Эмбер вспомнила лицо, на мгновение увиденное сквозь застилавшую сознание Дункана пелену забвения — огненно-рыжие волосы и глаза необычайно яркого зеленого цвета.
Зеленый цвет глендруидов.
Боже милостивый, а вдруг это сам Доминик ле Сабр, заклятый враг Эрика?
Всматриваясь в глаза Дункана, Эмбер пробовала представить себе, что они серые, но у нее ничего не выходило. Зеленые — может быть. Или синие. Или карие. Но не серые, нет.
Эмбер глубоко вздохнула. Дай-то Бог, чтобы это не оказалось заблуждением.
— И где же ты встречал этих необычных людей? — спросила она. — Это были мужчины или женщины?
Дункан открыл рот, но сказать ничего не смог. Он болезненно сморщился при этом новом доказательстве того, что ничего не помнит.
— Я не знаю, — ответил Дункан без всякого выражения. — Знаю только, что встречал их.
Эмбер подошла к Дункану и коснулась пальцами его беспокойной правой руки.
— Ты помнишь, как их звали? — тихо спросила Эмбер.
Ответом ей было молчание, за которым последовало проклятие.
Она уловила горькое разочарование Дункана и поднимающийся в нем гнев, но никаких лиц, имен — ничего, что могло бы вызвать воспоминания.
— Они были враги или друзья? — так же тихо спросила Эмбер.
— И те и другие, — ответил он охрипшим голосом. — Но не… не совсем.
Рука Дункана сжалась в тяжелый кулак. Эмбер попыталась мягко разжать его пальцы, заставить их расслабиться. Он резко выдернул руку и ударил себя по ноге.
— Кровь Господня! — прорычал он. — Каким же надо быть бесчестным подонком, чтобы не помнить ни друга, ни врага, ни священных клятв?
Боль пронзила Эмбер — боль, которая принадлежала Дункану и, каким-то странным образом, одновременно и ей самой.
— А ты давал такие клятвы? — еле слышно спросила она.
— Я… не… знаю.
Он почти выкрикнул эти слова.
— Тише, мой воин, тише, — с нежностью сказала Эмбер.
С этими словами она провела рукой по волосам и лицу Дункана, как делала в те долгие часы, что он был погружен в свой странный сон.
Первое прикосновение заставило Дункана вздрогнуть. Потом, заглянув во встревоженные золотые глаза Эмбер, он со стоном разжал кулаки, поддаваясь успокоению от ее нежной ласки.
— Спи, Дункан. Я чувствую твою усталость.
— Нет, — решительно сказал он.
— Это нужно, чтобы ты поправился.
— Я не хочу больше погружаться в эту ужасную темноту.
— И не надо.
— А что, если это все же случится?
— Я опять тебя выведу оттуда.
— Почему? — спросил он. — Кто я тебе?
Эмбер не сразу ответила на такой прямой вопрос. Потом улыбнулась странной улыбкой, в которой смешались радость и печаль, когда, подобно отдаленным раскатам грома, у нее в ушах прозвучало пророчество Кассандры.
Он явится тебе из теней темноты. И он явился.
Она прикоснулась в безымянному воину, и он пленил ее сердце.
Эмбер не знала, мог ли ее безрассудный поступок изменить ход событий и вызвать потоки жизни и смерти. Она знала лишь одно, и знала это с такой непререкаемой твердостью, с какой солнечный диск чертил по небосклону свой огненный путь.
— Будь что будет, — тихо произнесла Эмбер. — Я буду оберегать тебя своей жизнью. Мы… соединены.
Глаза Дункана сузились, когда он понял, что Эмбер только что дала ему клятву, которая связывала ее так же крепко, как любая клятва, даваемая и принимаемая среди лордов. Яростная решимость, с которой она готова защищать его от мрака беспамятства, не только ободрила, но и развеселила Дункана.
Она казалась такой хрупкой — горсть солнечного света, душистый ветерок, нежное тепло.
— Ты что, еще одна неустрашимая Боадицея, сражающаяся во главе воинов-мужчин? — мягко поддразнил ее Дункан.
Чуть улыбнувшись, Эмбер покачала головой.
— Я никогда не держала в руках палаша. Они мне кажутся такими большими и громоздкими.
— Феям и не полагается размахивать мечами. У них есть другое оружие.
— Но я же не фея.
— Так я тебе и поверил!
Дункан с улыбкой провел рукой по всей длине распущенных волос Эмбер.
— Как странно думать, что ты принадлежишь мне, а я тебе, — пробормотал он.
Эмбер не стала говорить Дункану, что он неправильно ее понял, потому что теперь в его прикосновении ощущалось что-то новое, чего не было раньше. Что-то, от чего по всему ее телу побежали тоненькие язычки — сладкого, тайного огня.
— Только если ты этого хочешь, — прошептала она.
— Я не могу поверить, что забыл бы такое волшебное, прекрасное создание, как ты.
— Все потому, что я не красива, — возразила она.
— Для меня ты так же прекрасна, как рассветная заря после долгой зимней ночи.
Неподдельная искренность, звучавшая в голосе и светившаяся в глазах Дункана, ощущалась ею и через его прикосновение. Его слова не были комплиментами, которые говорят из учтивости. Он говорил то, что было для него просто истиной.
Эмбер вздрогнула, когда Дункан большим пальцем очертил изгиб ее приоткрытых губ. Он это почувствовал и улыбнулся, несмотря на головную боль, вернувшуюся к нему, когда возобновились толчки пульсирующей в жилах крови. Эта улыбка была откровенно торжествующей улыбкой мужчины, как если бы он получил ответ на вопрос, который ему не хотелось облекать в слова.
Другая рука Дункана скользнула глубоко в волосы Эмбер, одновременно и лаская, и сковывая ее. От этого прикосновения тело ее пронизывали до сих пор не изведанные ею ощущения Не успела она дать им названия, как оказалась распростертой у него на груди; его губы прильнули к ее губам, а язык проник к ней в рот.
Удивление пересилило все другие обуревавшие Эмбер чувства. Инстинктивно она стала вырываться из крепких объятий Дункана.
Сначала его руки сжали ее сильнее. Потом, медленно и неохотно, он немного ослабил хватку — так, чтобы можно было говорить.
— Ты сказала, что принадлежишь мне.
— Я сказала, что мы соединены.
— Ну да, милая. Как раз это и было у меня на уме.
— Я хотела сказать… то есть…
— Что ты хотела сказать?
Прежде чем она успела ответить, на поляну, где стояла хижина, с лаем и завываниями ворвалась свора охотничьих собак. Эмбер поняла, даже не глядя в окно: это Эрик явился взглянуть на незнакомца, оставленного ее заботам.
Эрик придет в ярость, когда узнает, что она ослушалась его и развязала этого человека без имени.
Глава 3
Дункан резко сел в постели и тут же застонал от резкой боли в голове, где-то позади глаз.
— Ложись, ложись, — быстро сказала Эмбер. — Это всего лишь Эрик.
Глаза Дункана сузились, но он повиновался, уступая давлению ее рук на свои плечи.
Возмущенное кудахтанье и писк, доносившиеся со двора, дали знать о том, что собаки Эрика обнаружили кур. Когда Эмбер открыла входную дверь, выжлятник как раз затрубил в рог, скликая гончих.
Самая молодая в своре собака не послушалась приказа. Этот собачий недоросль только что обнаружил старого гуся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96