Он дал слово Эрику.
Если я лишу Эмбер девственности, то женюсь на ней.
Дункан закрыл глаза, пытаясь одолеть ту часть самого себя, которая твердила, что есть важная причина не жениться.
У него в сознании возникло имя; оно блестело, словно лунная дорожка на воде, сверкало во тьме его памяти, сияло среди темных теней, которые текли и двигались, то скрывая, то открывая его…
Ариана.
Только это. Больше ничего. Имя из его проклятого, не вспоминающегося прошлого.
Имя, неотложная необходимость, причина, чтобы не жениться.
Но эта причина, эта необходимость и это имя существовали во времени до того, как он лишил Эмбер невинности и дал ей в обмен лишь боль.
Вокруг его запястья сомкнулись холодные пальцы — они были холоднее, чем того требовал прохладный осенний день. Рука Эмбер. Дункан заглянул в ее затененные глаза, и у него самого холодок пополз по спине.
Она боялась.
Боялась его!
— Эмбер, — сказал Дункан тихим, прерывающимся голосом, — будешь ты моей женой или нет, я не трону тебя, пока ты сама меня не попросишь. Клянусь тебе в этом!
Ее глаза наполнились слезами и от этого стали еще печальнее и прекраснее. Когда она медленно покачала головой, слезы беззвучно проложили блестящие дорожки по ее холодным щекам.
Эмбер хотела сказать Дункану, что ей приятны его прикосновения, но не могла. Она боялась, что если откроет рот, то вместо слов у нее из горла вырвется лишь пронзительный, горестный плач.
В тенях, наполняющих сознание Дункана, она слышала произнесенное шепотом женское имя, словно эхо, вернувшееся из не вспомненного прошлого, чтобы терзать ей сердце.
Ариана.
— Эмбер? — окликнул ее Эрик.
Он смотрел на нее, и напряжение у него во взгляде было столь же явным, как и горящий в очаге огонь.
Эмбер закрыла глаза и отпустила руку Дункана. При этом кончики ее пальцев скользнули по жилам, где совсем близко под кожей бурлила его жизненная сила.
Эрик ощущал печаль Эмбер так же ясно, как и ее любовь к темному воину, не сводившему с нее тоскующих глаз.
— Дункан, — сказал Эрик, — оставь нас одних.
— Нет, — грубо отрезал Дункан. — Я не дам тебе стыдить Эмбер за то, в чем нет ее вины.
Эрик посмотрел прямо в глаза Дункану и понял, что тот идет по тонкому лезвию владения собой.. Эрик не знал, какие воспоминания возвращались к Дункану, с какой быстротой и сколько у него, Эрика, есть еще времени, прежде чем Дункан окончательно проснется и поймет, что он — Шотландский Молот.
Враг Эрика.
Возлюбленный Эмбер.
Обрученный с норманнской наследницей, которую никогда не видел.
Вассал Доминика ле Сабра.
От дикого нетерпения губы Эрика плотно сжались, образовав прямую линию. Как мало осталось времени, как много возможностей для неудачного исхода и как много поставлено на карту!
Они должны обвенчаться.
Тотчас же!
— Я совсем не хочу унижать Эмбер — это было бы все равно, что унижать собственную сестру, — осторожно произнес Эрик. — Она мне очень дорога. И я очень хорошо ее знаю.
Он повернулся к Эмбер.
— Ты желаешь, чтобы Дункан остался, пока мы будем говорить… о брачной церемонии?
Улыбка Эмбер была еще печальнее, чем ее слезы. Она медленно покачала головой.
Не говоря ни слова, Дункан резко повернулся на каблуках и удалился из покоев лорда.
Эрик подождал, пока не замерло последнее эхо Дункановых шагов и не стало снова слышно потрескивание огня. Но и тогда Эмбер не нарушила молчания.
Она просто стояла не шелохнувшись, и медленно струящиеся слезы серебрили ее бледное лицо.
Какое-то тревожное чувство пронзило Эрика. Он видел Эмбер при разных обстоятельствах, в разных настроениях, но никогда еще не ощущал в ней такой неослабной печали.
Словно в ней умерло что-то, чем она дорожила.
— Если бы это не причиняло тебе боли, — сказал Эрик, — я бы взял тебя на колени и укачивал, как дитя.
Смех Эмбер почти ничем не отличался от рыданий.
— Есть только один человек, который может это делать, не причиняя мне боли, — прошептала она.
— Дункан.
Выражение глубокой утраты омрачило лицо Эмбер.
— Да, — еле слышно прошептала она. — Мой темный воин.
— Ты обвенчаешься с ним еще до того, как священник отслужит утреннюю мессу, — сказал Эрик. — О чем же ты печалишься?
— Я не могу выйти замуж за Дункана.
— Кровь Господня! Неужели он оказался такой скотиной?
Эмбер не сразу поняла, о чем говорит Эрик. А когда поняла, на ее бледных щеках выступил слабый румянец.
— Нет, — ответила она.
Ее голос был так тих, что Эрик едва расслышал ее слова.
— Ты уверена? Некоторые мужчины превращаются в скотов, когда ими овладевает похоть, — с грубой прямотой сказал Эрик. — Да, мне очень нужно, чтобы Дункан был на моей стороне, но я не могу обрекать тебя на жизнь, которую ты проведешь, лежа под похотливым жеребцом вдвое тяжелее тебя.
Эмбер закрыла ладонями свои вдруг запылавшие щеки.
— Перестань!
Эрик выругался себе под нос, резко вскочил с места и приблизился к Эмбер настолько, насколько мог это сделать, не касаясь ее.
— Посмотри на меня, Эмбер.
Смешанное чувство сожаления, нежности и заботы смягчило голос Эрика и отразилось на его лице.
— Разве Кассандра никогда не говорила тебе о том, что происходит между мужчинами и женщинами? — спросил Эрик.
Эмбер покачала головой.
— Должно быть, она думала, что ты никогда не сможешь дотронуться до руки мужчины, не говоря уже о том, чтобы на супружеском ложе принимать в себя часть его тела.
Тихо вскрикнув, Эмбер отвернулась от этого высокого мужчины, благородного лорда, которого знала всю свою жизнь.
Но так они еще никогда не разговаривали.
— Не надо, — сказал Эрик. — Нет ничего постыдного в том, как соединяются мужчины и женщины. Это — дар Божий. Ты нашла это… неприятным?
Эмбер покачала головой.
— Тебе было больно? — спросил он. Она опять покачала головой.
— Значит, он не был слишком тороплив? — настойчиво продолжал Эрик — Его нельзя назвать неискусным в этом деле?
— Эрик, — слабо возразила Эмбер. — Нам не следует говорить о таких вещах.
— Почему же? У тебя нет ни матери, ни сестры, а Кассандра сама никогда не имела дела с мужчиной. Или ты предпочтешь говорить об этих вещах со священником, никогда не имевшим дела с женщиной?
— Я предпочту совсем не говорить об этом, — пробормотала Эмбер.
Уловив в ее голосе признаки возвращающейся жизни, Эрик почувствовал бурное облегчение. Он не знал, что могло бы случиться с Эмбер, если бы она решила, что Дункан для нее потерян навсегда.
И не хочет знать.
— Ты должна говорить об этом, — сказал он. — Хотя бы один раз, сейчас.
Искоса взглянув на Эрика, Эмбер поняла, что не отделается от него. И нехотя кивнула.
— Если Дункан не владеет искусством любви, — сухо произнес Эрик, — то это дело поправимое. Если же он — скотина, то этому помочь ничем нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Если я лишу Эмбер девственности, то женюсь на ней.
Дункан закрыл глаза, пытаясь одолеть ту часть самого себя, которая твердила, что есть важная причина не жениться.
У него в сознании возникло имя; оно блестело, словно лунная дорожка на воде, сверкало во тьме его памяти, сияло среди темных теней, которые текли и двигались, то скрывая, то открывая его…
Ариана.
Только это. Больше ничего. Имя из его проклятого, не вспоминающегося прошлого.
Имя, неотложная необходимость, причина, чтобы не жениться.
Но эта причина, эта необходимость и это имя существовали во времени до того, как он лишил Эмбер невинности и дал ей в обмен лишь боль.
Вокруг его запястья сомкнулись холодные пальцы — они были холоднее, чем того требовал прохладный осенний день. Рука Эмбер. Дункан заглянул в ее затененные глаза, и у него самого холодок пополз по спине.
Она боялась.
Боялась его!
— Эмбер, — сказал Дункан тихим, прерывающимся голосом, — будешь ты моей женой или нет, я не трону тебя, пока ты сама меня не попросишь. Клянусь тебе в этом!
Ее глаза наполнились слезами и от этого стали еще печальнее и прекраснее. Когда она медленно покачала головой, слезы беззвучно проложили блестящие дорожки по ее холодным щекам.
Эмбер хотела сказать Дункану, что ей приятны его прикосновения, но не могла. Она боялась, что если откроет рот, то вместо слов у нее из горла вырвется лишь пронзительный, горестный плач.
В тенях, наполняющих сознание Дункана, она слышала произнесенное шепотом женское имя, словно эхо, вернувшееся из не вспомненного прошлого, чтобы терзать ей сердце.
Ариана.
— Эмбер? — окликнул ее Эрик.
Он смотрел на нее, и напряжение у него во взгляде было столь же явным, как и горящий в очаге огонь.
Эмбер закрыла глаза и отпустила руку Дункана. При этом кончики ее пальцев скользнули по жилам, где совсем близко под кожей бурлила его жизненная сила.
Эрик ощущал печаль Эмбер так же ясно, как и ее любовь к темному воину, не сводившему с нее тоскующих глаз.
— Дункан, — сказал Эрик, — оставь нас одних.
— Нет, — грубо отрезал Дункан. — Я не дам тебе стыдить Эмбер за то, в чем нет ее вины.
Эрик посмотрел прямо в глаза Дункану и понял, что тот идет по тонкому лезвию владения собой.. Эрик не знал, какие воспоминания возвращались к Дункану, с какой быстротой и сколько у него, Эрика, есть еще времени, прежде чем Дункан окончательно проснется и поймет, что он — Шотландский Молот.
Враг Эрика.
Возлюбленный Эмбер.
Обрученный с норманнской наследницей, которую никогда не видел.
Вассал Доминика ле Сабра.
От дикого нетерпения губы Эрика плотно сжались, образовав прямую линию. Как мало осталось времени, как много возможностей для неудачного исхода и как много поставлено на карту!
Они должны обвенчаться.
Тотчас же!
— Я совсем не хочу унижать Эмбер — это было бы все равно, что унижать собственную сестру, — осторожно произнес Эрик. — Она мне очень дорога. И я очень хорошо ее знаю.
Он повернулся к Эмбер.
— Ты желаешь, чтобы Дункан остался, пока мы будем говорить… о брачной церемонии?
Улыбка Эмбер была еще печальнее, чем ее слезы. Она медленно покачала головой.
Не говоря ни слова, Дункан резко повернулся на каблуках и удалился из покоев лорда.
Эрик подождал, пока не замерло последнее эхо Дункановых шагов и не стало снова слышно потрескивание огня. Но и тогда Эмбер не нарушила молчания.
Она просто стояла не шелохнувшись, и медленно струящиеся слезы серебрили ее бледное лицо.
Какое-то тревожное чувство пронзило Эрика. Он видел Эмбер при разных обстоятельствах, в разных настроениях, но никогда еще не ощущал в ней такой неослабной печали.
Словно в ней умерло что-то, чем она дорожила.
— Если бы это не причиняло тебе боли, — сказал Эрик, — я бы взял тебя на колени и укачивал, как дитя.
Смех Эмбер почти ничем не отличался от рыданий.
— Есть только один человек, который может это делать, не причиняя мне боли, — прошептала она.
— Дункан.
Выражение глубокой утраты омрачило лицо Эмбер.
— Да, — еле слышно прошептала она. — Мой темный воин.
— Ты обвенчаешься с ним еще до того, как священник отслужит утреннюю мессу, — сказал Эрик. — О чем же ты печалишься?
— Я не могу выйти замуж за Дункана.
— Кровь Господня! Неужели он оказался такой скотиной?
Эмбер не сразу поняла, о чем говорит Эрик. А когда поняла, на ее бледных щеках выступил слабый румянец.
— Нет, — ответила она.
Ее голос был так тих, что Эрик едва расслышал ее слова.
— Ты уверена? Некоторые мужчины превращаются в скотов, когда ими овладевает похоть, — с грубой прямотой сказал Эрик. — Да, мне очень нужно, чтобы Дункан был на моей стороне, но я не могу обрекать тебя на жизнь, которую ты проведешь, лежа под похотливым жеребцом вдвое тяжелее тебя.
Эмбер закрыла ладонями свои вдруг запылавшие щеки.
— Перестань!
Эрик выругался себе под нос, резко вскочил с места и приблизился к Эмбер настолько, насколько мог это сделать, не касаясь ее.
— Посмотри на меня, Эмбер.
Смешанное чувство сожаления, нежности и заботы смягчило голос Эрика и отразилось на его лице.
— Разве Кассандра никогда не говорила тебе о том, что происходит между мужчинами и женщинами? — спросил Эрик.
Эмбер покачала головой.
— Должно быть, она думала, что ты никогда не сможешь дотронуться до руки мужчины, не говоря уже о том, чтобы на супружеском ложе принимать в себя часть его тела.
Тихо вскрикнув, Эмбер отвернулась от этого высокого мужчины, благородного лорда, которого знала всю свою жизнь.
Но так они еще никогда не разговаривали.
— Не надо, — сказал Эрик. — Нет ничего постыдного в том, как соединяются мужчины и женщины. Это — дар Божий. Ты нашла это… неприятным?
Эмбер покачала головой.
— Тебе было больно? — спросил он. Она опять покачала головой.
— Значит, он не был слишком тороплив? — настойчиво продолжал Эрик — Его нельзя назвать неискусным в этом деле?
— Эрик, — слабо возразила Эмбер. — Нам не следует говорить о таких вещах.
— Почему же? У тебя нет ни матери, ни сестры, а Кассандра сама никогда не имела дела с мужчиной. Или ты предпочтешь говорить об этих вещах со священником, никогда не имевшим дела с женщиной?
— Я предпочту совсем не говорить об этом, — пробормотала Эмбер.
Уловив в ее голосе признаки возвращающейся жизни, Эрик почувствовал бурное облегчение. Он не знал, что могло бы случиться с Эмбер, если бы она решила, что Дункан для нее потерян навсегда.
И не хочет знать.
— Ты должна говорить об этом, — сказал он. — Хотя бы один раз, сейчас.
Искоса взглянув на Эрика, Эмбер поняла, что не отделается от него. И нехотя кивнула.
— Если Дункан не владеет искусством любви, — сухо произнес Эрик, — то это дело поправимое. Если же он — скотина, то этому помочь ничем нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96