, — прошептала Эмбер, — я…
Голос ее замер, потому что всю ее пронзила чувственная дрожь. Прикосновение Дункана при любых обстоятельствах доставляло ей острейшее наслаждение. Знать же всю силу страсти, которую он к ней питает, и одновременно ощущать бережную нежность его поцелуев — это было все равно что оказаться охваченной ласковым, но всепоглощающим пламенем.
Дункан поднял голову и заглянул в затуманенные золотистые глаза этой девушки, которая была для него такой же тайной, как и собственное его прошлое.
— Ты летишь на мою приманку, словно ловчий сокол на зов хозяина, — сказал он своим глубоким голосом. — Ты жаждешь меня, а я тебя. Может, мы были возлюбленными в той жизни, которую я не помню?
Слабо вскрикнув, Эмбер вырвала у него руку и отвернулась.
— Я никогда не была твоей возлюбленной, — ответила она дрожащим от напряжения голосом!
— Мне трудно в это поверить.
— И все же это так.
— Проклятье! — прошипел Дункан сквозь зубы. — Я не верю! Нас слишком сильно тянет друг к другу. Ты что-то знаешь о моем прошлом, но не хочешь сказать мне!
Эмбер покачала головой.
— Я тебе не верю, — повторил он.
Она снова повернулась лицом к Дункану — с такой быстротой, что подол платья вздулся колоколом.
— Как хочешь, — гневно произнесла Эмбер. — До того как ты оказался на Спорных Землях, ты был принцем.
Дункан был так поражен, что не мог вымолвить ни слова.
— Ты был фригольдером, — продолжала Эмбер.
— Что ты такое говоришь?
— Ты был предателем, — безжалостно сказала она. Ошеломленный Дункан мог только смотреть на нее.
— Ты был героем, — не останавливалась Эмбер. — Ты был рыцарем. Ты был оруженосцем. Ты был священником. Ты был лордом. Ты был…
— Хватит, — свирепо прорычал Дункан.
— Ну как? — резко спросила она.
— Что как?
— Что-то одно из всего этого должно быть правдой.
— Неужели?
Эмбер пожала плечами.
— Кем еще ты мог быть?
— Крепостным или матросом, — насмешливо ответил он.
— Нет. Для этого тебе не хватает мозолей. Да и туп ты недостаточно, хотя я уже начинаю в этом сомневаться.
Неожиданно Дункан рассмеялся. Эмбер улыбнулась против своей воли.
— Вот видишь? Сказать можно все что угодно, но это не значит знать. Это должен сделать только ты сам. За тебя никто этого не сделает.
Дункан перестал смеяться. Несколько мгновений он не говорил ни слова.
Искушение прикоснуться к нему и узнать, что он чувствует, оказалось сильнее, чем решимость Эмбер. Она сопротивлялась как могла этому жадному желанию.
И была побеждена.
Кончиками пальцев она легонько провела по чисто выбритой щеке Дункана.
Гнев.
Недоумение.
Ощущение потери — такой огромной, что описать ее невозможно, ее можно лишь чувствовать, словно дрожащий в воздухе отголосок грома дальней грозы.
— Дункан, — с болью в голосе прошептала Эмбер. — Мой темный воин.
Он следил за ней суженными до щелочек, блестящими глазами — глазами попавшего в капкан животного.
— Драка с самим собой только ранит тебя еще больше, — сказала она. — Дай себе привыкнуть к той жизни, которая у тебя теперь.
— Разве это возможно? — хрипло спросил Дункан. — Что станется с той жизнью, которую я оставил там? Что, если меня ожидает лорд, которому я присягал в верности? Что, если меня ждет жена? Наследники? Земля?
Когда Дункан говорил о лорде и земле, Эмбер ощутила темное кипение его памяти. При упоминании жены и наследников такого отклика она не уловила.
Облегчение было таким острым, что у Эмбер чуть не подкосились ноги. Мысль о том, что Дункан может быть связан нерушимым обетом, данным другой женщине, была ей как нож в сердце. Она и не подозревала, насколько силен был этот страх, пока его не прогнала невыразимая словами уверенность, лежавшая под ускользающей памятью Дункана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Тонкая рука Эмбер вновь опустилась на сжатый кулак Дункана. Она не уловила никаких воспоминаний о его прошлом, никакого сгущения туманных намеков на воспоминания, которые кружились, и таяли, и нарождались вновь, дразня и намекая. Все было по-прежнему.
Особенно чувственное влечение к ней, пронизывающее все существо Дункана столь же глубоко, как тени его потерянной памяти.
От того, что она ощутила влечение Дункана, по телу Эмбер начал разливаться какой-то странный жар. Словно невидимый огонь поселился у нее в животе, на самом дне, и ждет лишь дуновения страсти Дункана, чтобы вспыхнуть ярким пламенем.
Эмбер говорила себе, что надо убрать руку и больше не приближаться к Дункану, однако рука оставалась там, где была, прикасаясь к нему. И это прикосновение было для нее как сладкий, неуловимый дурман. Ей бы испугаться той радости, которую она испытывала, упиваясь им, но она лишь позволяла ему завлекать себя все глубже и глубже.
— Сама жизнь таит в себе и величие, и опасность, — тихо сказала Эмбер.
— Правда? Я не помню.
Едва сдерживаемые чувства Дункана яростно захлестнули Эмбер кипящей смесью разочарования, злости и нетерпения.
Усилием воли, от которого осталась боль во всем теле, она не позволила себе запустить пальцы в волосы Дункана и держать их там, пока удовольствие от ее ласки не переборет все другие чувства. Но все же не смогла заставить себя совсем не прикасаться к Дункану.
Вот так, чуть-чуть.
Просто кончиками пальцев ощущать собранную в кулаке силу.
— Значит, тебе было здесь так плохо? — печально прошептала Эмбер.
Дункан взглянул на склоненную голову девушки, которая ничем не заслужила его гнева и очень многим — его благодарности Его кулак медленно разжался. Таким же медленным движением он взял правую руку Эмбер в свою. Легкая дрожь прошла по ее телу.
— Не бойся, золотая фея. Я не причиню тебе зла.
— Я знаю.
Уверенность, прозвучавшая в голосе Эмбер, отражалась и у нее в глазах. Дункану было так приятно это доверие, что он забыл спросить, почему она так уверена в нем. Он поднес ее руку к губам, чтобы поцеловать.
Звук резкого выдоха Эмбер заставил сердце Дункана забиться сильнее. Он хотел только поцеловать ее руку, но теперь почувствовал непреодолимое искушение. Бережно держа ее руку в своей, он повернул ее ладонью вверх, нашел то место на запястье, где видно было, как пульсирует ее кровь, и несколько раз легонько коснулся его губами.
Когда он разжал губы и кончиком языка провел по тоненькой голубой жилке, то ясно увидел, как ускорился бег ее крови в ответ на его ласку. Желание сотрясло Дункана, словно порыв невидимой грозы.
Но нежность его ласки осталась прежней. Он очень хорошо помнил, как отпрянула Эмбер, когда он попробовал повести более смелую любовную игру.
— Дункан, — прошептала Эмбер, — я…
Голос ее замер, потому что всю ее пронзила чувственная дрожь. Прикосновение Дункана при любых обстоятельствах доставляло ей острейшее наслаждение. Знать же всю силу страсти, которую он к ней питает, и одновременно ощущать бережную нежность его поцелуев — это было все равно что оказаться охваченной ласковым, но всепоглощающим пламенем.
Дункан поднял голову и заглянул в затуманенные золотистые глаза этой девушки, которая была для него такой же тайной, как и собственное его прошлое.
— Ты летишь на мою приманку, словно ловчий сокол на зов хозяина, — сказал он своим глубоким голосом. — Ты жаждешь меня, а я тебя. Может, мы были возлюбленными в той жизни, которую я не помню?
Слабо вскрикнув, Эмбер вырвала у него руку и отвернулась.
— Я никогда не была твоей возлюбленной, — ответила она дрожащим от напряжения голосом!
— Мне трудно в это поверить.
— И все же это так.
— Проклятье! — прошипел Дункан сквозь зубы. — Я не верю! Нас слишком сильно тянет друг к другу. Ты что-то знаешь о моем прошлом, но не хочешь сказать мне!
Эмбер покачала головой.
— Я тебе не верю, — повторил он.
Она снова повернулась лицом к Дункану — с такой быстротой, что подол платья вздулся колоколом.
— Как хочешь, — гневно произнесла Эмбер. — До того как ты оказался на Спорных Землях, ты был принцем.
Дункан был так поражен, что не мог вымолвить ни слова.
— Ты был фригольдером, — продолжала Эмбер.
— Что ты такое говоришь?
— Ты был предателем, — безжалостно сказала она. Ошеломленный Дункан мог только смотреть на нее.
— Ты был героем, — не останавливалась Эмбер. — Ты был рыцарем. Ты был оруженосцем. Ты был священником. Ты был лордом. Ты был…
— Хватит, — свирепо прорычал Дункан.
— Ну как? — резко спросила она.
— Что как?
— Что-то одно из всего этого должно быть правдой.
— Неужели?
Эмбер пожала плечами.
— Кем еще ты мог быть?
— Крепостным или матросом, — насмешливо ответил он.
— Нет. Для этого тебе не хватает мозолей. Да и туп ты недостаточно, хотя я уже начинаю в этом сомневаться.
Неожиданно Дункан рассмеялся. Эмбер улыбнулась против своей воли.
— Вот видишь? Сказать можно все что угодно, но это не значит знать. Это должен сделать только ты сам. За тебя никто этого не сделает.
Дункан перестал смеяться. Несколько мгновений он не говорил ни слова.
Искушение прикоснуться к нему и узнать, что он чувствует, оказалось сильнее, чем решимость Эмбер. Она сопротивлялась как могла этому жадному желанию.
И была побеждена.
Кончиками пальцев она легонько провела по чисто выбритой щеке Дункана.
Гнев.
Недоумение.
Ощущение потери — такой огромной, что описать ее невозможно, ее можно лишь чувствовать, словно дрожащий в воздухе отголосок грома дальней грозы.
— Дункан, — с болью в голосе прошептала Эмбер. — Мой темный воин.
Он следил за ней суженными до щелочек, блестящими глазами — глазами попавшего в капкан животного.
— Драка с самим собой только ранит тебя еще больше, — сказала она. — Дай себе привыкнуть к той жизни, которая у тебя теперь.
— Разве это возможно? — хрипло спросил Дункан. — Что станется с той жизнью, которую я оставил там? Что, если меня ожидает лорд, которому я присягал в верности? Что, если меня ждет жена? Наследники? Земля?
Когда Дункан говорил о лорде и земле, Эмбер ощутила темное кипение его памяти. При упоминании жены и наследников такого отклика она не уловила.
Облегчение было таким острым, что у Эмбер чуть не подкосились ноги. Мысль о том, что Дункан может быть связан нерушимым обетом, данным другой женщине, была ей как нож в сердце. Она и не подозревала, насколько силен был этот страх, пока его не прогнала невыразимая словами уверенность, лежавшая под ускользающей памятью Дункана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96